Человэльф

Туди Вейж:

– Виновны! Hominem non odi, sed ejus vitia. Не человека ненавижу, а его пороки.

Пэн-хоу Янлин:

– Виновны! Vitia erunt, donec homines. Пороки будут до тех пор, пока будут люди.

Тэнгу Тэтсуя:

– Виновны! Igni atque ferro vastare. Уничтожать огнем и мечом.

Юда Бильяна:

– Виновны! Mala herba cito crescit. Дурные примеры заразительны.

Очокочи Бесарион:

– Виновны! A capillo usque ad ungues. От волос на голове до ногтей на пальцах ног.

Рарог Мичура:

– Виновны! Semper percutiatur leo vorans. Пусть лев пожирающий всегда будет поражаем.

Ундина Адалинда:

– Виновны! Ad vitam aeternam. Во веки веков.

Гамадриада Дапн:

– Виновны! Casus incurabilis. Неизлечимый случай.

Леший Афанасий:

– Виновны! Ибо человек – это сloaca maxima. Великая помойная яма. Как и скопище разврата – человеческий город.

Все смотрели на Фергюса. Но он замешкался, как будто все еще не пришел к определенному решению. Он смотрел на Катриону. А она не сводила своего взгляда с него. Ее губы беззвучно что-то шептали. Но эдьф не слышал, что. В его голове с грозным ревом разбушевавшейся стихии билась кровь.

– Фергюс! – раздался окрик эльбста Роналда, резкий, как удар хлыста. – Мы ждем.

– Виновны, – сказал эльф. И, словно пытаясь оправдаться перед Катрионой, на глазах которой выступили слезы, он тихо произнес: – Мне хотелось бы сказать: «Absolvo te»! Оправдываю тебя! Прощаю тебе твои грехи. Но язык мой и разум мой восстают против моих чувств. Nomen est omen. Имя говорит само за себя. Anathema maranata! Да будут прокляты!

И он повторил:

– Виновна!

Эльбст Роналд торжествующе прорычал:

– Nemine contradicente! Без возражений, единогласно!

Кобольд Джеррик радостно осклабился и просипел:

– Но мы еще должны решить, какой казни предать изменников. Я предлагаю…

– Молчи! – рыкнул на него эльбст. – Не забывайся, тварь! Это мое право – право Верховного судьи.

– Прости, повелитель Роналд, – пискнул кобольд из-за высокой спинки стула, куда он спрятался от страха. – Mea culpa!

Эльбст обвел грозным взглядом членов Совета ХIII, но никто из них не собирался покушаться на его привилегии. И его вспыхнувший было гнев утих.

– Quae medicamenta non sanat, ferrum sanat; quae ferrum non sanat, ignis sanat. Quae vero ignis non sanat, insanabilia reputari oportet, – произнес эльбст. – Что не излечивают лекарства, то лечит железо, что железо не излечивает, то лечит огонь. Что даже огонь не лечит, то следует признать неизлечимым. Но такого не было со дня сотворения мира. Это древняя казнь. Наши предки предавали ей самых опасных еретиков и преступников.

Читая недоумение в обращенных на него взглядах, эльбст Роналд торжественно сказал:

– Человек и эльфийка будут преданы сожжению в жерле вулкана. Огонь испепелит их тела и очистит их души для будущей жизни.

Даже члены Совета ХIII замерли в ужасе, услышав этот приговор. Только кобольд Джеррик довольно усмехался, выглядывая из-за спинки стула.

Тишину разорвал дикий крик Катрионы. Она осела, бессильно цепляясь за стальные прутья, на пол клетки и, подогнув колени, громко кричала от боли. У нее начались схватки. Жестокий приговор спровоцировал преждевременные роды.

Борис тоже кричал, пытаясь разомкнуть стальные прутья клетки руками и броситься на помощь Катрионе. Сейчас он был похож на разъяренного зверя. Но внезапно клетку осветила короткая вспышка, похожая на молнию, и, пораженный ею, человек упал почти замертво.

Эльфийку подняли и унесли вбежавшие в зал надзиратели.

Глава 18

Фергюс вышел из зала суда, не дожидаясь, когда Верховный судья огласит приговор. Он не видел, как уносили Катриону, и не слышал криков Бориса. Все его мысли и действия были подчинены одной цели. Весь остальной мир для него перестал существовать.

Скинув мантию и надев свой привычный костюм, эльф в одиночестве поднялся в лифте на поверхность и покинул резиденцию эльбста. Оказавшись на улице, он сел в первое попавшееся такси и направился в аэропорт. Путь из Берлина до Парижа показался ему утомительно-бесконечным. Из аэропорта Шарля де Голля он, также на такси, сразу направился в пригород, где находилась частная психиатрическая клиника. Он спешил на свидание с Арлайн, которого ждал более ста лет. И насколько все это время он был невозмутим и внешне спокоен, настолько же сейчас возбужден и даже суетлив, словно терпение его, как пролитая в песок вода, иссякло в одно мгновение.

Клиника вызвала у Фергюса ассоциацию с большим белым пароходом, который плыл по зеленой глади травы на фоне голубого неба в пугающую неизвестность. Эльф незаметно для всех тенью поднялся на самый верхний этаж и уже взялся за ручку двери палаты, в которой лежала Арлайн, когда его остановили. Рука, ухватившая его за плечо, была в жирных складочках, с толстыми короткими пальцами.

– Куда, милок? – проворковал приторный женский голос у него над ухом. – Посторонним запрещено!

Фергюс оглянулся и увидел медсестру Жаклин. Подкупленная Грайогэйром, она зорко, как цербер, охраняла вход в палату Арлайн, не пропуская никого. Эльф не стал вступать с ней в пререкания. Он отмахнулся от нее, как от мухи. И Жаклин, выпучив глаза и широко открыв рот, словно рыба на раскаленной сковороде, тяжко осела на пол. Ее жирное тело мягко сползло вниз по косяку. Фергюс равнодушно перешагнул через него и вошел в палату, бесшумно притворив за собой дверь.

И сразу будто наткнулся на взгляд Арлайн. Замер у входа, не в силах сделать ни шага. Могло показаться, что минувшие сто лет вдруг обрели вес и тяжким грузом обрушились на его плечи, разом сковав ноги и до боли сжав горло, не позволяя дышать. Он даже забыл все приготовленные заранее слова.

Голубые глаза Арлайн, такие огромные на ее прозрачном, исхудавшем личике, просили о пощаде. Так показалось Фергюсу. Он поразился тому, какая она невесомая, даже на вид, как будто соткана из тумана и облаков. Но кровь все еще пульсировала под ее тонкой кожей редкими толчками, и ее взгляд по-прежнему волновал его.

– Вот и я, Арлайн, – внезапно охрипшим голосом сказал он. – Не ждала?

– Я очень долго тебя ждала, Фергюс, – возразила она, глядя на него небесными глазами. – Слишком долго. Боюсь, что ты опоздал.

– А что бы изменилось, если бы я пришел раньше?

– Уже не знаю. Может быть, все. А, может быть, ничего. В зависимости от того, с чем бы ты пришел.

– Может быть! Всегда только может быть, – пробормотал Фергюс. – Ты никогда не жила, Арлайн, а парила в облаках. Небожительница!