Вкус утекающей воды

Только я прилёг на кровать, как Шуршащий угол снова ожил. Я снова сел и попытался нащупать под кроватью какую-нибудь утварь, чтобы швырнуть ею в обитателей угла. Почему то я надеялся найти какую-нибудь старую книгу, так сказать, убить мыша весом знаний. Но вместо этого пальцы воткнулись во что-то тёплое и упругое. Я пружиной выстрелил к потолку и приземлился ногами на кровать. Кровать заходила как батут, а моё сердце снова исполнило барабанную трель дятла. Передоз мозга адреналином, выдал одну единственную мысль: «Может, это Семён? Нет, не Семён. Семён не может быть тёплым?» Из-под кровати поднималось тёмное пятно и поднималось ко мне. Вот тут-то меня и парализовало. Ноги, утонувшие в мягкой перине, не повиновались. Я, выпучив глаза, в упор смотрел на приближающуюся мохнатую тёмную сущность. И представилось мне, как моё сердце выпрыгивает из груди, а это нечто тут же схлопывает его на лету, как жаба мушку. Потом скажут – умер от разрыва сердца во сне. Нифига себе сон!

От разрыва сердца меня спасло знакомое «мрр-яя». Кот воткнулся мне в ноги со словозвуками: «Мя Мря-ся. Мряу, Мря-реей.»

– Ну, ты, Мря-ся, и собака женского пола! – сказал я облегчённо. И промяукал чисто по-кошачьи. – Не мог раньше поздороваться?

Но Васька не обиделся и продолжал бодать меня своей головой и «мря-рить» себе под нос, типа соскучился. А уж как я был рад ему, и не описать. Я внимательно рассмотрел морду кота при почти отсутствующем освещении, и пришёл к выводу, что это не его зелёные глаза таращились на меня. Он все это время беспробудно переваривал блины у меня под кроватью.

– Да, братан, – сказал я, поглаживая его по голове, – проспал ты сегодня ужин. Такая каша была! Я бы, конечно, разбудил! Даже и не сомневайся. Но я же не знал, где тебя искать.

В ответ Васька промурлыкал что-то про завтрак.

– Ну, нет, – я был категоричен, – занимай очередь без меня, не прозевай построения! А я с первыми лучами солнца, если выживу, рву когти.

Последнее выражение коту очень понравилось. А я вспомнил, что у меня под боком есть второе окно-бойница. Я отыскал очки, которые перед сном (ха-ха) зацепил за дужку к спинке кровати. Вооружённый диоптриями, я заглянул в окно. Картина мира по ту сторону была очень тревожная. По подсвеченному Луной небосводу стремительно неслись тёмные облака, верхушки деревьев в саду раскачивались от сильного ветра. А в клети стояла полнейшая тишина, как будто это и не кусочек стекла, отгораживающий меня от внешнего воздействия, а маленький телевизор, на котором сломался звук. Окно действительно было расположено высоко над землёй, но что это за могучие деревья, на кроны которых оно смотрело? Я бы, конечно, сказал – яблони, но я уже знал и про «Зуко», и про то, что яблони в Попадалове не растут. Но у кого не растут, а у колдуньи растут. Не дубы же она в саду выращивает?!

«В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок… Я тебе привезу: ты меня и из рая ждала», – вспомнил я строчки Высоцкого, и защемило в груди.

Щемило недолго: на верхушке одного из деревьев я рассмотрел гробик, сидящий вертикально на ветвях. Похоже, старуха ещё и младенцев на деревьях хоронит? Потом я рассмотрел треугольные ушки сверху у гробика. Может это способ крепления к ветвям? Гробик пошевелился и открыл свои ярко оранжевые глаза. Он смотрел прямо на меня. Эти глаза напротив были мне крайне знакомы, именно они скребли стекло в моем кинематографе. И я понял – сейчас будет атака на ближайшее окно. Но «гробик» взмахнул крылами и полетел восвояси с криком: «У-ууу, у-ууу, у-ууу».

– Сам ты дятел! – крикнул я ему с досады, молча, – Окно с дуплом перепутал, гроб глазастый!

Совиный полет ни с чем не перепутаешь: он плавный и бесшумный. А самая большая сова в семействе совиных отряда совинообразных – это филин. «Бубо бубо» по латыни. И действительно, в отличие от всех остальных сов, филин имеет уши. Правда, есть ещё ушастая сова, но она в разы меньше, просто карлик по сравнению с Бубой бубой. И как я сразу не догадался! Ведь хищные птицы моя давняя любовь, моя специализация.

Мы возлежали с Васькой на кровати. С Васькой было не страшно. Теперь даже жители Шуршащего угла меня уже не волновали. Он примостил свою тяжёлую голову у меня на груди и тихо мурлыкал, поддакивая моим мыслям. А я чесал ему между ушами и думал о филине.

