Оглянитесь сотник Черкашин

– Всё, возвращаемся в Чикаани!

Обратно ехали молча, все в дурном настроении. Савелий, покачиваясь в седле, размышлял о странном поведении князя. «Чертовщина какая-то.» – думал он. – «И князь какой-то странный.. А может он и не князь вовсе…» – Савелий обернулся к ехавшему сзади Григорию и спросил:

– Ты, когда разговаривал с князем, ничего странного не заметил?

– Заметил, но подумал, что он из местных удин, а они совсем не похожи на грузин. Они больше азербайджанцы. Вот что меня сбило с толку – признался Григорий. – Похоже дал я маху.

– Это что же получается – у нас под носом прошли враги?..

– Похоже так.. девица ещё эта..

– Она то, как раз грузинка. – заступился Савелий. – Я видел как она на меня посмотрела, словно сказать хотела…

Григорий промолчал, посмотрел на полоску неба, потом привстал на стременах, и обернувшись к ехавшим сзади казакам, крикнул:

– Что братцы приуныли, али по вам куры топтались!

Стегнув своего коня, он припустил к выходу из расщелины. Казаки оживились и, подняв головы, поскакали вслед за командиром, выкинув из голов досужие думы.

Глава 7

—Тогда мы до конца не знали, чем обернётся исчезновение мнимого князя. – поглощённый своими воспоминаниями, произнёс прадед, – но когда мы прибыли на пост уже уверились, что враги где-то близко.

Получив подробный рапорт, Котов распорядился усилить посты, а личному составу быть настороже. Это помогло вовремя обнаружить врага. Ближе к вечеру передовой пост стоящий на дороге в Гавази заметил около сот лезгин двигавшихся со стороны села Балгоджини. Пыль взбитая копытами коней, была видна издалека, двигались они очень быстро и явно направлялись в сторону Чикаани. Поняв это, разведчики решили закончить наблюдение и поспешили к башне. Котов приказал занять оборону, и к тому времени, когда появился авангард дагестанцев, кабардинцы вместе с казаками были готовы к встрече и ждали приближения врага. Но лезгины и аварцы остановились в недосягаемости выстрелов и посылали угрозы засевшим в башне. Неожиданно они смолкли: из массы враждебных горцев выехал всадник на вороном коне и Савелий тут же признал в нём «фальшивого князя». Узнали его и другие.

– Вот гад! – воскликнул Антип, – он у них за главного. Ну давай подойди ближе, я тебе голову прострелю.

– Ну уж нет, – возразил Григорий, который новой силой почувствовал прилив вины, – я сам с ним разберусь.

Савелий смотрел на самозванца, он видел, что тот издевательски улыбается, и обращаясь к стоящим за ним головорезам, выкрикивает оскорбительные слова, указывая в сторону башни. Савелий вдруг вспомнил встречу с Лавром у стен Кизляра и вздохнул: – «Сейчас бы ружьё Жирардони». Он вскинул укороченный кавалерийский карабин и прицелился в князя. Словно почувствовав это, самозванец вернулся в ряды своего войска и отдал приказ наступать. Лезгины взорвались боевым кличем и ринулись в атаку. Засевшие в башне спокойно следили за атакующими, ждали когда первые конники достигнут камней, отмеряющих расстояние для прицельной стрельбы.

– Ну братцы, с богом! Огонь! – скомандовал Котов, когда лезгины достигли зоны поражения.

Первый залп скосил передних всадников, и они на всём скаку рухнули на дорогу, завалив её раненными лошадьми и телами горцев. Следовавшие за ними, врезались в образовавшийся завал и беспорядочно отступили. Это дало время на перезарядку и второй залп кабардинцев догнал отступавших. Началась суматоха. Кони, потерявшие седоков, легко раненные потерявшие коней и уцелевшие всадники, вернулись назад, к основным силам, оставив на узкой дороге трупы коней и менее удачливых соплеменников. Почти сразу несколько смельчаков сделали вылазку и попытались расчистить дорогу, но были остановлены меткими выстрелами кабардинцев. Потеряв троих, чистильщики отступили. Тогда в стане нападавших произошло движение: всадники расступились и вперёд вышли около десятка кахов, грузинских крестьян живущих в этой части Алазанской долины. Угрожая кинжалами, лезгины вынудили заложников отправиться к месту завала.

– Вот гады! – услышал Савелий возглас лежащего рядом Егора Кармазина. – Они местных захватили.

Остальные защитники Чикаанского поста, с осознанием своего бессилия, наблюдали за тем, как подневольные крестьяне растаскивали трупы по сторонам дороги. Стоявший в проёме окна Котов выругался, плюнул и приказал, обращаясь к кабардинцам:

– Примкнуть штыки.

