Савелий вернулся в свой взвод. Приняли его благосклонно – видимо дошли известия о героической обороне чикаанского поста. Через месяц сотня была переброшена на турецкую границу, где стоял батальон Гренардерского полка подполковника Симоновича. Бесчисленные вылазки лезгинов и турок случались ежедневно в разных местах и войска положительно теряли возможность поспевать везде, где появлялся неприятель. Больше всех докучал известный разбойник Кази-Махмад. Он появлялся внезапно, грабил быстро и исчезал, словно призрак. Подполковник поставил задачу заманить банду Кази-Махмада в ущелье между Гори и селением Каспи. Для этого конные казацкие разъезды должны были курсировать в районе средней Куры от Мцхета до Каспи. В случае обнаружения банды, казаки должны были спровоцировать Кази-Махмада на столкновение и заставить его броситься в погоню. Эта провокация, в конце-концов, должна была привести головорезов в нужно место, где их поджидали гренадёры подполковника Симоновича.
Во исполнение этого приказа взвод Григорьева второй день топтал берега Куры, изображая конный разъезд, заглядывая в каждую щель, в каждый закуток входящих в долину отрогов Шида-Картли, откуда вполне мог появиться Кази-Махмад. Спереди и сзади на расстоянии двух километрах шли ещё два отряда гребенцов. Переправившись на правый берег Куры, казаки решили заглянуть в небольшое ущелье между отрогами у местечка Квемо-Ничбиси. Узкая тропа поросшая с двух сторон непролазными зарослями огромных лопухов, круто поднималась к вершинам, где широко раскинулись буковые рощи. Казаки, растянувшись цепочкой, медленно двигались по дну ущелья. Они внимательно осматривали тропу, по которой, судя по сломанным растениям, совсем недавно проходили всадники. Савелий увидел, что ехавший рядом с ним здоровяк Фрол, поднял голову и словно собака нюхает воздух. Заметив взгляд Савелия, Фрол произнёс:
– Чуешь, вроде дымком тянет..
Савелий пошмыгал носом – и правда, тянет.
Взвод остановился. Запах дыма означал одно – где-то дальше в ущелье находятся люди и чтобы двигаться дальше, нужно произвести разведку. Григорьев, оглядев казаков, выбрал двоих: шустрого, невысокого Айдарова и Савелия. Пластунские навыки, приобретённые обоими в Приготовительном разряде, сейчас были кстати. Казаки спешились, сошли с тропы, и осторожно пробираясь между высокой растительностью, полезли вверх по склону. Достигнув гребня, они незаметно проползли до излома гряды и там затаились среди кустов. Разглядывая чашу ущелья, на краю леса, Савелий заметил всадника, а рядом с ним человека в тюрбане и черкеске, по видимому, стоящего здесь на страже. Они неторопливо переговаривались, при чём всадник, по видимому, наставляя стража, указывал то на ущелье, то в глубину леса. Продолжая наблюдение за ущельем, Айдаров вдруг толкнул Савелия в плечо, и протянув руку, показал на кромку деревьев на самом гребне горы.
– Смотри, там тропа.
Савелий пригляделся. Действительно между камней проглядывалась еле заметная дорожка, по которой медленно поднимались четверо всадников. Перевалив гребень четвёрка исчезла в горах.
– Жаль, я уж подумал, что здесь тупик. Пошли доложим унтеру, пусть принимает решение. – сказал Савелий.
Григорьев выслушал разведчиков и несколько мгновений искал выхода из создавшейся ситуации, затем он посмотрел на Айдарова и Савелия и приказал отправляться в Гори. Там найти подполковника Симоновича и доложить об увиденном. Вскочив на коней разведчики пустились в путь и через час, добравшись до штаба, доложили о людях Кази-Махмада. Симонович, вскинув брови, молча выслушал казаков. Весть о банде скрытно базировавшейся в ущелье, меняла разработанную ранее концепцию операции. Подполковник приказал казакам возвращаться обратно и ждать подхода батальона, затем подозвал штабс-капитана Александрова к карте и сказал:
– Роман Васильевич, исходя из новых данных я полагаю, необходимо произвести следующие действия: вам за два часа надо пройти по ущелью от Картисхеви вот сюда, в тыл логова Кази-Махмада и блокировать его с северо-запада. Я тем временем стану у местечка Квемо-Ничбиси и когда мы закупорим ущелье с обоих сторон, я начну операцию.
После новых вводных, Симонов пожелал штабс-капитану успеха и посоветовал отправляться в путь незамедлительно. Немногословный Александров взял под козырёк, и покинув штаб, отправился к своему батальону, стоявшему в засаде возле пещерного города Умплисцихле. Здесь, он объявил срочной сбор и уже через пять минут две роты гренадёров рысью отправились в Картисхеви.
