Храни меня на вираже

– Хорошо, понял. Спокойной ночи.

И Натан остался один у костра, Волчка где-то носило. Тихонько потрескивали поленья. Он не мигая, забывшись, смотрел на огонь. Вдруг он представил, как в этот самый момент Тарас обнимает её, тёплую, сонную, с пушистыми завиткам слегка вьющихся волос, а его губы настойчиво ищут в темноте её мягкие полураскрытые губы. И находят…

Меро порывисто встал и пошёл к воде. Яркая огромная луна отражалась в реке, щедро даря серебристые блики неподвижной водной глади. Красота завораживала. Где-то в груди щемило сердце. Ощущение неполного счастья вдруг нахлынуло на него. Ведь всё вроде отлично. Но когда чего-то не хватает, когда картина не завершена, острее чувствуешь красоту, недосказанность и хрупкость момента. В этом и прелесть жизни. А пресыщение, оно отупляет. Ведь недаром говорят: настоящий художник должен быть голодным… Его мысли прервал пёс – бесшумно появился ниоткуда и сел рядом.

– А, это ты, бродяга!

Ещё немного постояв, Натан пошёл вдоль берега, пёс не отставал. Где-то недалеко всплеснула крупная рыба. Пёс поднял морду на друга.

– А что, если я отобью твою хозяйку? – вдруг спросил Натан. – Вот возьму и отобью. Как ты смотришь на то, чтобы поехать со мной в Бельгию? Разумеется, с хозяйкой.

Волчок всем своим видом показывал, что он не против.

– Как там по-русски говорится? Замётано! Осталось только её уговорить, – грустно усмехнулся Натан.

Присев на корточки, он опустил ладони в прохладную воду, умылся. Потом они не спеша двинулись к лагерю. Там стояла тишина, костёр уже почти догорел, вместо огня была россыпь красноватых тлеющих угольков. Натан погладил пса на прощанье и пошёл к своей палатке. Перед тем как залезть в неё, посмотрел на чистое, без облаков, звёздное небо. И будто для него из темноты мерцающей бездны яркой стрелой пронеслась звезда. Как надежда. А может быть, утешение.

* * *

Заснул Натан быстро: не ворочался, не лежал с закрытыми глазами – как выключился. «Включился» уже утром, правда позже обычного. Оказалось, он проснулся не первый. Костёр жарко горел, Серафима сидела у котелка, помешивая содержимое. Затем сняла пробу.

– Привет, давно встала? – спросил он, подходя к костру.

– Ага. Достань, пожалуйста, котёл, у меня не получается: огонь сильный. Каша уже готова. Пора доставать, а не то подгорит.

Натан ловко кухонной прихваткой подцепил дужку котла и аккуратно снял его.

– Спасибо! – поблагодарила она, посмотрела в его лицо и вдруг охнула.

– Ой, ты ресницы опалил… И брови немного, – ужаснулась она.

– Не беда, отрастут.

Сима провела подушечками пальцев по его бровям, исследуя масштабы катастрофы.

– Брови почти не пострадали, только чуть-чуть видно, – пыталась она успокоить то ли себя, то ли Натана. – Зеркальце принести?

– Зачем? – засмеялся Меро, забирая её руки в свои. – Мужчине не важна красота.

– А что важно? – смутилась она, делая слабую попытку отнять руки.

Они стояли недопустимо близко друг к другу, так, что каждый слышал дыхание другого. Она потерялась, внутренне заметалась, напряглась, как струна. Её испуганные глаза умоляли. И Меро, почувствовав её замешательство, с сожалением отпустил её руки.

– Что важно, что важно… Например, вовремя поесть, – пошутил он, разряжая неловкость паузы.

– Ой, каша же готова! Я сейчас! – наклонилась она к котелку с поварёшкой.

И через минуту Меро уже с аппетитом пробовал кулинарный шедевр под названием каша «Дружба».

Ему показалось, что Серафима с облегчением выдохнула: опасный момент был пройден, их общение вновь вернулось в привычное русло.

– А почему «Дружба»?

– Тут не одна, а три крупы: гречка, овсянка и пшёнка, – пояснила Новицкая.

– Очень вкусно, – похвалил он. – Необычно и вкусно.

Потом она заварила кофе, принесла ему и себе. Разговор, заведённый с одной целью – не молчать, то затихал, то вновь оживлялся. Они старались не смотреть друг на друга, говорили тихо, периодически отвлекаясь на собаку, которая теребила то хозяйку, то Меро, требуя внимания. Вдруг Натан резко прервал её на полуслове: «Стоп!..»

– А вот сейчас посидите оба какое-то время, не меняя позы, ладно? – попросил он, отставляя чашку в сторону и берясь за карандаш.

– Хорошо, как скажешь. Но за Волчка я не ручаюсь, – предупредила Серафима.

Натан подошёл к кастрюле со вчерашним шашлыком, выудил оттуда два кусочка. Один скормил псу и пообещал:

– Посидишь смирно – получишь добавку, или, ты меня знаешь, я сам съем.

Новицкая рассмеялась: Волчок понял сразу, повторять не пришлось. Натан сел напротив и стал быстро набрасывать на бумаге. Теперь он мог сколько угодно смотреть ей в глаза. И он смотрел, передавая одним взглядом, без слов, что она для него теперь значит…

Серафима как могла сохраняла внешнюю невозмутимость. Конечно же, он был ей симпатичен. Он был личность! Ей нравилось его общество, он был совсем другой, нежели Тарас. Более тонкий, более чувствующий. Это нисколько не умаляло его мужественности. Что-то поняв на интуитивном уровне, он мог сдержать себя, уступить там, где другой бы взорвался. А мог, наоборот, почувствовав слабину зарвавшегося противника, жёстко поставить его на место. Он лишь слегка приоткрылся ей, и она поняла, насколько глубок внутренний мир гонщика Натана Меро.

Серафима прекрасно чувствовала его интерес к ней как к женщине. В другой период жизни она бы только обрадовалась этому, но сейчас… Сейчас у неё был Тарас. Давно уже родной человек, чьи привычки она знала, как свои, чьё настроение она ловила с лёту, как только тот заходил в квартиру. Она была уверена: повышенное внимание Натана тут же спровоцирует её мужчину на ревность. Кто угодно может стать причиной его страданий, только не она, Сима. Она не хотела причинить боль после всего, что он пережил! Поэтому сейчас ей было неловко и терзало чувство вины. Хотя, по сути, вины не было, она ведь никому не пыталась понравиться!

Подошедший Андрей Косов появился весьма кстати – она сразу переключилась на него.

– Прости, – сказала она Натану, поднимаясь. – Пойду Андрея завтраком кормить.

Волчок тоже не стал больше позировать и, получив обещанную награду, убежал с костровой поляны. А она уже хлопотала у котла, шушукаясь с Косовым, подначивая его разбудить остальных.

– А что, мужики вставать не собираются? Расшевели их!

– Ну нет! Я не рискну будить Остапенко, – посмеиваясь, отказался Андрей. – Не буди лихо, когда оно тихо.

– Это кто там из меня монстра делает? – подал голос, вылезая из палатки, Тарас.

Он подошёл к костру, обнял Серафиму и поцеловал её:

– Привет, моя радость.

– Э! А привет любимому штурману?! – шутливо-обиженным тоном протянул Косов.

– Обойдёшься.

Потом Тарас огляделся, нашёл глазами Меро и поинтересовался:

– Натан, тебя уже покормили?

– Да, нам с Косовым повезло, мы завтракали ещё горячей кашей.