Все понимали, что следующая атака будет решающей. С высоты разрушенного этажа, Савелий наблюдал за действиями противника. В рядах нападавших произошла перегруппировка: хитрый аварский предводитель поставил вперёд ударную группу из двадцати всадников, по три конника в ряд. Образовавшийся своеобразный таран, должен был принять на себя основную мощь залпа обороняющихся и свести к минимуму поражающий эффект. Следом должны были наступать основные силы. Когда началась атака, Котов, понявший замысел противника, приказал вести беглый огонь. Потеряв ударную группу, лезгины преодолели расстояние до поста и окружили башню. Но здесь они были, как на ладони: обороняющиеся легко поражали врагов засевших среди камней. Это не останавливало нападающих, лезгины лезли к башне, теряя своих воинов и, наконец, подожгли дверь. Чтобы прикрыть тыл, Котов отправил пятерых кабардинцев вниз к лестнице. Нападавшие соорудили из сухого терновника нечто похожее на снаряды, подожгли и стали забрасывать башню и скоро она вся она окуталась сизым дымом. Бой продолжался около часа. Наконец, прогорев насквозь, дверь в башню рухнула. В неё сразу устремились несколько лезгин и тут же пали, сражённые залпом пятерых кабардинцев. Появившиеся следом горцы, обнажив кинжалы, вступили с ними в рукопашную. Несколько умелых выпадов и заколотые штыками, они испустили дух на полу башни, но пришедшие на смену им новые злодеи оттеснили кабардинцев на второй этаж. Положение становилось критическим. В это время Савелий, укрывшись за разрушенной стеной, заметил вдалеке большой конный отряд. С высоты было видно, что всадники выстроились колонной, как это принято в регулярных войсках. Впереди, выдвинувшись далеко вперёд, нёсся на гнедом жеребце лихой офицер. Из своего укрытия Савелий не мог разобрать что это за отряд и он окликнул Григория. Тот оглянулся и, пригнувшись перебрался к свояку.

– Гляди, – сказал Савелий, указывая на приближающийся отряд, – не могу понять что за люди. Вроде наши..

Григорий напряг зрение и несколько секунд вглядывался во всадника скакавшего впереди эскадрона.

– Так это же Габуадзе! – воскликнул он. – Штабс-капитан. Это самый бравый офицер нашего контингента. Эка прёт! Ничего не боится!

– Что он делает, – с тревогой проговорил Савелий, – смотри, как он оторвался от остальных, Или он думает, что… Нет ты посмотри, что он творит! – закричал Савелий, когда офицер на всём скаку врезался в ряды лезгинов. Габуадзе удалось зарубить несколько головорезов, но увы, получив несколько ранений, был изрублен лезгинами до подхода гренадёрского батальона. Озверевшие кабардинцы, на глазах которых был убит их командир, в полчаса разметали сотню головорезов. Беспощадно преследуя и убивая всех подряд, они загнали горстку уцелевших в лощину и там прикончили всех до единого. Фальшивого князя нашли на дороге среди мертвых тел. Он был ранен, но когда его вытащили из под убитой лошади, смог идти самостоятельно. Пока кабардинцы собирали зеленые знамёна, трупы и оружие, князя отвели к башне, где собрались защитники поста и оставшиеся командиры Гренадерского батальона. Поручик Минеев, старший офицер после гибели штабс-капитана, приказал пленнику встать на колени перед брошенными знамёнами.

– Скажи мне собака, удалось тебе дойти до Кварели? Удалось соединиться с отрядом Кази-хана? Молись, собака, своему богу!

Поручик достал из ножен саблю, прошёл по знамёнам и встал над пленником. Тот склонил окровавленную голову и стал читать молитву. Когда он закончил, Минеев занёс над ним саблю с тем, чтобы отсечь ненавистную голову, но его остановил возглас Григория:

– Подожди малость, ваше благородие, можно задать этому самозванцу один вопрос?

Прапорщик оглянулся на унтера.

– Что за вопрос, и почему ты называешь его самозванцем? – заинтересованно спросил Минеев. – Ты встречал его?

– Да вчера на выезде из Зинобиани, он представился местным князем.

Прапорщик посмотрел на пленника:

– Это правда?

– Да, – ответил тот, – только я, на самом деле, князь.. только аварский.

– Что за женщина была с тобой. – спросил Григорий, который был уверен, каким будет ответ.

– Моя пленница, дочь убитого князя Чаури. – с кривой улыбкой ответил аварский князь. – я её отправил с охраной в свой аул, но видимо не придётся воспользоваться..

Григорий кивнул прапорщику, показывая, что вопросов больше нет и Минеев, взмахнув саблей, отсёк князю голову. Похоронив врагов, батальон двинулся в сторону Кварели, где Кабардинским полком, под начальством подполковника Солениуса, был блокирован отряд Кази-хана.

