– И ещё кружок штопки, шитья и выпиливания крестиком! – подхватила прекрасная Елена.
Мысль, как известно, это электричество. Считается, что электричество распространяется со скоростью света. Но моя мысль: «Вот придурки!», все равно опоздала. Они расхохотались раньше, чем я успел это подумать.
Швиндлерман и прекрасная Елена оказались сбалансированным составом. Хорошо, что я не застал Фиджи. Думаю, вот тогда бы вся компания была бы в сборе: Селитра, Древесный Уголь и Сера. Горит и взрывается без кислорода!
Удивительно, но я не обиделся. Можно сказать, первый раз в жизни, шутка в мою сторону не задела моё самолюбие. Видимо кеды покойника Семена начали своё мистическое действие на моё «Его». Кстати, может я уже совсем седой? Я ведь не видел своё отражение после памятной ночи. Где бы найти зеркало? А может, я уже и тень-то не отбрасываю? Кто не отбрасывает тень, тот, видимо, отбрасывает кеды. Куда не кинь, везде кеды!
– Пойдёмте, дорогой наш Андрей, в сад, – примирительно сказала Елена. – Пить чай.
– В Вишнёвый? – съязвил я.
– Нет, в Школьный. Аркадий Романович сейчас организует нам посредством трёх видов теплопередачи нагрев воды в чайнике. Если вам интересно, он может даже объяснить, каких именно. Правда, на вкусе чая это никак не отражается, – это был пинок в сторону Швиндлермана. – А вы подождите меня пару минут, пока я здесь все закрою.
Швиндлерман метнулся вниз по лестнице, насвистывая, как мне показалось: «Ту-ра, ту-ра, ту-ра-ту-ра, ту-ра!». А я завис в коридоре напротив кабинета королевы, вперив взгляд в висевшую на стене «Литературную газету». Результатом оказалась потеря мышечного тонуса на фоне сохранённого сознания: я еле успел подхватить ниспадающую нижнюю челюсть. Там было не то чтобы «как слепить снеговика на морозе не имея морковки» или «как выйти замуж, да побыстрей»… Однако все статьи содержали в себе какой-то прикладной контент:
108 законов управления Вселенной
Масяня – представительница современной петербургской интеллигенции
Кто такой «голубой» и как им стать
Военная романтика – ловушка для дураков
Любовь – половое чувство, выраженное поэтически
Уныние – один из семи смертных грехов.
Все статьи были очень короткими, но очень содержательными. Статья про секс-меньшинства привлекла меня в первую очередь, потому что как об этом говорить, не выходя из стен учебного заведения, я не представлял. Нет, конечно, говорить можно что угодно и излагать свою точку зрения тоже. Типа «все голубые – …идары». Но одно дело говорить, а другое дело написать. «Что написано пером» звучит также верно, как «Закон что дышло». В статье рассказывалось о том, что когда мальчик вырастает, кусочек трубочки через который он производил мочеиспускание, начинает вести себя неадекватно. Требует тактильного контакта и увеличивается в размерах при думах о представительницах противоположного пола. Мальчик понимает, что у этой штуки есть ещё какое-то предназначение, кроме как опрыскивать мочой цветы на бабушкиной клумбе. И тут родители и школа всегда опаздывают с адекватным объяснением происходящего. А старшие товарищи, вместо того чтобы рассказать, что этот кусок шланга предназначен для перекачивания полового материалы, проще говоря, семенной жидкости в тело партнёрши, рассказывают, что он предназначен для получения удовольствия, и куда его можно для этого засовывать. И не упоминают, что Господь Бог специально наделил свои тупые создания центрами удовольствия, чтобы они не забывали писать, какать, кушать и размножаться. Наступает самое время уговорить понравившуюся девочку. Но чтобы уговорить девочку, нужно иметь страсть, ум или харизму. И тут появляется друг Харитон с пухлым задом и уже научившийся удовлетворять себя сам. Конечно, с Харитоном легче договориться, чем с девочкой. И ребята помогают друг другу получать удовольствие. Так все слабаки становятся голубыми. Вместо того чтобы стать мужчинами.
После прочтения статьи я тут же возненавидел толстожопого онаниста Харитона и решил ни за что не становиться слабаком. Елена уже закрыла класс и повела за собой по лестнице вниз. Поэтому больше я ничего прочитать не успел.
– А давайте, я напишу статью в вашу стенную газету под названием «Лесбиянство как агрессия», – предложил я.
– А давайте, – весело согласилась она, – только название должно быть попроще, более отражающим суть вашей мысли.
Двигаясь в пенном следе запаха Прекрасной Елены я почувствовал себя Формикой Руфой. Только они могут ощущать запах объёмными геометрическими фигурами. Непонятно только, при каких обстоятельствах рыжие лесные муравьи проболтались об этом мирмекологам. Запах Елены имел форму эллипса. Когда я выходил за его границы, я сразу чувствовал, что сбился с курса и стремительно возвращался обратно.
