Логика Аристотеля. Том 2

p. 6a26

Но в особенности равенство количества является собственным.

Относительно ранее установленного собственного не было сказано, что оно не является собственным для количества: ведь это было очевидно из того, что говорилось о субстанции. Но это прежде всего собственное количество: то, что равное и неравное может быть артикулировано. И если мы также говорим о равном и неравном по отношению к чему-то другому, то это не само по себе, а случайно: например, мы говорим, что это белое тело равно тому белому телу, и точно так же оно неравно, но не по цвету, а по телу. Если кто-то спросит: «Как Аристотель отнес тело к субстанции и снова к количеству, хотя во введении мы говорили, что ничто среди существ не относится к двум категориям?», мы ответим, что он рассматривает тело по-разному: ведь есть материальное тело, например камень или дерево, а есть тело, понимаемое в терминах разума (например, математическое тело). Поэтому по субстанции он взял осязаемое тело, а по количеству – тело, понимаемое в терминах разума.

О «отношении к чему-то»

Прежде чем приступить к изучению учения о «отношении к чему-то», необходимо рассмотреть пять аспектов: его порядок, причину его названия, его природу, способ изложения и деление на типы. Во-первых, давайте рассмотрим порядок. Почему «к чему-то» представлено Творцом, если действительно существует простая категория, а «к чему-то» – сложная? Разве не легче изучить простое, чем сложное? Поэтому мы говорим, что раз в учении о количестве было упомянуто «к чему-то», то, чтобы слушатель не оставался долгое время в неведении, сразу же переходим к учению о нем, так же как в обсуждении субстанции после упоминания количества сразу же следуют рассуждения о нем.

Почему же тогда говорится об относительных вещах, а не об относительном вообще? Мы говорим, что, поскольку невозможно, чтобы одна вещь существовала сама по себе как относительная, она всегда рассматривается в паре; ведь правое определяется по отношению к левому, однако нельзя сказать, что оно само по себе является правым. По этой причине он много писал об относительных вещах, а о субстанции – в единичном виде; ведь возможно, чтобы одна вещь, например человек, была субстанцией, и точно так же возможно, чтобы два локтя назывались количеством, но в отношении относительных вещей это не так. Что касается их положения, то некоторые говорят, что по природе нет ничего относительного, а есть только положение, например, правое и левое и все подобные вещи, что неверно; ведь эти вещи известны по природе, так же как части тела рассматриваются по отношению друг к другу, например, печень находится справа, а селезенка слева, и никогда не может быть, чтобы печень находилась слева, а селезенка справа. Другие же утверждают, что все относительно, один из них – софист Протагор; он говорил, что каждый, кто утверждает что-либо, говорит правду; так, кто говорит, что мед сладок, говорит правду (ведь он сладок для некоторых), и тот, кто говорит, что он горек, тоже говорит правду, ведь он горек для тех, кто болен.

Поэтому Платон говорит в своем исследовании: «О Протагор, ты говоришь правду, когда утверждаешь, что каждый, кто говорит что-либо, говорит правду, или когда он говорит неправду; если же он говорит неправду, то разумно не верить ему. Но если ты говоришь правду, когда утверждаешь, что каждый, кто говорит что-либо, говорит правду, то мы должны сказать, что ты говоришь ложь, а это значит, что мы говорим правду, и, следовательно, ты снова говоришь ложь. Не все находится в отношении к чему-то; действительно, кто-то справедливо сказал, что некоторые вещи находятся в отношении к чему-то, тогда как другие существуют сами по себе; например, в отношении к чему-то мы имеем правое и левое, тогда как сами по себе мы имеем тело, человека: ведь человек, как человеческое существо, не входит в число вещей, которые находятся в отношении к чему-то. Эти рассуждения касаются природы вещей по отношению к чему-то. Что касается доктрины, то он использует такой метод, сначала давая определение, установленное древними, затем демонстрируя множество абсурдов, вытекающих из этого определения, и таким образом представляя их определенное определение, которое существует как единично, так и универсально».

Чтобы не создалось впечатления, что я просто следую древним определениям, сначала я представлю их определение в том виде, в каком оно относится конкретно к тому, к чему относится. Деление по тому, чем является нечто, может быть классифицировано следующим образом: те, которые подпадают под омонимию, когда подобное сходно с подобным, и те, которые подпадают под гетеронимию, когда правое относится к левому. Среди них одни делятся на содержащих и содержащихся, как двойное относится к половине двойного; другие – на управляющих и управляемых, как господин относится к рабу; третьи – на судящих и судимых, как воспринимаемое относится к восприятию воспринимаемого; четвертые – на причастных и причастных; Некоторые – по причастию и причастным, как говорят, что знающий обладает знанием; некоторые – по причине и вызванному, как отец относится к сыну; некоторые – по деланию и страданию, как тот, кто наносит удар, относится к тому, кого ударяют; и некоторые – по местным различиям, как левое от правого – левое, а правое от левого – правое.

p. 6a36

Почему так говорят?

