Логика Аристотеля. Том 2

Иногда, однако, необходимо придумывать имена.

Тогда нам необходимо давать имена, говорит он, когда нет ни текста, ни имени, которые можно было бы противопоставить, как он сделал в отношении рулевого. Опять же, если голова сопутствует животному, и мы говорим «голова животного», это не противоречие, потому что мы не говорим, что животное – головное: у некоторых животных, например, у акулы, нет головы. Поэтому необходимо придумывать имена и вводить новшества в обычай, ведь противопоставление происходит привычным образом; так, правильно приписывается, когда мы говорим «голова рулевого», ведь, сказав так, мы можем назвать рулевого и головой рулевого. Всякий раз, когда мы хотим придумать имя, мы выводим его из первого и противоположного, например, от штурвала к рулевому, а от головы к голове рулевого, и точно так же в других случаях. И так все выражается в терминах чего-то противоположного.

p. 7a19

Если с первого.

Он дает нам правило, ибо мы не сможем правильно придумывать имена, если имя не встречается в обиходе.

p. 7a22

Итак, все с чем-то связано.

Ибо все, что присваивается, возвращается. Но если оно не было должным образом присвоено, то даже то, что обычно взаимно, уже не может быть взаимным; например, мы говорим «слуга хозяина – слуга», и это взаимно, как «хозяин слуги – хозяин». Но если слуга не отвечает должным образом, то есть не как хозяин, а как человек, то это уже не может быть взаимностью; ведь нельзя сказать: «Человек – слуга человека». Поэтому, если он не отвечает должным образом, он больше не может отвечать взаимностью, ибо взаимность возникает только и исключительно в соответствующих контекстах.

p. 7a31

Итак, когда что-то присваивается должным образом.

Если, говорит он, оно уместно соотносится с чем-то, то, отбросив все остальное, остается только то, с чем оно уместно соотносится, или взаимность, а в целом – отношение к чему-то; например, если слуга уместно соотносится с господином, а двойник или вместилище знания удаляется, то слуга остается тем же самым по отношению к сказанному, но если удаляется господин, то он уже не называется слугой.

p. 7a32

Помимо всего прочего.

И нет ничего удивительного в том, что эти вещи произошли; ведь дело не только в том, что они произошли, но в том, что эти вещи, которые произошли бы в отношении статуса слуги, рассматривались бы как произошедшие и были бы отнесены ко второй категории, но в первую очередь и сами по себе Хозяин является таковым по своей природе.

p. 7b15

Похоже, что вещи неразрывно связаны с чем-то.

Еще одно замечание по поводу упомянутых им вещей, которые по природе своей связаны друг с другом и никогда не могут существовать друг без друга: ведь когда говорят о рабе, то обязательно думают о господине, а если есть двойка, то должна быть и половина, и наоборот. Это очевидно, как и в большинстве случаев: он сказал, поскольку он собирается быть неуверенным в отношении некоторых других.

p. 7b19

Более того, эти вещи взаимозависимы.

Эти вещи не только связаны по своей природе, но и взаимозависимы: ведь если нет раба, то нет и господина, а если нет господина, то нет и раба. То же самое относится и к другим парам.

p. 7b23

Ибо познаваемое как бы предшествует знанию.

Теперь в связи со сказанным возникает недоумение, являются ли вещи, направленные на что-то, в то же время соответствующими природе, даже если познаваемое кажется предшествующим знанию. Таким образом, понятие «предшествование» двояко: один аспект относится ко времени, другой – к природе. Предшественник во времени – это то, от чего по отношению к настоящему расстояние больше, как в случае с прошлым: поэтому мы говорим, что Медийские войны предшествуют Пелопоннесским, так как их расстояние от настоящего больше, чем у Пелопоннесских войн. С другой стороны, обратное верно для будущего, где расстояние от настоящего меньше, чем от будущего: ведь завтрашний день предшествует послезавтрашнему. Поэтому то, что предшествует во времени, уже установлено. Но предшествующим по природе является то, что не взято вместе, и то, что вносит свой вклад, но не вносит, как в случае с животными и людьми. Ибо познаваемое, как представляется, предшествует познанию; без познаваемого нет познания, а без познания познаваемое не может существовать. Точно так же без воспринимаемого нет восприятия, но отсутствие восприятия не препятствует существованию воспринимаемого, например огня, земли и других подобных сущностей.

p. 7b24

Ибо, как правило, они уже существовали.

Он объяснил, что знание, как и сама глина, возникает вместе с тем, что известно, будь то несколько случаев или вообще ни одного. Он говорил это потому, что оно вытекает из определенного искусства и изобретения, как если бы кто-то культивировал другой стиль письма, отличный от общепринятого; ведь тогда известное не существует заранее, но знание приходит вместе с прогрессом изобретения.

p. 7b27

Более того, известное отрицается.