Вернувшись в ущелье, разведчики обнаружили взвод на старом месте. Григорьев молча выслушал приказ Симоновича, кивнул, и со знанием дела, высказал свою версию дальнейших событий, из которой выходило, что банда Кази-Махмада будет блокирована с двух сторон и полностью уничтожена. Это так понравилось остальным казакам, что они стали наперебой высказывать свои версии о составе и количестве банды, о вооружении и о том, как бандиты будут реагировать на появление регулярных российских войск: побегут, или, собравшись в едины кулак, попытаются прорвать блокаду. Из дозора вернулся один из братьев Чернышовых, Семён. Он сообщил, что бандиты в роще жарят мясо. Запах стоит такой, что кишки сводит. Гады. Только теперь казаки вспомнили, что с утра ни кого не было и маковой росинки.
– Щас бы ударить.. – мечтательно произнёс Фрол почесывая свой огромный кулак.
– Да уж, жрать страсть, как хочется. – подтвердил маленький Айдаров. – Я бы наверно, быка съел.
– Подождём, – сказал рассудительный Григорьев, – нам задачу выполнить надо. Сделаем дело, живые поедят, остальным это будет без надобности.
Со стороны входа в ущелье послышались многочисленные конские шаги и вскоре на тропе появилась рота гренадёров в полной боевой выкладке, с карабинами наизготовку. Они двигались в строю по трое. В ехавшем впереди офицере, Григорьев узнал поручика Фатигарова, – весельчака, балагура и насмешника. Не смотря на свой весёлый нрав, поручик несколько раз дрался на дуэли, и саблей владел ничуть не хуже, чем своим острым языком. К тому же он был законченным фаталистом – его утверждение: «Победа в поединке, лишь отсроченная смерть в сражении с самим собой» – вполне определённо рисовало его жизненное кредо. Приблизившись к гребенцам, Фатигаров сделал невинно-удивлённое выражение лица и воскликнул:
– Боже, что за молодцы! Какие устрашающие папахи, газыри и кинжалы! Вас надобно пустить вперёд: голову даю – враг пустится драпать..
Казаки, плохо знавшие поручика, потянули руки к ножам и кинжалам, но увидев, что урядник улыбнулся, успокоились. Поручик, сделав серьёзное лицо, сообщил:
– Батальон прибыл и вы можете быть свободны. Остальное – наше дело.
Сказанное серьезно оскорбило казаков, сильнее унизить было нельзя. В руках само собой оказалось оружие.
– Я сказал прочь с дороги! – крикнул Фатигаров. – Это приказ подполковника.
Григорьев беспомощно огляделся.
– Как же так? Мы обнаружили их…
– Я не знаю, – смягчился поручик, – идите, говорите с ним.
Делать нечего. Григорьев отправил Семёна за братом. Уходили с позором, физически ощущая унизительные взгляды на собственных спинах. У входа в ущелье в боевом порядке стоял батальон Симоновича. Сам он на белом коне находился перейди своего войска, и увидев гребенцов, подозвал к себе Григорьева.
– Спасибо за службу, казак. Твой взвод здорово помог. Отмечу всех.
– Радыстаратьсявашвысокоблагородие! – выпалил Григорьев, вытянувшись в струнку.
Подполковник сделал жест, означавший: свободен, и отвернулся, чтобы дать команду батальону, но услышал голос унтера: «Виноват, ваше высокоблагородие, не надо нам награды, разрешите умереть в бою.»
Симонович удивлённо воззрился на Григорьева.
– Что?!
– Хотим учавствовать в операции. – стушевавшись, еле слышно произнёс урядник.
– Это ты так хочешь учавствовать, – усмехнулся подполковник, – ты же еле лопочешь.
– Никак нет! – заорал что есть мочи урядник. – Желаю биться с врагами России!
– Теперь верю, ладно, становись со своими орлами в строй.
Не веря своему везению, казаки, торопясь и мешая друг другу, поскакали строиться. Заняв, под сердитыми взглядами гренадёров, первый ряд на правом фланге, они успокоили коней, и успокоившись сами, стали ждать приказа. Наконец, услышав выстрелы, в глубине ущелья, подполковник привстал на стременах, и вытащив из ножен саблю, крикнул:
– С Богом, ребятки! Не посрамим Россию-Матушку! Уничтожим Кази-Махмада!
