Когда зазвенит капель

Даша вчитывалась в имена, фамилии, даты. Семидесятые годы. И ни одного знакомого имени. И только на судебном решении под круглой закорючкой подписи фамилия: Невская Вера Васильевна. Вот оно. Бабушка. Почему ты хранишь эту папку, бабушка? Почему среди сотни твоих дел – это лежит не в архиве?

Даша воровато оглянулась на пеструю занавеску, стыдливо прикрывающую проем без двери и села на пол. Постель, идеально гладкую, мять не хотелось.

Ей вдруг стало не по себе. Будто она как непослушный ребенок подглядывает в замочную скважину. Будто сейчас ее застукают и накажут.

Страницы дела словно театральный занавес открывали ей другой, чуждый мир. Мысли роились в голове, перебивая одна другую, но ответов все не было. Это был целый морок невыразимого: она не понимала, как найденная папка связана со словами тети Лены о какой-то ошибке, почему тетя говорила об этом так, будто доверяла ей нечто, что скрывала всю свою жизнь, правда ли что над их маленькой семьей много лет назад нависла угроза, и почему ее преследуют неудачи одна за другой.

– Страшно, правда?

Бабушка неслышно подошла к ней сзади.

Даша вздрогнула. И обернувшись, взглянула ей в лицо, прошептала:

– Зачем это здесь?

Бабушка села на кровать, смяла безупречную гладь покрывала, зажала руки между колен и, наклонив голову, как человек, который о чем-то скорбит или молится, произнесла:

– Зачем… видно пришла пора рассказать тебе…

Ты ведь знаешь, что я не всегда жила в этой глуши и ходила за коровами. Когда-то, много лет назад, я знала другую жизнь. Счастливую, в достатке и уважении. Я же была народным судьей, мы с твоим дедом как сыр в масле катались! Хорошее время было… Пока не грянул гром.

В те времена интернетов этих ваших не было и такое не показывали по телевизору, да и в газетах не писали. Но случись что – слухи расходились словно круги по воде.

Пришла беда – отворяй ворота. На весь город гремело тогда – пропала девочка. Десяти лет всего, ушла в школу и не вернулась в обед. Не пришла и вечером, и наутро. А уж когда милицию с собаками на уши подняли, то нашли ее за гаражами, завернутой в одеяло. Уж не знаю, как оперативники сработали, а только убийцу нашли очень быстро. Да он не просто ее убил, а сотворил с ней кое-что куда хуже… Город гудел как улей. Люди были злы и напуганы. Страшно стало детей отпускать. А моим девчонкам как раз тогда столько же исполнилось.

И вот его поймали. Следствие было, чистосердечное из него даже выбили – вот оно все тут. Даже адвокат в суде и тот молчал. А народные заседатели разве что не порвали его там же. Заседание открытым было, чтоб не повадно, значит. Народу набилось тьма. И среди всех – жена евошняя. Я тогда думала, бомжиха какая-то, удивлялась еще, почему ее в КПЗ не забрали. Грязная, вонючая. И вот как вынесли мы ему смертный приговор, дак она соскочила, стала визжать, руками размахивать, ко мне прыгнула. Я и глазом не успела моргнуть, как она бумаги на столе подожгла, и как только пропустили ее со спичками? Ну ее скрутили, увели конечно, да только у меня ее крик до сих пор в ушах звенит. Прокляла она меня и весь мой род…

– Но почему? Ты ведь сделала все по закону?

Даша поднялась с пола, села рядом с Ниной Васильевной, взяла ее за руки.

– Закон… – она сморщилась. – Каждый из нас – сам себе прокурор. Я себе приговор подписала.

– Я не понимаю, бабушка…

– А через месяц повторилось все. Еще одну маленькую девочку нашли убитой. Тот же почерк, те же следы. Тогда-то я и поняла, что ошиблась. Чудовищно ошиблась. И стоило это жизни невиновному человеку. Его жена была права, и месть ее жестока.

Все пошло наперекосяк сначала у меня. Буквально через две недели твой дед разбился в машине насмерть. А потом, когда Леночка с Маринкой подросли – и у них тоже. Каким богам я только ни молилась, что я только ни делала! Все бесполезно. Все… И в церковь ходила, и к бабкам, и экстрасенсу даже. Она мне тогда сказала, что проклятие это на мужиках завязано, на нашей к ним слабости. И что если с ними отношений не иметь, то и в жизни все будет сносно.

