– Они чтоли?
– Чуб отдам! – уверенно сказал Егор Иванович. – Они тогда только распалились. Теперь хотят поболее..
Савелий напряг зрение стараясь разглядеть непрошенных гостей. Трое из них были одеты в обычную одежду кочевников: стёганные фуфайки, штаны и папахи. Четвёртым был молодой ногаец в светлой черкеске, и дорогой каракулевой шапке. По надменному виду было видно, что он здесь является главным. Словно в подтверждение этого, Савелий увидел как молодой что-то сказал одному из кочевников. Что было сказано Савелий не услышал, но кочевник поклонившись, вместе с конём исчез в кустах. В это время стоящий сзади Букин прицелился и выстрелил. Молодой ногаец дернулся в седле, завалился набок и сполз с коня на траву. Обернувшись, Савелий, увидел сияющую рожу Букина.
– Кажись попал! – радостно сообщил рыжий. – С единого выстрела!
На другом берегу раздались крики. Ногайцы спешились и окружили раненного. Они были очень напуганы – вожак похоже, не подавал признаков жизни и это было пострашнее наших ружей. Подняв молодого ногайца, оставшиеся очень быстро перекинули его через седло, сели на коней и поспешили прочь от озера. Проводив их взглядом, Сёмин вздохнул.
– Кабы нам этот выстрел боком не вышел. Ты Савелий, поезжай к старшине. Расскажи ему обо всём. Боюсь, что надо ждать гостей.
Чрез полчаса Савелий, придерживая папаху, вбежал на крыльцо атамана.
– Дела.. – протянул Алексей Михайлович выслушав вестника. – Чёрт дёрнул этого Лешего стрелять! Не мог промазать для острастки. Давно такого не было.. чтобы убить. Тем более кого-то из знатных. Ох ты ж боже ты мой!
Лицо старшины исказилось как от зубной боли, он вскочил из-за стола и заметался по хате. Деревянные полы застонали под его широким телом. Побегав, он опустился на место, и глядя на Савелия, сказал так, как отдают приказы в военное время.
– Метнись быстро к хорунжию Кулебякину, пусть срочно летит ко мне. Сам отправляйся обратно, и чтобы там без геройства. Ждать нас!
Кулебякина Савелий нашёл быстро. Бравый хорунжий сидел в садку за столом, разложив перед собой кинжалы и сабли, любовно полировал клинки сухой ветошью. Выслушав Савелия, он загадочно улыбнулся и сказал: – «Пусть только сунуться». Затем, собрал оружие, встал и направился в хату. У двери он обернулся.
– А ты что думаешь: сунутся, аль нет?
– Я не знаю. – пожал плечами Савелий.
– Ну, ну. – буркнул хорунжий и скрылся в доме.
Савелий отправился обратно к месту дозора. На обратном пути к Каир-Чаклы он задумался о серьёзности создавшегося положения. Случайный выстрел мог спровоцировать большой конфликт с каганатом. А если убитый действительно из важных ногайцев? Эта мысль всю дорогу не давала ему покоя. Прибыв на место он заглянул в мазанку, и не найдя там никого, слез с коня и дальше отправился пешим. Дозорных нашёл в камышах. Они явно нервничали и с тревогой поглядывали за озеро, где за холмами и солончаками в расстоянии половины дня пути начинались территории ногайского каганата. Полдня – если ехать не спешно. Увидев его казаки облегчённо вздохнули.
– Ну что сказал Алексей Михайлович? – спросил Сёмин.
– Сказал ждать.– ответил Савелий.
Тем временем в станице усилиями хорунжия Кулебякина были предприняты необходимые действия и через два часа был срочно сформирован отряд из двадцати добровольцев, которые, побросав свои домашние дела, в полной боевой готовности собрались у дома войскового старшины. Казаки были заинтригованы и нетерпеливо топтались вместе с конями у дома атамана, желая услышать для чего они так скоро ему понадобились. Алексей Михайлович вышел на крыльцо, поприветствовал служивых и подробно обрисовал сложившуюся ситуацию. После этого он призвал казаков достойно встретить незваных гостей, и буде на то необходимость, уничтожить их. Казаки привычные к военным делам, почуяв драку, развеселились и с шуточками повскакали в сёдла. Ожидая командира, затеяли круговую джигитовку, своей лихостью и ловкостью бравируя перед атаманом. Алексей Михайлович, давая последние указания хорунжию, искоса наблюдал за казаками и довольно ухмылялся в усы. Наконец, Кулебякин получил задачу, спустился с крыльца и подошёл к своему жеребцу. Похлопав коня по шее, он почти не касаясь стремени, вскочил в седло и с криком «айда!» пришпорил коня. Тот хищно оскалился и рванул в улочку ведущую к северному валу. Казаки, прекратив джигитовать, выстроились в линию, и словно на верёвочке двинулись вслед за командиром. Хорунжий Кулебякин Матвей Иванович имел почёт и уважение среди подчинённых. Почти все его предки не доживали до сорока, и не потому что плохо воевали, а потому, что всегда лезли в самое пекло. Сам он не был исключеним из этого порядка, и к своему возможному концу относился с философским спокойствием. В свои тридцать пять он побывал в трёх баталиях, был ранен трижды и трижды награждён. К своему сегодняшнему заданию относился как к лёгкой прогулке, не более. Мало ли что там почудилось Сёмину. Он конечно, бывалый вояка, но кто не ошибается? В конце концов дальше будет видно – что да как. Поглядим..