В школьном саду стояло небольшое отдельное строение. Как объяснил Швиндлерман – школьные мастерские для проведения уроков труда. На их обширном крыльце мы и расположились для чаепития. Здесь к нам присоединился Кукушкин. Лицо Васильича сияло гордостью, а на языке висел вопрос: «Ну как тебе?» Он еле сдерживался.
– Андрей, а давайте строителей тоже отнесём к вашему списку великих профессий? – предложил Швиндлерман, явно желая польстить Кукушкину.
– Ни в коем случае! – категорически заявил я. – Каждый мужчина должен построить дом, вырастить сына, посадить дерево или написать книгу. Поэтому мы все должны быть строителями, садовниками, отцами или писателями по умолчанию. Исключение могу сделать только для мостостроителей. Потому что человечество изобрело только три принципиальных вещи: мосты, книги и электричество. Все остальное: автомобили, телевидение и сотовые телефоны можно было и не изобретать.
– А компьютеры? – вмешалась Елена.
– А компьютеры – это и есть продолжение книг, электричества и мостов.
– Однако! – буквально «крякнул» Швиндлерман, что для него было явно не свойственно. – Ну, хорошо. Я понимаю, что мы с вами, каждый, не можем добывать электрическую энергию. Но мостки через ручей мы же можем перебросить?
– Если Вселенский разум даст нам такую возможность, и люди воспользуются нашими мостками – это великая удача! Возможно, на том свете мы спасём свои задницы от раскалённой сковородки, или нам будут даны иные послабления.
– Все! Я сдаюсь, – воскликнула Елена Эрвиновна, обращаясь к Швиндлерману, – я готова отдать ему литературу. Сама буду преподавать географию.
– Может, лучше построим церковь? И Андрей там будет проповедовать о справедливом мироустройстве и спасении души, – ответил Швиндлерман очень угрюмо, ему явно не понравилась моя явно не гибкая система взглядов на успехи человеческого разума.
– Вольдемар Васильевич, мы можем построить церковь? – обратился он к Кукушкину.
– Сначала школа, – ответил Васильич. И по тону его ответа я понял – уж чего-чего, а церковь он явно строить не будет.
Чтобы выйти из зоны нависшего недопонимания, я сменил тему и набросился с критикой на «Главного строителя» Кукушкина. Как можно было отстроить левую и правую часть школы и оставить между ними старую гнилую середину? Причём двухэтажную. Это просто небезопасно. Васильич объяснил, что, конечно, проще было бы построить новую школу на новом месте. Но школа не сарай, и чтобы согласовать подобное строительство, остатка жизни могло бы и не хватить. Поэтому придумали реконструкцию, типа косметический ремонт. Макияж, как выразился Швиндлерман. На самом деле, за три года школа будет отстроена заново, причём на старом фундаменте. А в левом и правом флигеле изначально предусмотрели закладные детали для связи с будущей средней частью. При этом ни копейки с государства, в которое Попадалово давно уже не верит. При обращении к представителям государства c вопросом школу бы просто стёрли с лица земли. Видимо любой муравейник круче нашего государства, потому что муравейник всегда осваивает территории, а наше государство их теряет.
«Похоже, у меня сегодня День Муравья?!» – решил я, слушая Васильича.
– Куда раньше летали самолёты, ходили «Ракеты» и «Метеоры», ездили электричкой и узкоколейкой, теперь летают только серые вороны и плывёт …овно по реке. Оно также всплывает наверх, обувает народ, а потом уплывает за границу. Вопрос в том, кончится когда-нибудь …овно в Государстве, и придут нормальные люди наверх – остается открытым. Или мы так и изойдёмся на …овно. Тысяча честных ментов на всю Россию, про которых ты так любишь рассуждать, Андрей – это слишком мало.
После такой речи Вольдемара Васильича мне нечего было добавить, и я заткнулся со своей критикой очерёдности строительства. Но юношеский запал сказанного так не сочетался с образом старого циничного рецидивиста Кукушкина, что я тихонечко поинтересовался у Елены Эрвиновны:
– Это он тоже из вашей стенгазеты подчерпнул?
– Нет, – также шёпотом ответила она, – мы не приветствуем ненормативную лексику.
Глава 16. День муравья
Мы попрощались со Швиндлермана и его командой с моим обещанием подумать о моем присоединении к ней. И я наивно решил, что самое время отправиться домой. Но Кукушкин заявил, что это ещё не все, и мы идём устраивать меня на работу в лесхоз. Я понял: с энергией Васильича моя карьера бомжа накрылась алюминиевым тазом. Потому что медных тазов я в этой жизни не застал.
Иван Макарыч, начальник лесхоза встретил меня как родного. На лесхозе держалось все Попадалово. Это был практически единственный источник поступления денег в деревню, не считая государственных пенсий бабулек. Потому что, за редким исключением, все дедульки бабулек уже давно переехали на кладбище, сэкономив государству кучу пенсионных накоплений. Иван Макарыч сразу заявил, что ему нужен приемник, и этот приемник я. Только сначала я должен немного поработать мастером.
