Вкус утекающей воды

– Ну что, мальчики, остолбенели? Проходите, – произнесла она вкрадчиво.

Васильич начал бубнить себе под нос что-то смущённо-матерное.

А я, жадно разглядывая груди и линию живота, честно признался:

– Сударыня, я голую женщину не видел уже несколько недель, поэтому мне было бы довольно и вашей обнажённой коленки. Оденьте, пожалуйста, набедренную повязку, лифчик необязательно. У нас к вам обоим важный разговор, очень хорошо, что мы вас здесь застали.

– Ну, застать вы нас не застали. Но мы можем повторить, если желаете. Правда, Милый! – она обратилась к Жоре.

В ответ он нежно зашипел, и женщина покорно скрылась в глубине Жориной бытовки. «Наверное, снова залезла на колесо» – подумалось мне.

– Встречаемся наверху через пять минут, с замотанными вторично-половыми признаками, – скомандовал Васильич окружающему воздуху. – Давай пару стульев прихватим, – это уже мне.

Стулья из бункера оказались массивными и тяжёлыми. Васильич даже сбил дыхание, когда мы их выволокли наверх.

– Это тебе не берёзы укороченные таскать, – съязвил я, не удержавшись от комментария.

– Когда ведёшь переговоры, нужно смотреть прямо в глаза собеседнику, – заявил Васильич, проигнорировав мою реплику. – Твоя задача развести Электрощита. Щит человек слова, если что пообещал – сделает.

– А что он должен пообещать? Жениться? – не понял я.

– Жениться он не тебе должен пообещать, дубина! – возопил Васильич. – Твоя задача – получить от него согласие на строительство жилого дома на вверенной ему территории никому не нужного военного объекта неизвестного назначения. Правда, весь смысл жизни у него после такого согласия пропадёт. Да ты не бойся!

Кукушкинское «не бойся» прозвучало в текущем контексте как насмешка. Я действительно не знал с чего начать.

– Смысл жизни в сексе, – сказал я. – Даже любая война ради секса. А не какой-то мифической Матери, которую никто в глаза и не видел. Все знают, что Родина-мать есть, она ест и питается кровью своих детей. Но люди бьются, чтобы победить врага, вернуться домой и заняться сексом. А если победит враг, тогда он войдёт в твой дом и займётся сексом вместо тебя. И нет никакого патриотизма, это выдумка. Есть только секс, твоё лоно любви и плоды твоей любви. Это то, что мы готовы защищать. Вот за этот крючок нас отлавливают как карасей и отправляют на сковородку защищать чьи-то интересы.

– Да ты обалдел! – сказал Кукушкин и насупился. – Кто пять минут назад, заявил, что о свадьбе ни звука? Только про дом. Я сейчас совсем уйду.

Уйти он не успел, подошёл Жора с бутылкой «Командирского», рюмками и женщиной. Они расположились на скамейке. Мы уселись напротив, на стульях. Пока Жора разливал, я старался смотреть ему прямо в глаза, как учил Васильич. Но Жора смотрел на булькающий из бутылки коньяк, и у меня ничего не получалось. Я метался в поисках начала разговора. Но ничего умного из хаоса, крутившегося у меня в голове, не выпочковывалось. Надо сначала выпить!

Но Жора поднял рюмку с коньяком, и спросил:

– Так что у вас за серьёзный разговор к нам?

– Жора. Ты хочешь трахаться каждый день? – Я произнёс это настолько торжественно, делая паузу после каждого слова, что любой администратор ЗАГСа, произносящий каждый день: «Объявляю вас мужем и женой!» мне бы позавидовал.

Пока женщина смеялась, а Кукушкин ловил свою слабую челюсть, Жора спокойно и так же торжественно ответил:

– Хочу.

– Выпьем за свободу вероисповеданий и секса! – объявил я тост, и меня немного отпустило.

Никого против, среди присутствующих, не оказалось, и мы выпили, предварительно «дзинькнув» рюмками. И тут меня посетили некоторые сомнения.

– Это она? – спросил я тихо, обратившись к Васильичу. А Жорик тут же получил нежную, но весомую оплеуху от любимой женщины – видимо, я спросил не достаточно тихо.