Сорвавшись с места в цепочке, его догнал урядник Ерёмин Игнат Егорович.
– Матвей Иванович, я вот что.. – начал урядник. – Если будет заварушка, нам бы разделиться: я бы с десятком пошёл к урочищу Карасу, а вы к дозорным на Каир-Чаклы.
– Брось Игнат, ты что всерьёз думаешь, что ногайцы осмелятся напасть? – куражась спросил Хорунжий. – Я слышал у них сейчас не до этого – у них сын хана женится. Так что расслабь пожалуйста булки и постарайся сидеть ровно.
Сзади раздалось дружное ржание. Матвей оглянулся на казаков.
– Ну вот видишь, даже жеребцы смеются!
Пока ехали тени от деревьев стали длинней и дорога в лесу погрузилась прохладную негу. Дорога пошла вверх. На пригорке среди акаций показалась мазанка дозора. Кулебякин увидел как из дверей домика выглянул Букин. Заметив приближавшийся отряд он скрылся внутри и вынырнул обратно уже в папахе. Казаки спешились. Рыжий подошёл к хорунжию и доложил по форме, что пока всё спокойно: Сёмин и Черкашин сидят в дозоре, а он ожидает распоряжений от старшого и ведёт наблюдение за дорогой на урочище Карасу.
– Из-за тебя здесь. – сказал Кулебякин. – Гордись! Пуля, как говорится – дура…, но и ты не подкачал..
Рыжий стал пунцовым и обиженно проговорил.
– Я был в дозоре и стрелял по праву. Кто мне попеняет?!
– А я что, пеняю тебе? – ответил хорунжий. – Стрелял ты правильно – спору нет. И вопросов нет. Только вот другой бы подумал как это сделать. Голова на то и дадена, чтобы думать, а не только папаху носить. Веди к старшому.
Прошли к камышам. Кулебякин поздоровался с Сёминым, посмотрел на берег куда показывал унтер. Постукивая плетью о сапог испачканный гамулякой, сказал.
– Надо бы осмотреть место, где были ногайцы.
Сёмин покачал головой и с сомнением ответил.
– Туды же крюк какой. Да и рискованно…
– Ничего, мы аккуратно. – успокоил его хорунжий. – Глядишь чего найдём.
Взяли с собой двоих казаков. Намётом двинулись вокруг озера, мимо заросших осокой болот к холмам на той стороне. Сёмин скакал впереди и время от времени поглядывал на север, где до горизонта расстилалась степь в перемешку с солончаками. Солнце склонилось к закату и степь на той стороне местами блестела словно стеклянная, а воздух вился и колыхался призрачным маревом. Проехав кучки деревьев и кустарников, по еле видным тропинкам оказались на месте. Сёмин и Кулебякин спешились, прошли к берегу, где, на вытоптанной, испачканной кровью траве, нашли серебряный наконечник газыря.
– Дорогая штука. – заметил Сёмин, который с самого начала был уверен, что молодой ногаец не из простых.
– Согласен. – произнёс Хорунжий рассматривая филигранную насечку. Он обернулся к казакам и приказал. – Двигайте пока светло к границе. Может что разузнать удастся. Только осторожно, без геройства.
К вечеру вместе с темнотой на землю опустилась ночная прохлада. Разведчики не вернулись. Кулебякин решил ждать до утра. Рассредоточив казаков по двум направлениям, выставил дозоры. При лунном свете окрестности Каир-Чаклы были видны далеко до самой рощи урочища Карасу. Всю ночь дозорные, сменяя друг друга пялились на далёкие ночные холмы, поросшие скудной растительностью, на курган, где с неизвестных времён стоял памятник в виде истукана, на берег озера, где был застрелен молодой ногаец..
На утро, лишь только начал спадать утренний туман, на дороге ведущей в Калыр-Орзу, появились два всадника с копьями. На копьях были насажены головы разведчиков. Миновав мостки ручья они остановились напротив плетённого укрытия, подняли копья и закричали.
– Война Урус! Каар! Смерть всем за смерть Абана! Каар! Ваш башка будет вот так! Урус – йитлар!
Дозорные вызвали Кулебякина. Он вышел на встречу всадникам. Стараясь не поддаваться захлестнувшей его ярости, при виде отрезанных голов станичников, спросил.
– Что шумим? В чем дело?
Ногаец в кожаных доспехах, поняв, что перед ним русский начальник, схватился рукой за саблю, но когда увидел нацеленные на него ружья, с нескрываемой ненавистью произнёс.
– Война всем вам! Йилары поганые! Вы убили сына наместника хана Гирея. За это вам каар наша! Готовьтесь, сюда идут воины кипчаков. Смерть вам!
Кулебякин оглянувшись на казаков, спросил:
– Всё ясно, станишники? Тогда отомстите этим собакам за наших братьёв!
Он не успел махнуть рукой, как раздался залп и ногайские «послы» попадали с коней.
– Это они йилары, собаки кипчакские. Только теперь дохлые. – сказав это, хорунжий развернулся, и подойдя к Сёмину, тихо попросил:
– Скажи чтоб убрали головы братков.
Глава 4
– Да уж, тогда много погибло хороших казаков, – вспоминая об этом дне, говорил старик. – Я тоже был ранен..