Вот и стала я девок учить хвостом не вертеть да на парней не заглядываться. Леночка-то умница у меня, послушалась, в девках ходит до сих пор, зато работа на зависть и живет себе припеваючи. А Маринка… Эх… Вскружил ей голову отец твой, алкаш покойный, и на себя несчастие навлек, и ее измучил… А когда Маринка поняла наконец что к чему, стала тебя учить уму-разуму. Добра она тебе желала, а ты туда же… Уже я вижу успела беды натворить с мужиками, раз пришла искать правды?

– Успела… Но я люблю его, – сказала Даша и слезы высохли, не успев пролиться, – любила, – произнесла она твердо. После той новогодней ночи, когда она, ошеломленная переменой в Сашкиных глазах, времени, проведенного в больнице, когда он отписался одной-единственной дежурной фразой, она поняла, что вместо души у нее – выжженная пустыня и там не осталось больше чувств к этому человеку. – На чужом несчастье счастья не построишь, правда ведь?

– Правда.

– Но что же делать? Что же мне теперь, всю жизнь, как тетя Лена, одной жить? Не сметь даже взглянуть в их сторону? Отвергать все ухаживания? Завести кошку и в сорок лет состариться?! – уже почти кричала Даша.

– Нет, дочка, конечно же нет! Мы что-нибудь придумаем!

– Что?! Что мы придумаем? Ты же сама сказала, что ничего, ровным счётом ничего не помогает! Все эти способы, они не работают!

Бабушка молча погладила Дашу сухой морщинистой рукой по щеке, а потом ее рука безвольно упала на папку, которую все еще держала в руках Даша. И тут же, как будто ей нужна была только эта небольшая подсказка, прочитала все знаки, которые до этого тревожили Дашу, и пазл наконец сложился.

– А эта бомжиха… ну, то есть, жена его… Что с ней потом стало? Ты вообще знаешь, как ее зовут?

– Чапчавадзе Тамара Петровна. Я это имя на всю на всю жись запомнила… Да ты и сама посмотреть можешь, в деле все написано. Я когда поняла, что это из-за нее все так получилось, хотела найти ее, прощения просить да в ножки кланяться. А только поздно уж было… Померла она через неделю примерно опосля расстрела… Я на кладбище потом ходила, на могилку еешнюю, и молилась, и плакала. Да только видать крепко она на меня разозлилась, ой крепко.

– Ты знаешь, где она похоронена?!

– Знаю конечно, говорю ж, ходила тудыть как к себе домой.

– Где? Расскажи, бабушка!

Бабушка наклонила голову вбок и испытующую посмотрела на Дашу.

– Расскажу, если ты пообещаешь не рисковать жизнью. Я не дура. Вижу ведь, что ты что-то задумала.

– Не стану я рисковать!

Бабушка пристально посмотрела на нее.

– Обещай.

– Ладно. – сказала Даша. – Обещаю.

Бабушка глубоко вздохнула.

– Чапчавадзе Тамара Петровна похоронена на Бактинском кладбище двадцать восьмого апреля семьдесят четвертого года. Его тогда открыли недавно. Так вот могилка почти в первой линии, там как заходишь сначала почетные места, а вот по левой стороне сразу за ними и есть она.

– Я знаю, что делать, бабушка. Ты не пробовала еще один, последний способ снять проклятье.

– Это какой же? – бабушка странно прищурилась, словно опасаясь за Дашин рассудок.

Вместо ответа Даша поднялась, завязала веревочки на папке с делом и убрала назад в ящик.

– Мне нужна лопата и керосин. А еще термос с горячим чаем и пирожки. Сделаешь пирожков?

– Это еще зачем? Что ты такое удумала? Ты мне обещала, помнишь? – бабушка поджала губы, словно пытаясь успокоиться.

– Бабуль, я все потом расскажу, – и Даша коротко и тихо рассмеялась, окрыленная внезапной догадкой. – Испеки пирожков. С капустой!

И она звонко чмокнула бабушку в краешек рта, откуда веером разбегались морщины и побежала за своим телефоном, который не доставала уже целую неделю.

Глава 20

Даша включила мобильный интернет, чтобы удостовериться в своей догадке, а заодно и посмотреть на карте схему проезда к кладбищу. И сразу же телефон брякнул новым сообщением в чат. Сашка?! Сердце дрогнуло и забилось быстрее. Но нет, это Эдик.

[15:36, 23.01.2020] «Привет, ты как?»