Он использовал этот термин, как будто недовольный аргументом, «потому что он показывает множество абсурдов, которые следуют из этого определения, и поэтому он предлагает другое определение».

p. 6a36

Столько, сколько их есть.

Например, правша называется правым не из-за другого человека, а потому, что он прав.

p. 6a37

Или любым другим способом.

Поскольку он упомянул так много других, то, чтобы избежать предположения, что это относится только к общему, он говорит, что это в любом другом случае, то есть либо по отношению к дательному, либо по отношению к винительному.

p. 6b2

Есть также такие вещи по отношению к чему-то.

Поскольку первые относятся к количеству, а эти – к качеству, то показалось разумным разделить их; говорится, что есть и такие вещи, или что те относятся к общему, а эти – к дательному и винительному и имеют инверсию.

p.6b2

(Привычка), склонность, восприятие, знание, положение.

Рассматривая примеры, он дает нам восстановление их по отношению к чему-либо; ибо привычка, которая относится к общему | (ибо привычка, как сказано, есть привычка), и, наоборот, внешнее будет отнесено к дательному, а предрасположение аналогично будет отнесено к предрасположению, а различаемое будет различаться предрасположением, и либо знание будет отнесено к известному, а известное будет отнесено к знанию.

p.6b11

Существует также акт «прислонения».

И прислонение, и стояние, и сидение, говорит он, – это формы положения: ведь это виды положения, или положение относится к чему-то, так и эти относятся к чему-то; ведь либо все тело стоит прямо, что называется стоянием, либо оно полностью наклонено, что называется прислонением, либо одна его часть стоит, а другая прислоняется, что называется сидением.

p. 6b12

Наклоняться, стоять или сидеть.

Это, утверждает он, не позиции, если, конечно, позиция к чему-то относится; они не позиции, но произошли от уже упомянутых типов позиций: от стояния происходит акт стояния, от прислонения – акт прислонения, а от сидения – акт сидения. Точно так же, как они произошли от типов положения, так и акт лежания будет происходить из этой категории, то есть из положения, ибо это одна из категорий, ибо это категория стояния, прислонения, лежания и сидения. Таким образом, вид отношения к чему-либо, а именно положение, имеет категорию нахождения. И это неудивительно, поскольку два вида количества порождают две категории: место – в смысле «где» и время – в смысле «когда», причем не место называется «где», а вещи, которые существуют в этом месте, так же как и само время называется не «когда», а события, которые происходят во времени. Кто-то, однако, может удивиться, почему положение и стояние классифицируются по отношению к чему-то: ведь их действительно следовало бы классифицировать по категории «быть расположенным». Итак, мы утверждаем, что не все вещи, названные от чего-то, попадают в одну и ту же категорию: например, от грамматики мы получаем «грамматический», и грамматика как наука попадает в категорию качества, а грамматик – в категорию субстанции. Таким образом, в этих случаях мы называем деятельность по отношению к чему-то, а саму сущность – по отношению к месту.

p. 6b15

Существует также противостояние.

Другое наблюдение состоит в том, что по отношению к чему-то, что должно быть получено, существует противостояние. Это уместно, поскольку кажется, что вещи, связанные с чем-то, не имеют четкого определения, но обнаруживаются в других категориях, подражая тем, с которыми они связаны; например, поскольку нет ничего противоположного сущности и количеству, нет ничего противоположного и вещам, связанным с ними, как в случае с тройкой: то, что является тройкой по отношению к чему-то (ибо говорится, что оно тройка чего-то), и все же не имеет ничего противоположного, поскольку переплетается с категорией, которая не обладает этим. Точно так же и в отношении сущности (например), сын господина, правое и левое: им тоже нет ничего противоположного, поскольку они переплетаются с категориями, которые не имеют ничего противоположного. Но поскольку качество допускает противоположности, то и те, которые касаются его по отношению к чему-либо, тоже; например, добродетель противопоставляется пороку, а знание – невежеству. Следует заметить, что они противоположны друг другу, но не в том смысле, в каком они относятся к чему-либо | они различаются, как добродетель (добродетель серьезного) и серьезное (серьезное в добродетели), так же как порок к пороку и плохое к пороку плохого: но противоположны добродетели. Порок, по сути, противопоставляется серьезности. Поэтому противоположность рассматривается по отношению к чему-то, а это не относится ко всем вещам.

p. 6b16

Каждое из них относится к чему-то.

