Штрихи к моему портрету. Рассказки смешные и не очень

Нужно было что-то предпринимать. Я подобрал какую-то палку и попытался отогнать нетопырей. Не тут-то было! Они ловко уворачивались от палки. Да и не удивительно: рукокрылые прекрасно ориентируются в темноте с помощью эхолокации. Не почувствовать, что в них метят увесистой дубинкой, – такое даже предположить трудно.

Но тут одна из летучих мышей запуталась в мочале, неведомо как попавшем сюда. Она отчаянно заверещала, а это, наверное, был сигнал тревоги, и стая, освободив пленницу, унеслась в неизвестном направлении. Складывалось такое впечатление, что рукокрылые обладают разумом.

Мы слезли с крыши, сели на трухлявое бревно, долго молчали. Да и что тут сказать? Несмотря на то, что летучие мыши приносят пользу, уничтожая вредных насекомых, всё равно в сознании человека укоренилась мысль, что эти существа мерзки и противны и питаются человеческой кровью, что обладают сверхъестественными, поистине дьявольскими способностями. А если это так, значит, они – порождение ада.

Мы с Мачкиным были не суеверными, но на всякий случай сплюнули по три раза через левое плечо.

Они не верили

В 1957 году прах героя Гражданской войны Ивана Кочубея, повешенного белогвардейцами, был торжественно перенесён со старого кладбище на новое. Не помню точно, когда это было, скорее всего, весной, а не во время летних каникул. Мне было 10 лет, и я боялся мертвецов, потому что в пионерских лагерях и Лесной школе, где я оказался в 3-м классе, мы любили пугать друг друга рассказками на эту тему. Но любопытство пересилило. Я протиснулся к плотной толпе, окружавшей могилу, и увидел белые кости в лохмотьях одежды. Женщина возрастом за 60 – сестра Ивана Антоновича – уверенно показала на скелет без тазобедренного сустава и без головы. Его достали и положили отдельно. Она почему-то решила, что Кочубей был одет в черкеску. Однако в заметках о его казни никаких упоминаний о том, во что он был одет, не было.

Опознавание по остаткам одежды производила сестра Ивана Антоновича. Но у него было три сестры – Мария, Олимпиада и Варвара, и какая из них выполняла эту скорбную миссию, неизвестно.

Надо сказать, что тогда, кроме сестёр героя гражданской войны, были живы и два его брата – Илья и Порфил, а также многочисленные племянники. В 1919 году погибли только отец Кочубея, который истёк кровью после ранения (краевед Владимир Сербиненко утверждал, что он был замучен в белогвардейских застенках, но это не так), и брат Антон. Ещё один брат, Степан, пропал без вести в годы Великой Отечественной. Порфил жил в Ставропольском крае, в Невинномысске, однако из-за болезни в 1957 году в Будённовск не приезжал.

Несколько позже был установлен памятник на месте казни Кочубея. Прежний памятник заменил высокий обелиск, на лицевой стороне которого был барельеф с надписью «Иван Антонович Кочубей (1893 – 1919)». Потом и он заменялся, кажется, дважды.

О том, что Порфил Антонович не присутствовал при перезахоронении останков брата, я узнал много позже, уже в зрелом возрасте, от его сына, Петра Перфильевича (получая паспорт, он не заметил ошибку в отчестве, пытался потом её исправить, но столкнулся с таким крючкотворством, что вынужден был закрыть на всё глаза). В 1970—1973 году я жил в Невинномысске, работал в газете. Но встреча с родственниками героя (в 1972 году был жив и брат Ивана Антоновича Порфил Антонович) не носила какой-то плановый характер. Всё произошло совершенно случайно.

Петру исполнилось 33 года. Он был похож на своего дядю, каким он предстает перед нами на фотографиях. Я был у него в гостях и услышал много удивительного. К сожалению, записывал рассказы Порфила Антоновича и его сына на магнитофон. Но тогда магнитофоны были плёночные, запись не сохранилась. Как не сохранились и фотографии. Кроме одной-единственной, на которой изображены Иван Кочубей с Петром Чикильдиным.

Порфил Антонович до самой смерти своей не верил, что брата его казнили. Он считал, что Олимпиада (по его мнению, именно она проводила опознание) могла и ошибиться.

– Мала была Липа, Ваньку-то и не помятала (не помнила, – С.С.-П.), як треба. И про одёжу, в яку вин рядился, – звидки (откуда, – С.С.-П.) вона знала?

А Пётр, когда отец ушел спать, рассказал такую историю:

– Во время Великой Отечественной войны до отца дошли слухи, что Иван Кочубей жив, что его из лагеря перевели в Краснодарскую тюрьму. От него требовалось, чтобы народный герой (легенда о его чудесном спасении уже якобы была сочинена) обратился к кубанским казакам с призывом встать на защиту родины. В НКВД эти слухи не опровергли, но взяли с отца подписку о том, чтобы он эти слухи не поддерживал и вообще молчал о своём брате.

– И ты сам в это тоже веришь? – спросил я. – Ведь есть убедительные свидетельства, что 22 марта 1919 года белые казнили именно Кочубея.