Батальон, ожив, двинулся в ущелье. Подполковник пришпорил своего белого коня и первым ступил на тропу, следом за ним двинулись гренадёры. Гребенцы, не долго думая, втиснулись за первой ротой и, довольные своей наглостью, устремились вперёд, предвкушая смертельную схватку. Достигнув поворота ущелья, у кромки рощи Савелий увидел дымы от выстрелов – это гренадёры Фатигарова, рассыпавшись по широкой чаше ущелья, приближались к окраине рощи. Навстречу им, прикрывая отход Кази-Махмада, выдвинулись около сотни лезгинов с обнаженными саблями и кинжалами. Основная часть банды уходила по тропе через гряду в другое ущелье, ещё не зная, что там их ждут две роты штабс-капитана Александрова. Лезгины рубились насмерть. Савелий видел, как горцы с кинжалами и криками: «Аллах акбар!» бросались на штыки русских солдат. Двое из них, уложив своих противников, направились к Савелию, со зверскими лицами и жаждой крови. Савелий на мгновение заробел, но спасибо Айдарову заоравшему за спиной: – «А ну подходи, вражина Господня!», встал наизготовку, и, не целясь, пальнул в голову ближнего супостата, одетого в богатый халат. Лезгин завалился назад с удивленным выражением на лице и дыркой вместо носа. Савелий выхватил саблю, с тем чтобы прикончить второго бандита, но его опередил выскочивший из-за спины Айдаров, который лихо раскроил второму лысый череп вместе с зелёной шапочкой из китайского шёлка. «Не зевай!» – веселясь, крикнул шустрый казак, вытирая саблю. – «Они уже кончаются.»
Через полчаса в ущелье не осталось ни одного живого бандита. Гренадёры бродили среди тел, добивая раненых. Тех, что ушли за перевал постигла незавидная участь – сто пятьдесят бандитов и сам Кази-Махмад были убиты гренадёрами штабс-капитана Александрова. Пока собирали трофеи и убирали убитых, выяснили, что лезгин, которого подстрелил Савелий, был ни кто иной, как Дорчи-бек, эмиссар Омар-хана Аварского.
Глава 8
– За него я получил свою первую благодарность и пять рублей серебром, – растянув рот в хитрой улыбке, не без гордости, сообщил прадед. – Скажу прямо – по дурному получил, как в рулетке.. Ну да ничего, будем считать, что это был аванс. Зато вторую получил за дело. Меня тогда как раз откомандировали в Гребенской полк есаула Егорова.
Прадед приосанился, насколько это было возможно при запущенной подагре, выпятил впалую грудь и, перескочив события годика на два, рассказал, как во главе Линейцев, одержав победу над персами, князь Цицианов не решился преследовать противника, но есаулы Сурков и Егоров с тридцатью казаками Семейного и Гребенского войска, обскакав гору, успели отрезать часть бегущей персидской армии и отбили 4 знамени и 4 фальконета. Глядя на трофеи добытые казаками, впечатлительный главнокомандующий тут же наградил наиболее отличившихся новыми
французскими карабинами, всем объявил отпуск и с очередным обозом все они были отправлены из Грузии в России. Таким образом, Савелий впервые за полтора года оказался в родных местах. По пути из Владикавказа ушли в свои станицы почти все двенадцать Линейцев, остались только Егор и Иван Сальковы из Калиновской и Камнев из Каргалинской. Сердце Савелия учащённо забилось, когда распрощавшись с побратимами, он свернул от Терека в знакомую рощу. На Южном посту стоял внушительного роста молодой казак из молодых, и приглядевшись, Савелий признал в нём соседского Ивана, жившего через три дома.
– Гурова Игната сын что ли? Ну и вымахал.. – удивился Савелий, проезжая мимо.
Казак приготовительного разряда Иван Гуров кивнул, и с уважением глядя на новенький красивый карабин Савелия, крикнул вслед:
– Вас дядька с возвращением. А где остальные..
На знакомой улице встречные станичники, узнав его, приветствовал и, провожая взглядом, недоумевали, почему герой вернулся один, и только Анисья, вышедшая из калитки в грубом, замызганном халате, прямо спросила:
– А где мужики наши, али поубивало всех?
– Нет, все на месте, живы-здоровы, шлют приветы. Вечером приходите к дому старшины, всё расскажу. – стараясь быть немногословным, ответил Савелий, и пришпорив Черныша, поскакал к дому.
Станичники, глядя вслед, судачили о причине его появления в станице. Версии были разные: толи сбежал, толи прибыл по ранению, а толи, вообще, – неизлечимо заболел и комиссован. Старый Гаврила Смирнов, оскалив в улыбке два последних зуба, выдал свою версию:
– Яво отпустили для отметки у жены: молодуха извелась совсем. Рожать ей давно пора – вот начальство об етом и прознало.