После изложения того, что было установлено ранее об известном, и утверждения, что мы обычно выводим науки из ранее существовавших вещей, он снова обращается к известному, которое по своей природе установлено заранее, ибо оно не отрицается, а отрицается.

p. 7b31

Например, квадратура круга.

Те геометры, которые, установив, что данная линия является равным квадратом, пытались найти равный квадрат для данной окружности. Многие, в том числе величайшие умы, искали, но не находили. Только божественный Архимед подошел к этому вплотную, но точное решение до сих пор не найдено. Возможно, это невозможно; по этой причине он сам сомневался, существует ли на самом деле известное решение. [И, возможно, по этой причине он не стал создавать еще одну прямую с окружностью, независимо от того, существует ли такое решение или нет]. Таким образом, он утверждает, что (если действительно существует известное решение) квадратура круга еще не является частью его знания, [из которого] вытекает известное из науки.

p. 7b33

О том, что когда живое существо удаляется.

До сих пор на примере того, что вспыхивает, он показывал конкретное; теперь же он показывает всеобщее относительно всего: ведь когда живое существо удаляется, удаляются и науки (ибо они существуют в душе в основополагающем предмете); но познанные вещи уже не познаются сами по себе, но как вещи, а не как знания.

p. 7b35

Аналогично этому и тому.

Уточнив аргумент относительно знания, он переходит к восприятию и показывает, что то, что раньше было ощутимо в восприятии, например теплое, сладкое тело, может существовать, даже если оно не является живым существом; тело также может быть подобно горькому или сладкому, черному или белому, которые являются ощутимыми.

p. 8a6

Более того, восприятие происходит одновременно с ощущаемым.

Ибо нельзя представить себе восприятие без тела; но тело становится воспринимаемым с восприятием, а не наоборот: ведь воспринимаемое может существовать и без восприятия, как, например, огонь, земля, вода и тому подобное.

p. 8a11

Поэтому оно должно предшествовать восприятию.

Следует отметить, что это не решает вышеупомянутых проблем. Поэтому важно отметить, что вещи можно понимать двояко: либо как отдельные сущности, либо как связанные, как отец и сын. Ведь если мы считаем отца Софрониском, а сына – Сократом, то Софрониск должен предшествовать Сократу: отец предшествует как причина того, что вызвано. Это верно, если понимать их как отдельные сущности (ведь Софрониск действительно будет предшествовать Сократу); но если рассматривать их как отца и сына, то они будут связаны одновременно. Таким образом, и знание, и известное будут существовать: если мы понимаем известное как вещь, например звезды, то известное будет предшествовать его пониманию (ведь звезды существуют до знания о них); если же мы понимаем его в связи с чем-то другим, то известное будет существовать одновременно с наукой: ведь в науке не было бы ничего известного, чего не существовало бы о ней. Утверждается, что известное существует вместе с наукой о нем. Если кто-то утверждает, что известное может существовать до соответствующей науки, то я утверждаю, что тогда наука также будет существовать потенциально. В целом, если одно может иметь другое, то и другое будет иметь другое. Если одно существует реально, то оно будет существовать реально, и все остальное последует; но если другое существует потенциально, то оно также будет потенциальным: ведь если известное существует реально, то и наука о нем обязательно будет существовать реально, тогда как если известное существует потенциально, то и наука будет потенциальной. Когда мы рассматриваем сущность знания или уловимую природу восприятия, мы рассматриваем ее не просто как сущность или как нечто уловимое, но скорее как вещь в себе.

p. 8a13

Существует также вопрос о том, нет ли его.

Они завершили определение древних вместе с сопутствующими замечаниями: поэтому, желая представить свое собственное определение, он сначала намеревается указать на некоторые особенности, вытекающие из этого определения. Действительно, особенностью является то, что части вторичных субстанций находятся в отношении к чему-то, то есть к субстанциям случайным. Деление происходит следующим образом: сущность является либо целым, либо частью. Это порождает четыре пары: одна – часть целого, например голова и рука; другая – часть целого, например Сократ и подобные ему сущности; третья – целое как целое, например человек; и часть как часть, например рука или голова. Из них три ни к чему не относятся, а одна – целая часть, которая является головой определенной руки, и считается, что она к чему-то относится: ведь есть определенная голова и определенная рука. Поэтому, говорит он, невозможно решить сложную проблему в соответствии с ранее установленным определением отношения к чему-либо.

p. 8a17

Ибо об определенном человеке не говорят, что он определенный.

Ибо когда говорят, что человек есть человек или вол определенной вещи, то это не как человек или вол, а как владение.