Химера

Глава 3

Неприметный в толпе, обтекавшей его, словно бурная река остров, Фергюс неторопливо шел по Светланской, главной улице Владивостока, которую горожане издавна облюбовали для своих вечерних прогулок. Он размышлял. В нем крепло убеждение, что смерть эльбста Роналда освободила его от необходимости странствовать с Альфом по миру, скрываясь от возможной кары Совета ХIII. Роналд был единственный из духов, которого Фергюс опасался. Кобольда он презирал и потому не считал достойным противником.

И, кроме того, Джеррику будет чем заняться в ближайшее время, думал эльф. Вуди Вейжа, вынашивающего планы мирового господства, не остановит смерть эльбста Роналда. А были еще гном Вигман, который едва ли примирится с диктаторскими замашками кобольда. Рарог Мичура, не терпящий над собой ничьей власти, ограничивающей его свободу. Леший Афанасий, вечный бунтарь и смутьян. И прочие могучие властолюбивые духи, за каждым из которых стоял его многочисленный народ. До Фергюса ли тут? Тем более, что эльф все еще официально был мертв и ничем не проявлял ни себя, ни своих амбиций.

Думая так, Фергюс заблуждался. Он плохо знал кобольда Джеррика. Но еще больше потому, что он… хотел заблуждаться. Он устал от бесконечных странствований, уподобивших его Вечному Жиду. И он желал, чтобы у его внука появился, наконец, дом. И родина.

Поэтому Фергюс сравнительно легко убедил себя, что ему не о чем больше беспокоиться.

Но один повод для беспокойства у него все-таки оставался. И это была Евгения. Альф слишком сдружился с этой женщиной, чтобы расстаться с ней безболезненно.

Фергюс понимал, что он сам виноват в этом. Он слишком долго закрывал глаза на очевидное, считая, что для достижения цели можно и нужно использовать любые средства. Целью был Совет ХIII во главе с эльбстом Роналдом. А Евгения – всего лишь средством, благодаря которому он собирался оградить своего внука от опасности.

И вот, когда цель была поражена, он понял, что просчитался.

И теперь надо было расплачиваться за это.

Если бы речь шла только о нем самом, Фергюс не колебался бы ни одного мгновения. Он расстался бы с Евгенией без сожаления. Она была всего лишь женщиной, человеком. И, следовательно, для него, эльфа, существом низшего порядка, не заслуживающим ни жалости, ни сочувствия. Но Альф…

Фергюс никогда не забывал, что его внук – только наполовину эльф. И ему свойственны некоторые недостатки людей. Например, жалость. Евгения кажется мальчику беспомощной, не приспособленной к жестокому миру, в котором вынуждена жить. Альф часто говорил об этом деду. И о том, что она нуждается в заботе и любви. В его, Альфа, любви. И в его, Фергюса, заботе.

Но это было до того, как появился Альб, ее сын. После этого Альф ни разу не сказал деду, что Евгения нуждается в их любви и заботе. И это внушало Фергюсу надежду на то, что Альф сумеет вырвать эту женщину из своего детского сердечка, и то не истечет кровью. А он, Фергюс, постарается залечить эту рану своей любовью. Безграничной любовью. Истинной панацеей от всех бед, которые могут, и когда-либо будут, угрожать Альфу.

Так Фергюс убедил себя в том, что ему не надо беспокоиться и в отношении Альфа.

И, как только это произошло, в его душу вернулись покой и умиротворение. Впервые за последние много лет. Это было замечательное состояние, схожее с эйфорией. Он даже попробовал насвистеть какой-то мотивчик, который неожиданно пришел к нему в голову, и с ужасом понял, что это та самая мелодия, под которую они танцевали с Евгенией в гостинице в Сеуле. Эльф сильно встряхнул головой, прогоняя ее, и поднял руку, останавливая такси. По пути в Сад-город он велел водителю остановиться возле кондитерского магазина и купил самый большой шоколадный торт, который там имелся, и несколько десятков пирожных.