– Она, она. Это Галина и есть, – успокоил меня Васильич.

– Галина, я крайне удивлён. Позвольте поцеловать вашу ручку? – я встал со стула.

– По-моему, пять минут назад, вы претендовали на колено? – сказала она, протягивая мне руку.

– Ну, колено – это уже слишком, – нарочито притворно заявил я. – Мало ли на что, я могу претендовать!

Не без труда мне удалось подавить в себе вспышку фантазий тех мест, которые я готов был бы посетить. Даже моя гладкая мускулатура попыталась восстать независимо от моего сознания и воспитания.

– Благодаря рассказам ваших Врагов, я представлял Вас очень толстой женщиной, – продолжал я, – а вижу перед собой красивую, сексуальную женщину, в полном соку. Ну, разве что, один разок помылась в бане у Кустодиева.

– У кого? – заволновалась Галина.

А Васильич мне потом, долго рассказал, как я страшно рисковал с подобными комплиментами: «Башку бы он тебе враз пробил. И мне. Чтобы не останавливаться на достигнутом. Я с тобой сроду больше никуда не пойду. Все с языком в Киев прутся, а ты в могилу».

Но Жора меня не подвёл. Он оказался умным, начитанным и культурным человеком: он не стал «пробивать мне башку» и старика не тронул. А сам растолковал Галине, кто такой Кустодиев и красоту каких женщин он воспевал. Галина выразила неимоверное желание тут же посмотреть хотя бы на одну из его картин. Но подходящих литографий под рукой не оказалось. Мне очень хотелось послать её полюбоваться «Женщиной на колёсах», в бытовку Жоры, но я сдержался, чтобы ненароком не вызвать беспричинную ревность. К более круглой заднице. Или колесу?! Женщины – создания непредсказуемые, оттого и войны.

Жора пообещал свозить Галину в уездный город «G», в Художественный музей, и показать ей настоящую картину Кустодиева.

И я вспомнил как я увидел эту картину в первый раз. Нас привезли в музей на экскурсию. А там, в полстены, голая женщина с рыжими длинными волосами, с мочалкой в руках и не только. Смотреть вроде бы стыдно, и отвести взгляд невозможно. После этого самые чувствительные мальчики нашего класса ещё долго лечились от косоглазия.

Это была самая первая голая женщина в моей жизни. С тех пор я люблю Художественный музей и Искусство. А свою будущую жену я соблазнил репродукциями великих картин из собрания сочинений «История искусств». А вы говорите – Пинк Флойд!

После третьей рюмки за силу искусства, я потребовал от Жоры дать слово свозить Галину в Художественный музей. Жора дал слово, и мы скрепили его коньяком.

– А кто останется сторожить твою бадью? – спросил я, обведя руками раскинувшийся перед нами купол.

Жора задумался, вслух рассуждая, как бы сгонять взад-назад и управиться за один день.

– Служенье муз не терпит суеты, – процитировал я, видимо, Пушкина.

Против классика Жора ничего не смог, и покинул нас, погрузившись в свои думы.

Паузу прервала Галина, обратившись к Жоре:

– Зайка, я тебе сколько раз говорила, незачем сторожить это решето. Никакого смысла в этом нет. Чужих здесь нет, а свои цветмет давно не собирают.

– Потому что давно собрали, что смогли, – буркнул Жора.

– Зря ты так, – ласково сказала Галина. – Давай, правда, съездим? Развеемся.

– Давайте завтра? Иван Макарыч, директор лесхоза едет, машину берет. И вы с ним? – предложил я. – А я уж посторожу вверенный тебе объект.

Жора посмотрел на меня, потом на Кукушкина, и почувствовал подвох. Я понял, что переборщил, слишком настойчиво выселяя его из купола.

– А что? Разве я не справился с поставленной задачей в прошлый раз? – спросил я невинным голосом.

– В прошлый раз, – заговорил Жора ледяным голосом, – по словам «очевидцев», на станции высадился американский десант. А потом на трёх вертолётах прилетели наши «морские коты»… Вы что-нибудь слышали про наших морских котов?

Мы с Васильичем дружно замотали головами.