Ты должен знать, что все те, кто утверждает, что Платон так определяет отношения к чему-то, и полагает, что, говоря это, он имеет в виду сущность этих отношений, неверно представляют философа: ведь из того, что было сказано в [сочинении] «Оргии», следует, что он характеризует их как одно и то же: ведь он говорит: «Если агент существует, то необходимо, чтобы и пациент существовал», как он говорит, а не чтобы было сказано.

p.6b20

Кажется, что и большее, и меньшее существуют.

Другая квалификация отношений к чему-либо, о которой он упоминает, – это прием большего и меньшего. Это похоже на то, что было сказано ранее: ведь оно существует по отношению к чему-то, но не ко всему, и это было сказано справедливо: ведь было сказано, что там, где ощущается противоположность, существует и большее, и меньшее, и наоборот, там, где нет противоположности, не существует ни большее, ни меньшее. Поэтому, если в отношениях к чему-то есть противоположность, то в них также есть большее и меньшее. Однако не все они соответствуют этому типу, потому что оппозиция встречается не во всех из них.

p.6b28

Все направлено на что-то. Это еще одна точка наблюдения.

Чтобы понять, что значит быть описанным как «взаимное», мы должны сначала узнать, что такое само «взаимное». Вращение – это возвращение от одного и того же к одному и тому же. Вот почему мы говорим, что все вращается, потому что при движении по кругу все возвращается от одного и того же к одному и тому же. «Взаимное» означает равное вращение, ибо «вместо» означает у древних «равное», так же как «антитеос» означает «равное божество», а «антиайнира» – женщину, которая имеет равную с мужчиной власть, а большой палец (мы говорим) – «антишейр», потому что он имеет равную власть с остальными четырьмя пальцами руки. Поэтому то, что выражается по отношению к чему-либо в связи с взаимностью, подобно тому, как слуга является хозяином хозяина (а хозяин – слугой слуги). [Это началось со слуги и было возвращено ему]. Не только слуга отвечает взаимностью, но и хозяин].

p.6b28

Все обращено к чему-то. Это еще одна точка обзора.

Для понимания того, что значит быть описанным как «взаимное», мы должны сначала узнать, что такое само «взаимное». Вращение – это восстановление от одного и того же к одному и тому же. По этой причине мы говорим, что все вращается, поскольку восстанавливается из одного и того же в одно и то же при движении по кругу. «Взаимное» относится к равному вращению, ибо «вместо» у древних означает «равный», так же как « antitheos» означает «равное божество», а «antiainira» относится к женщине, обладающей равной силой с мужчиной, и большой палец (мы говорим) является «anticheir», потому что он обладает равной силой по сравнению с остальными четырьмя пальцами руки. Поэтому то, что выражается по отношению к чему-либо в связи с взаимностью, подобно тому, как слуга является господином господина (а господин – слугой слуги). [Это началось со слуги и вернулось к нему]. Не только слуга отвечает взаимностью, но и хозяин].

p.6b36

Иногда, однако, может показаться, что оно не перевернуто, если оно не знакомо.

Относительно чего-то он говорит, что между ними должно соблюдаться равенство, так что оно может быть и обратным, как человек обращается, а нелепое – нет. Но если они неравны, то меньшее следует за большим, как зверь следует за человеком, но большее не следует за меньшим, ибо человек уже не следует за зверем. Так что пусть это будет правилом в отношении чего-либо. Есть равенство, как между отцом и сыном, двойное к половине, которое также обратимо. Если же они неравны, то это уже не так: ибо если птице дано крыло, как крыло птицы, то оно дано не обычным образом; ибо мы не скажем, что птица с крылом есть птица, ибо не всякое крыло есть крыло птицы: ибо есть летающие существа, которые не являются птицами.

Поскольку крыло и птица – не одно и то же, но крыло превосходит птицу, если мы увеличим меньшее, то есть птицу, сказав «крылатый», мы поймем крыло как крылатого; так что все наоборот: ведь мы также говорим, что крылатый – это крылатый с крылом.

В этом примере меньше, чем в крылатой птице, которую мы растили, но в том, что будет сказано, больше, ибо когда руль корабля отпущен, разве он больше не рулит? Ведь мы не скажем, что корабль без руля, ибо у многих кораблей нет руля, как у акации. Поскольку они неравны, их нужно сделать равными. Неравное можно сделать равным, либо уменьшив большее, либо увеличив меньшее. Так что если корабль больше, а руль меньше, мы уравняем их, уменьшив больший и назвав его рулем, чтобы он тоже мог рулить, когда будет уравнен. Поэтому скажем, что руль – это руль, подобный рулю, и наоборот, что руль, подобный рулю, – это руль, подобный рулю. Так что в первом примере крылатая птица была меньше, чем крыло, которое мы увеличили, а во втором – больше, чем корабль руля, который мы уменьшили.

p. 7a5