Тортом Фергюс надеялся подсластить горькое, как он предвидел, известие, которое ожидало Евгению. Пирожные предназначались для мальчиков. Сам эльф предпочел бы выдержанный марочный коньяк, Augier или Remy Martin, чтобы отметить кончину эльбста Роналда. Но он был уверен, что найти такой во Владивостоке просто невозможно, в лучшем случае это будет La сognac de Napoleon. И, кроме того, на поиски пришлось бы затратить много времени. А Фергюс хотел как можно скорее расстаться с Владивостоком и увезти отсюда своего внука.

– Как сказал бы Альф, отряхнуть прах этого города с наших ног, – высказал Фергюс свою мысль вслух. И тут же нахмурился, поймав на себе недоуменный взгляд водителя такси.

Фергюс привык доверять своей интуиции. Желание эльфа покинуть Владивосток во многом было продиктовано именно ею. Предчувствие какой-то беды, которое его исподволь томило, было неосознанным, но от этого еще более тревожным.

Фергюса не ждали, расставшись с ним всего за несколько часов до этого и, как он уверял, надолго. Его неожиданное появление, да еще с тортом и пирожными, вызвало настоящую бурю радостных эмоций. Мальчишки визжали от восторга и прыгали вокруг него, изображая диких индейцев, исполняющих ритуальный танец охотников, а Евгения даже тайком прослезилась. Но, как она ни пыталась спрятать слезы, их заметили. И Альб с лукавой усмешкой на маленькой мордашке, с которой уже исчезло выражение постоянного страха, спросил:

– Мама, а что сказали бы по этому поводу твои китайцы?

– Они сказали бы, что лучше увидеть лицо, чем услышать имя, – с достоинством произнесла Евгения. – А еще, что нехорошо смеяться над маленькими женскими слабостями своей матери.

– И были бы совершенно правы, – заметил Фергюс. Но также не удержался от шутки: – Однако от горькой тыквы-горлянки родятся только горькие тыквы-горлянки. Так что, Женя…

– Согласна, – кивнула женщина. – Как говорят у нас в России, неча на зеркало пенять, коли рожа крива. Сама сколько раз смеялась над собственной мамой, когда она…

Голос ее упал, так что конец фразы никто не услышал. Евгения вспомнила, что ее мама мертва, и она этому виной. Но, чтобы не омрачать общего радостного настроения, женщина нашла в себе силы улыбнуться.

– Будем пить чай с тортом и пирожными, – объявила она. – А дядя Фергюс расскажет нам о своем путешествии, которое может быть занесено в книгу рекордов Гиннесса как самое короткое путешествие в истории человечества.

При этих словах женщина с тревогой взглянула на Фергюса. Но он встретил ее взгляд улыбкой, и она не осмелилась ничего спросить. Однако глаза ее внезапно стали печальными. Улыбка Фергюса была не искренней. Как будто он спрятал свое лицо под безликой маской, проникнуть под которую она на этот раз не смогла.

Евгения расставила крошечные фарфоровые чашки и блюдца из расписного китайского чайного сервиза по столу, вскипятила воду, разрезала торт на кусочки и разложила по тарелкам, принесла большую хрустальную вазу, в которую положила пирожные. И за все время не проронила ни единого слова. Зато мальчишки не умолкали. Они наперебой рассказывали Фергюсу о приключениях, которые пережили за сегодняшний день. В этой истории были и жгучая крапива, выросшая у забора в конце двора; и злющая соседская собака, которая рвалась с цепи и лаяла, не умолкая, слыша голоса за оградой, где раньше царили тишина и безлюдье; и ободранные при падении колени Альба; и синяк на щеке Альфа, неизвестно как там очутившийся к вечеру. И много, много других событий, настолько важных, что рассказ об одном тут же прерывался воспоминаниями о другом, и так же обрывался на полуслове, потому что следующий эпизод казался еще интереснее.