– История порой преподносит такие сюрпризы, что дальше некуда, – сказал Пётр. – Мне кажется, версия, что вместо Кочубея казнили кого-то другого, вполне имеет право на жизнь. Вот ответь мне на вопрос, почему во время войны, когда восхваляли подвиги наших предков, начиная с Александра Невского и Дмитрия Донского, про Кочубея ни слова? Симптоматично? А теперь ещё теплее. Аркадий Первенцев, когда писал свой роман о Кочубее, зачем-то ездил в командировки в Норильск и Магадан. Зачем? Не догадываешься? Одно из двух: либо был жив сам мой дядюшка, либо его ближайшие сподвижники. Куда, к примеру, делся Пётр Чикильдин? О нём вообще никаких упоминаний, кроме стихотворения, написанного краснодарским поэтом Иваном Беляковым. Но о Чикильдине тот узнал со слов отца.

Ещё позже я встретился с членом комиссии по расследованию преступлений фашистов во время Великой Отечественной войны на территории Новгордской области Суходольским. Он сказал:

– Я часто участвовал в эксгумации погибших в братских могилах. Кости там, как правило, перемешены. Тяжелые (большие берцовые) отделяются от скелета, пробивают себе дорогу и падают на дно могилы. Более легкие – остаются на своем месте. Головы повешенных часто отделяются от тела. Опознать кого-то в этой куче костей трудно.

Были друзья, стали враги

Подавляющее большинство историков считает, что Иван Кочубей действительно был казнён. Но есть вопросы. При вскрытии братской могилы и извлечении останков Кочубея не было квалифицированных патологоанатомов, вообще всяких судебных медиков. Почему? Всё ограничилось только опознанием останков сестрой Кочубея. Но как она, спустя почти сорок лет после казни брата, могла вспомнить, во что он был одет? Нет никаких свидетельств того, что родственники Кочубея присутствовали на его повешении. Разве что только жена, которая была арестована вместе с Иваном Антоновичем. Судьба её тоже, по сути дела, неизвестна.

Разумеется, во время Великой Отечественной войны, когда руководство страны сомневалось в благонадёжности кубанских казаков, многие из которых воевали на стороне немцев и эмигрировали, сделать ставку на Ивана Кочубея было своего рода козырной картой. Тут вариантов много. Даже если настоящего Кочубея казнили в 1919 году, можно было подыскать Кочубея фальшивого, обучить его соответствующим образом, придумать легенду чудесного спасения, запугать родственников или вообще их устранить и так далее.

Что реально в этом? Прежде всего, фигура друга-врага Кочубея Андрея Григорьевича Шкуро. Это была уникальная личность. Шкуро получил блестящее образование. В царское время проявил себя на Кавказе, ликвидируя банды, проникавшие из-за границы, а когда началась Первая мировая война, прославился своей храбростью. Сформированный им Кубанский конный отряд особого назначения наводил ужас на врага. В этом отряде служил и Иван Кочубей. И Шкуро с ним подружился. Что объединяло неграмотного казака с человеком голубых кровей, сегодня не знает никто. Я рискну выдвинуть своё предположение: безумная храбрость, готовность пожертвовать собой во имя родины.

Но после прихода к власти большевиков бывшие друзья стали врагами. Шкуро примкнул к Белому движению, Кочубей – к красным. И Шкуро добивается гораздо более весомых успехов, чем Кочубей. В ноябре 1918 года он назначается начальником Кавказской казачьей дивизии и получает чин генерал-майора. В станице Баталпашинской (ныне Черкесск, я жил там с 1973 по 1980 год) Шкуро организовал производство снарядов, патронов, сукна, кожаных сапог, бурок и шуб для Белой армии. В Зеленчуке по его приказу началось строительство лесопильного завода для восстановления разрушенных станиц. Кочубей, увы, прославился в основном как анархист.

Шкуро представлял для Сталина реальную опасность, поскольку сотрудничал с гитлеровцами. В 1944 году он был назначен начальником Резерва казачьих войск при Главном штабе войск СС, зачислен на службу как группенфюрер СС (чин, соответствующий генерал-лейтенанту). Подготовленные им казаки жёстко подавляли выступления партизан в Югославии.

Так что, наверное, совсем не случайно Сталин и его окружение вспомнили о Кочубее. Без него, правда, обошлись. Шкуро был выдан англичанами и повешен в 1947 году. Необходимость в появлении Кочубея отпала. Но архивные документы, касающиеся Шкуро и Кочубея, до сих пор не рассекречены. Интересно, не правда ли? Я, имея допуск для работы в архивах, затребовав нужные материалы, тотчас же получал отказ. Всё было точно так же, когда я хотел ознакомиться с делом Валленберга, который, по некоторым данным, скончался от цинги в одном из лагерей Горьковской области. Один, к сожалению, сценарий утаивания нашей истории.

Моя Кума

Зима на юге короткая, малоснежная. Она перемежается оттепелями, но мы всё равно катались на коньках. У меня были снегурки, которые приматывались верёвками к валенкам.

