Штрихи к моему портрету. Рассказки смешные и не очень

и с ними война неизбежна».

Тогда я витал в небесах,

не знал ни минуты покоя.

Но в честных еврейских глазах

мне виделось что-то такое,

чего не увидишь в упор,

напрасно об этом мы спорим.

И был неподвижен тот взор,

и был отрешённости полон.

…Он жил совершенно один

и умер как будто бы летом.

Его я искал, и раввин

поведал печально об этом.

Он жизнь на забвенье сменял —

она была невыносима.

И мучает совесть меня —

ведь был я ему вместо сына.

2014, г. Нижний Новгород

Долго будет Калерия сниться…

Мне очень нравилась и преподаватель математики Калерия Алексеевна. Она раньше работала в Суворовском училище, но его расформировали опять-таки по велению Хрущёва, и она перешла в нашу школу. Это был педагог с большой буквы. Класс замирал, когда она начинала урок. Это был какой-то гипноз, и я настолько увлёкся алгеброй и геометрией, что даже стал получать пятёрки. Но это увлечение, как и увлечения рисованием, театром и шахматами, было весьма кратковременным.

Тогда была весьма популярна песня «Долго будет Карелия снится» в исполнении ныне забытой певицы Лидии Клемент, которая вскоре умерла от саркомы. Удивительно, но так совпало, что и слово «Карелия» было почти аналогом имени Калерии Алексеевны, и внешне она очень походила на Лидию Клемент. Помнится, я написал по этому поводу:

Долго будет Калерия сниться,

будет сниться с этих поp —

так, что захочется жутко напиться,

если ты в алгебре туп, как топор.

Пародия эта быстро распространилась по школе. Дошла она и до Якова Марковича, а тот, наверное, ознакомил с ней и математичку. И она как-то странно стала на меня посматривать, в её глазах я увидел какой-то призыв. Но Калерии Алексеевне было уже далеко за тридцать. Она мне годилась в матери. Я представил, что всё могло сложиться иначе, когда прочитал «Элегическое стихотворение» Ярослава Смелякова, которое начинается так:

Вам не случалось ли влюбляться —

Мне просто грустно, если нет, —

Когда вам было чуть не двадцать,

А ей почти что сорок лет?

Увы, мне было всего пятнадцать.

Наши походы

Мы встречались и летом, каждое воскресенье. Саша Гейдеко увлёк нас туризмом. Он был заядлым грибником, знал окрестные леса, как свои пять пальцев. Так как в городе не было водоёмов, кроме чрезвычайно грязного Комсомольского пруда, мы часто совершали пешие переходы до Сенгилеевского озера.

Если ехать к нему, то это в 18 километрах от Ставрополя. Если идти напрямик, лесами, то это ближе километров на пять. Но если последние пять километров идёт довольно крутой спуск к озеру, то обратный путь начинается с пятикилометрового подъёма. Надо было преодолевать склон большого оврага.

Но нас это не пугало. Шли, горланили песни, какие знали. Популярны тогда были «Бригантина» Павла Когана, «Вечер бродит по лесным дорожкам» Аллы Якушевой. Делали привал, подкреплялись, снова шли. Собирали грибы, жарили их.

Сначала Саша Гейдеко увлёк нас с Борисом Жогиным. Постепенно к нам стали присоединяться и другие одноклассники – Таня Кулешова, Люда Беликова, Люда Погребенко, Юра Березин…

Юра приехал из Германии, где его отец работал в военном госпитале. Он как-то очень органично вошёл в нашу компанию, и мы часто собирались у него дома. Там было много диковинных для нас вещей, привезённых из-за границы, а главное, что привлекало, — так это сестра Юры Женя. В отличие от него, со скромной внешностью и в очках, Женя являла собой тип голубоглазой блондинки, очень похожей на красоток, которые изображались на обложках зарубежных журналов. По-моему, и Боря, и Саша были в неё влюблены.

Наши походы на Сенгилеевское озеро продолжались и потом, когда Борис, Саша, Коля Дидин и я перешли в первую школу. Правда, уже в другом составе. А в последний раз мы отправились туда с ночёвкой после завершения учёбы. Я тогда едва не утонул.

Поехали мы на автобусе – кто-то из наших родителей договорился о том, что нас разместят на турбазе. Нам действительно выделили домик, где мы немедленно устроили пьянку. Наш выпускной вечер проходил без спиртного, так как накануне в школе случилось ЧП. Один наш одноклассник попал на скамью подсудимых за изнасилование, и директор запретил приносить даже шампанское. И мы, уже великовозрастные одиннадцатиклассники, решили наверстать упущенное.

Пир горой продолжался до середины ночи, пока всех не сморил сон. Я проснулся с первыми лучами солнца и вышел из домика. Остальные спали. Я увидел выброшенную волнами на берег деревянную дверь и решил использовать её вместо плота, чтобы покачаться на волнах. Я спустил её в воду и лёг на неё.

Пригревало солнце, и я неожиданно уснул. Когда открыл глаза, берег был уже очень далеко, меня вместе с дверью течение выносило к середине озера, а оно в ширину, наверное, километров пять или шесть. Глубина же достигала тридцати метров. Впору было испугаться, но я не потерял самообладания. Звать кого-то на помощь было бесполезно – меня бы просто-напросто не услышали, хотя я знал, что звуки на воде распространяются на приличные расстояния. Я осторожно перевернулся на живот и стал грести руками.

Сперва мне показалось, что я приближаюсь к берегу, но это был самообман. Но тут мне повезло. К моему импровизированному плоту вдруг прибился лист фанеры. Я разломил его надвое и получились два довольно широких весла. С их помощью я всё же добрался до берега. Руки настолько устали грести, что напоминали фанеру, которая стала моей спасительницей.

Шурик Воротников

В «церковно-приходской школе» в нашем классе учился Шурик Воротников. Он мечтал стать художником и подавал большие надежды. На уроках занимался тем, что рисовал портреты однокашников или шаржи, главными персонажами которых, конечно же, были учителя.

Шурик учился очень плохо. Он был рассеян, не обращал внимания на окружающую действительность, кроме того, что привлекало его как художника. Однажды в его портфель положили 8-килограммовую гирю, и он унёс её домой, даже не заметив дополнительной тяжести.

В первой четверти у Шурика было, кажется, восемь двоек, во второй – шесть. Вскоре он с нами распрощался. Чашу терпения директора переполнило то, что на своей парте Шурик оставил автограф в виде карикатуры на директора-узурпатора. Ни смыть, ни закрасить этот маленький шедевр не получалось, и парту разломали на дрова.

Череззаборногузадерихин

Когда пришло время Пасхи, многим моим одноклассникам очень хотелось посмотреть на крестный ход, на пасхальное богослужение, но директор школы строго-настрого запретил.

– Священники предупреждены, – сказал он. – Если они кого-то заметят из вас, тот будет строго наказан. Советским школьникам, комсомольцам не подобает участвовать в таких церковных праздниках.

Он, конечно же, приврал. Священники вряд ли бы стали на кого-то доносить – это не в их правилах, хотя из каждого правила существуют, разумеется, исключения. Но, не взирая ни на что, многие из нас собрались у школы поздним вечером накануне Пасхи.