Фергюс слушал терпеливо и даже задавал вопросы. Но мысли его были далеко. Он никак не мог решиться нарушить почти идиллическое очарование этого вечера и объявить о том, что они с Альфом покидают этот дом, отправляясь в новое путешествие, уже вдвоем. Это было жестоко по отношению ко всем, а не только к Евгении. Фергюс давно уже не видел своего внука таким возбужденно-счастливым.

Евгения сразу заметила его состояние. Выждав, когда чашки и тарелки опустеют, она сказала:

– Сынок, помоги мне, пожалуйста, донести посуду до кухни. А ты, Альф, останься с дедом, чтобы он не скучал.

И вышла. Альб шел за ней, осторожно неся в вытянутых руках две фарфоровые чашечки.

Альф выглядел озадаченным.

– Я ее чем-то обидел, дед? – спросил он.

– Едва ли, – ответил Фергюс. – Просто она не хочет мешать нашему с тобой разговору.

– А мы разве о чем-то говорим? – еще более удивленно произнес мальчик.

– Нет, но будем.

– А, – протянул он понимающе. – Опять ты со своими секретами, дед! Что на этот раз?

– Остров Крит, – буркнул Фергюс. – Самая невероятная из всех известных природных аномалий. И называется она «Дроссолидес», что означает «капельки влаги». Только представь себе такую картину: перед самым восходом солнца, когда на землю опускается туман, под стенами замка Франка Кастелло начинается кровавая битва. Слышны крики сражающихся воинов, на турецком и греческом языках, стоны раненых и умирающих, звуки выстрелов, лязг холодного оружия. Затем все пропадает, так же внезапно, как и началось. Туман рассеивается. Мираж исчезает.

– И что это такое? – спросил Альф.

– Историки считают, что именно здесь, примерно сто пятьдесят лет назад, сошлись в сражении турки и греки. Предполагают, что историческое событие затерялось в информационном поле Земли и повторяется снова и снова, как только создаются определенные условия.

– А что тебе Гекуба, дед?

– Ты забываешь, Альф, что твой дед какой никакой, а ученый, пусть даже в прошлом, – с деланной обидой произнес Фергюс. Такова была его официальная версия в мире людей. Считалось, что сейчас он пенсионер. – В Академии наук меня попросили ознакомиться с происходящим непосредственно на острове и изложить свое мнение. Может быть, это поможет людям разгадать одну из загадок, которые им постоянно задает природа.

– Вот здорово! – восхитился Альф. – И когда ты едешь?

– Не я, а мы, Альф. И немедленно. Надеюсь, ты не против?

– Еще как не против! – заявил мальчик. Он вскочил со стула. – Надо рассказать об этом Жене с Альбом. Вот они обрадуются! Ведь они же едут с нами, дед?

– Нет, Альф, – ответил Фергюс. Ему с трудом удавалось не отводить взгляда от сияющих глаз внука. И он заметил, как те помрачнели при его последних словах. – Женя и Альб остаются. Ты уже большой мальчик, и должен понять. Им надо побыть вдвоем после долгой разлуки. Только вдвоем, Альф. Ты меня понимаешь?

– Понимаю, – Альф опустил голову, чтобы скрыть слезы обиды.

– Вот и хорошо, – с облегчением вздохнул Фергюс. – Тогда собирай свои вещи. А я пока поговорю с Женей.

Альф ушел в свою комнату на втором этаже. В столовую заглянул Альб. Увидев, что Альфа нет, он побежал по лестнице наверх. Вошла Евгения. По лицу Фергюса она поняла, что сейчас услышит неприятное известие. И заранее села на стул, чтобы ее не подвели ноги.

– Говори, Фергюс, – тихо произнесла она. – Я уже большая девочка. И не буду плакать. Как говорят в Китае, нет праздников, которые не кончались бы.

– Мы с Альфом уезжаем, Женя, – сухо сказал Фергюс. – Так надо. Обстоятельства изменились.