Однажды мои приятель Володя Кузьмин – мы учились то ли в четвёртом, то ли в пятом классе – предложил пойти на Куму кататься. У него были не снегурки, а «дутыши». Я согласился. И вот мы на Куме – река протекала вдалеке от городских улиц. Никого нет – полное безлюдье. И вдруг появляются ребята постарше нас. Мы их сразу узнали – местные начинающие бандиты. Их было человек десять.

Они подошли к нам, окружили.

– Снимай коньки! – приказал один из них Володе.

Тот угрюмо молчал. И получил удар вполне профессиональный – боксерский. Упал, ударился головой о лед. А следующий удар был адресован мне. Я тоже упал и тоже вырубился.

Не знаю, когда очнулся. Потрогал Володю – вроде бы жив, но без сознания. И без коньков. Их сняли вместе с ботинками. Что делать? Я попытался его поднять, но не смог. И тогда включил все мыслимые и немыслимые скорости и поехал на поиски людей, которые помогли бы товарищу.

К счастью, во всё это вмешалась Её Величество Судьба. Первой, кого я встретил, была… моя мама. Она каким-то непостижимым образом узнала, что мы на Куме, и пошла меня искать. Дальше всё было проще. «Скорая» увезла Володю и меня в больницу. Оказалось, что я сломал руку. Мне наложили гипс и отпустили домой. Но тут наступила весна, и я с рукой на перевязи играл в футбол. Гипс мне мешал, я тайком разрезал его и играл без него.

Футбол – моя страсть

Футбол был моей страстью, которая поглощала всё остальное. Мне прочили большое будущее. Я очень быстро бегал – никто не мог за мной угнаться.

Увы, моим ожиданиям не суждено было сбыться. У меня развилась болезнь Шляттера. Кости деформировались, если говорить проще, выросли вторые коленные чашечки. Всё это сопровождалось ужасными болями. Мне вообще запретили заниматься физкультурой. Только года через два болезнь отпустила. Но вторые колени остались. Когда ненастье, они дают о себе знать.

Последний раз я играл в футбол в армии. К нам в дивизию приехало «Динамо» из Целинограда (сейчас это, кажется, Астана). Сформировали сборную ракетчиков. Я долго отказывался, но меня всё же командирским приказом заставили выйти на поле. Выпустили за двадцать минут до конца матча, когда мы проигрывали со счетом 0:1. Выпустили вместо левого защитника, хотя я в ранней юности играл в полузащите.

Целиноградское «Динамо» было экипировано в полном соответствии с футбольными правилами. У нас же не было никакой формы. Только сапоги сняли и ремни, чтобы не нанести травму кому-то, и играли босиком. И вот так получилось, что я прошёл по краю и выдал пас центральному нападающему. Тот забил гол. Игра закончилась вничью, хотя наша команда была, конечно же, никакой. И после игры тренер целиноградцев завёл со мной разговор, пригласил поиграть за «Динамо». Это было, конечно, лестно, но я отказался. Я курил, продержаться на поле 90 минут для меня было невозможно. Да и совсем другие планы тогда были.

Раиса-Крыса

Я учился хорошо до седьмого класса. Но вскоре всё изменилось. Ушла в декрет наша любимая классная руководительница Мария Алексеевна, и её заменила некая Раиса Платоновна, про которую ходили очень нехорошие слухи. В годы войны, когда румыны квартировали в Будённовске, она якобы сожительствовала с вражеским офицером. Слухи эти не подтвердились, но молва людская всё равно талдычила своё. И по возрасту Раиса Платоновна подходила под создаваемый образ. В годы войны ей было меньше двадцати.

Наши пути с Раисой-Крысой пересеклись во второй раз. В школе был драмкружок, и я в него записался. Кружком руководила Крыса. И она предложила мне роль немецкого шпиона, которого разоблачают пионеры.

Спектакль был встречен хорошо. Но меня после него прозвали Шпионом и отпускали всякие дурацкие шуточки. Я обиделся и перестал ходить на занятия кружка.

С приходом Раисы-Крысы многое изменилось. Она встретила неприятие. И стала ставить двойки направо и налево. В том числе и мне, отличнику. И я взбрыкнул. Стал вообще неуправляемым. Возможно, тут виной переходный возраст, возможно, пробуждающийся темперамент. Я грубил, делал всё наоборот и стал, как было принято тогда говорить, трудным подростком. Я вообще перестал учить уроки и всё время проводил за пишущей машинкой отца, когда его не было дома. Я печатал двумя пальцами свои стихи. Они, конечно же, пропали. Но, наверное, это хорошо.

Тая Бакланова и Рита Зепнова

Однажды в нашем классе появилась новенькая – Тая Бакланова. Она приехала, кажется, из Москвы и поразила всех нас своей сшитой, видимо, на заказ школьной формой, которая подчёркивала её стройную фигурку и была гораздо короче, чем у остальных девочек. А ещё нас поразил аккуратный атласный фартучек.

Вот тогда я влюбился по-настоящему и даже ночью думал о новенькой. Писал в своей заветной тетрадке с зелёной обложкой:

Бакланова Тая, в тебя я влюблён,

я вижу тебя в забытьи.

Тебе посылаю привет и поклон