Когда батальон ушёл, Котов построил отряд и подвёл итоги. Из двадцати кабардинцев осталось пятнадцать, из них двое были ранены, взвод Григория потерял двух казаков – совсем молодого Алексея Ухова и, к огорчению Савелия, Егора Кармазина, который постоянно находился рядом. Павлуше Евлампиеву пулей раздробило кость предплечья, ему наложили шину и приготовили к эвакуации. Для него война была окончена. В Зинобиани реквизировали телегу с волами, куда погрузили тела погибших и вместе с Павлушей и отправили в Гурджаани, где находился лазарет. Для сопровождения отрядили Антипа Залужного, который должен был доложить о результатах обороны чикаанского поста. Савелий возвращался в отряд с личной победой, он был доволен суровым испытанием, выпавшим на его долю, только вот трагичная судьба грузинской княжны долго не выходила из головы Савелия. «Я был прав – она искала защиты.» – думал он, вспоминая взгляд девушки, в котором явно присутствовал страх и отчаяние. – «Что теперь ждёт пленницу? Где тоскует христианская душа её?»

Прадед сглотнул комок засевший в горле и сообщил больше себе самому, чем правнуку:

– Мне долго не удавалось узнать о судьбе княжны. Сколько пленных аварцев, сколько торговцев, пришедших с той стороны, были мной допрошены – никто ничего не знал о ней. Только через полгода один лезгин признался, что это он, один из троих, сопровождал княжну в Гуниб. После известия о смерти Магомеда, так звали аварского князя, его брат Юнус, забрал её в свой дом.

Савелий умолк, засопел и Филе показалось, что он заснул. Чтобы не мешать ему правнук осторожно приподнялся с земли и хотел уйти, как прадед очнулся.

– Только через полгода…

Савелий снова пересказал рассказ пленного лезгина и продолжил своё повествование об удивительном крае, где виноградное вино пьют как воду, а виноградную лозу используют для поисков воды, где великие имена Багратидов, создававших государство, были забыты и процветало предательство грузинской элиты и грызня грузинских царевичей. В следующем 1803 году генерал-лейтенант Кнорринг был отозван вместе со своим заместителем Коваленским. Своим беспорядочным управлением Закавказского края они ожесточили грузин и народ, прежде мечтавший отделаться от членов царского дома, опять обратился в сторону братьев. Император Александр, узнавший об этом, отстранил Наместника и вместо него главнокомандующим в Грузии был назначен генерал-лейтенант, князь Цицианов. Сменная команда казаков, в составе конвоя генерал-лейтенанта Кнорринга, отправлялась из Закавказья домой. Среди них был и Григорий Ефремов. С печалью воспринял Савелий эту новость, но служба – есть служба. Расставаясь, они в последний раз отправились в знакомый духан, где впервые родственник познакомил Савелия с грузинской кухней. Григорий не скрывал своей радости:

– Представляешь: через две недели буду дома. Жаль ты не сможешь погулять на моей свадьбе.

– Ты женишься? – удивился Савелий. – Что, и невеста есть?

– Есть, но она пока не знает, что невеста. – рассмеялся Григорий – Это Катерина, дочь Петра Сёмина.

– Урядника что ли…

– Ну да..

В начале лета двести казаков под командованием майора Буткова и батальон пехотинцев отправились в путь по военно-грузинской дороге в Россию. Дорога, и до этого имевшая весьма плохую репутацию, по мере приближения к перевалу, становилась просто опасной. Люди, живущие в этих местах, всё чаще становились жертвами нападений лезгинов, аварцев и местных одиночек-абреков. На всем протяжении, от Земо-Млеты до Балты людей грабили, убивали, угоняли скот и лошадей.. Наиболее опасным местом на этом пути считалось Ларское ущелье, находившееся во владении одного из осетинских старейшин Ахмеда Дударова. Он жил на высокой горе в каменном замке, откуда с толпой слуг совершал разбои, грабил проезжающих, собирал дань с торговых караванов. Кнорре, поверив доносам жителей, послал вперёд роту пехоты и двести казаков. Когда Дударов увидел колонну казаков он велел поднять красное знамя. Это был сигнал военной тревоги. Но Бутков был человеком действия: не давая врагу опомниться, он с ходу налетел на деревню Чим, принадлежащую Дударову и, все что было вне замка, подверг полному уничтожению, в том числе древнюю мечеть построенную ещё во времена Шейх-Мансура. В это время со стороны Владикавказа появился батальон полковника Симановича, идущий в Тифлис на смену кабардинцам. Дударов понял, что сопротивление бесполезно и предпочёл сдаться. Надо сказать, что Григорий Ефремов при налёте на деревню был серьезно ранен в грудь: житель деревни выстрелил в него из ружья, когда он, ворвавшись во двор, зарубил бросившегося на него лохматого волкодава. Об этом Савелий узнал от прибывшего на ротацию унтера, который на вопрос Савелия: – «Насколько серьёзно ранен Григорий», тот ответи, что «жить будет».