– Зачем приёмником? Давайте, я сразу стану телевизором, – предложил я.
– Ёрничать бесполезно, – заявил Иван Макарыч, – ты что думаешь, ты случайно сюда попал?
– Иван Макарыч, я – бомж и алкоголик. Меня кроме орлана-белохвоста в этой жизни уже больше ничего не интересует.
– Ты прекращай свой детский лепет про белых курей, куры они все белые, даже те которые рыжие! – властно приказал Иван Макарыч, и я тут же почувствовал себя школьником. – Я тридцать лет безуспешно боролся с пьянством в лесхозе, и тут являешься ты, и мужики сходу бросают пить. Это, по-твоему, случайность? В этой жизни случайностей не бывает! Если мы не осознаем причинно-следственной связи в конкретный отрезок времени, это совсем не означает, что произошла случайность. Ты что думаешь, мне это надо?! Только весь лесхоз держится на мне: я уйду, и от лесхоза ничего не останется. А без лесхоза деревня умрёт. Все деньги идут через меня, я давно бы сумел прибарахлиться, только я все трачу на лесхоз, потому что там работает Народ. А наше государство вспоминает про народ только когда война. Я тоже бомж, как и ты. Мне для себя материальных благ не нужно. Но я уже устал волочить этот крест. Мне пора на покой. А ты ещё молодой и к тому же умный – у тебя получится. Ты когда-нибудь управлял людьми, которым особо нечего терять, кроме символической зарплаты?
– Было дело, – неохотно признался я, – года два это продолжалось, не более. У парней была небольшая зарплата и тяжёлая работа, По-моему, не было даже премии. И я должен был поддерживать работоспособность подразделения, не прибегая к финансовой мотивации. Это очень тяжёлая миссия. И я так больше не хочу.
– Вот! – удовлетворённо подытожил Иван Макарыч. – Это работа для настоящего руководителя. А те, кто говорят: «Не нравится – увольняйся», зная, что у подчинённых хорошая зарплата и за воротами толпа желающих занять их место, те, вообще, не руководители. Это маменькины сынки и папкины дочки. Правда, слегка опупевшие. Настоящий руководитель – это эксплуататор! Готовый выжать из любого подчинённого (подчёркиваю – любого, а не специально отобранного!) максимальную производительность труда. Но так, чтобы подчинённый за это был тебе ещё и благодарен. В этом суть настоящего менеджмента.
Рассуждения директора «дремучего» лесхоза имени Попадалова «о настоящем менеджменте» не вызвали у меня опадания нижней челюсти только потому, что в тот чудесный день она просто не успевала возвращаться на место. Так не бывает!
Для поддержания умного разговора я рассказал, о том, что в силу специфики образования прослушал на начальном этапе курс лекций по психологии и запомнил оттуда только две вещи. Первая – о кривой внимания, это когда человек смотрит на монитор и его внимание сначала растёт, а потом плавно падает. Но на протяжении всей этой кривой существуют небольшие отрезки, когда внимание падает до нуля, а потом снова подскакивает до среднего уровня. Это защитная реакция человеческого сознания на перегруз. Это может происходить почти молниеносно, человек как бы выключается, но этого может быть достаточно, чтобы например, разбился самолёт. И чем дольше человек концентрирует своё внимание, тем чаще у него случаются подобные отключения. Тогда падает самолёт, поезд сходит с рельсов, а водитель не замечает, что выехал на встречную полосу. У авиадиспетчеров есть специальная методика, как с этим бороться.
Вторая вещь, более интересная. О неэффективности отбора. И рассказывали о двух фактах. Во время Великой Отечественной войны решили создать целую эскадрилью лётчиков-асов. Свезли со всех фронтов лучших лётчиков. И? И получили обычную среднюю эскадрилью. В советское время, в Новосибирске, решили создать класс одарённых физиков. Отобрали по всей стране лучших учеников по физике и в результате получили обычный класс средней школы. И я готов под этим подписаться, что так это и работает. Я не умею и не умел играть в футбол, но в школе играли часто на уроках физкультуры. И я заметил, что когда команда получалась сильная, я жался к воротам, играл в защите и пасовал тем, кто умеет забивать. Но когда команда собиралась слабая, я понимал, что вокруг такие же лохи как я и рассчитывать не на кого. Я становился нападающим и начинал забивать, вызывая недоумение на лицах противников. Повторяю, я не умею играть в футбол, но я не собираюсь проигрывать.
– И я о том же, – с удовлетворением поддержал меня Иван Макарыч. – Заставить работать и эффективно работать можно любого, вопрос только, сколько времени тебе на это потребуется. Это и есть менеджмент. На самом деле, список профессий, где требуются какие-то специальные люди, крайне ограничен. Если, вообще, есть такие. Понятно, что мы исходим от какого-то среднего уровня образования. Кухарка не может управлять страной, пока мы не дали ей образование, а потом у неё уже появляется шанс. Удачно выйти замуж.
– Ты бы, Андрей, кем бы ни смог работать?