Как интересно устроен мир. Он принимает любые объяснения. Можно – с мистической точки зрения, можно – с научной. Кому что ближе. Черт боится ладана, и трудно с этим спорить. Он боится его уже несколько веков. Может ему просто запах не нравится? Но народ не может петь фальшиво из поколения в поколение. Действительно помогает, иначе все давно бы плюнули на ладан, дышали бы канифолью и паяли микросхемы. И те, кто видят третьим глазом, говорят, что от черта не гарантируют, но мелкие сущности и злые духи действительно разбегаются от его запаха. Но с другой точки зрения, ладан – это смола деревьев рода Босвеллия с Аравийского полуострова, содержит в составе босвеллиевую кислоту и ацетат инценсола. Вот этот самый ацетат инценсола и придаёт дыму ладана антидепрессивное свойство, подавляет страхи и поднимает настроение. Вот вам и психическое воздействие на верующих во время религиозных обрядов, отсюда эйфория и просветление. И чем это объяснение вам не нравится?! Да, ребята, похоже, мир все-таки непознаваем. Или, как всегда поправлял меня Саша, многогранен.

А мой Бубо бубо? Филин, конечно, птица демоническая. Взять хоть этот его сатанинский смех. У меня мурашки не то чтобы пробежали по спине, они пронеслись так, что, наверное, дыру в стене пробили. Я бы тоже рванул за мурашами, да куда мне через сито отбора. А называется это крик у филинов просто – сигнал беспокойства. И ведь целая легенда о черте с красными глазами и летающем гробике могла бы появиться, не узнай я Бубо бубо. И все же мне было жалко, что филин улетел. Встреча с филином – это такая же удача, как увидеть орлана-белохвоста, за которым я иду. Я, конечно, догадываюсь, что численность филинов намного больше, потому что они ведут ночной образ жизни, а по ночам мы, как правило (тут я снова вздохнул), спим. И не подозреваем о существовании филинов. И только когда выпадает, прямо скажем, удивительная ночь! Я бы сказал, непростая ночь. Происходит чудо, и мы встречаем филина.

Тут вмешался Говорящий кот, который целый день дрых, а теперь был полон любопытства. Он «промямрил», что это некрасиво, рассуждать про себя о птицах, когда рядом находится такой благородный собеседник. И попросил продолжить рассказ вслух. Я пытался намекнуть, что неплохо было бы и поспать. Но Васька на это по-кошачьи цыкнул, и стало сразу как-то понятно, что спать уже точно не получится, лучше даже и не пытаться. И я начал нашёптывать Ваське про филина прямо в ухо.

Бубо бубо, на самом деле, демон ночи. Он пожирает всех, кто ведёт ночной образ жизни или мучается бессонницей. Если рано ложиться и поздно вставать, никогда не станешь жертвой и даже не узнаешь, что демон живёт рядом. Вот белки и суслики, например, никогда не становятся добычей филина, потому что ночью спят, как сурки. А вот некоторые представители бродячих котов, и даже собаки, могут легко оказаться жертвой филина. Коготь в спину и ты кусок пушистого, ещё тёплого мяса, воспаряющего в небеса, в буквальном и переносном смысле.

В этот момент Васька выпустил когти, то ли от страха, то ли в знак протеста.

– А ну убери когти, – потребовал я, – а то прерву свой рассказ.

Васька когти убрал.

– Конечно, я слегка преувеличил. Говорящие коты не являются основной добычей филина. А такого импозантного, как ты, ему вообще не утащить.

– Мряя-я! – согласился Вася с данной ему характеристикой.

– Только покалечит, или съест на месте, – продолжил я жёстко. – Или вернётся на следующую ночь доедать. Такие факты известны, когда добыча оказывалась слишком большой.

Васька снова выпустил было когти, но вовремя опомнился, и сумел сохранить кошачье достоинство.

– Да ты не бойся! – произнёс я коронную фразу Васильича с интонацией автора. – Специально они на котов не охотятся. Все, что бегает и летает во тьме, тех и бьют. Без разбора. Будь ты хоть экономка, будь хоть иберийский заяц.

– Мамре, маб мря? – удивился Васька и даже приподнял свою мохнатую морду.

– Какие бабы?! – возмутился я. – Начитался беллетристики, а темой кормовой специализации не владеешь. Полёвка-экономка – это мышь, а не прислуга в доме, начитанный ты мой. Ты, вообще, в мышах хоть немного разбираешься? Или только в блинах?

Васька так надулся, что я понял – перебор! А сориться с говорящими котами неумно.

– Прости, Василий, – произнёс я искренне. – Глупо было предполагать, что Говорящий кот ест мышей. Я тоже не знаю, например, что такое иберийский заяц. А Бубо бубо знает, потому что он его ест. У нас он охотится за зайцем-беляком и за зайцем-русаком, а в Иберии ест исключительно иберийского зайца. Ты, Василий, никогда не хотел бы метнуться в жаркие страны и отведать там что-нибудь необычного? Например, хомячка Кэмпбелла или тушканчика-прыгуна?

В ответ Василий обиженно промяукал такую фразу, от которой я как-то прям взбодрился. А фраза звучала так: «Я не ем низкочастотную пищу, мля». Последний звук, я не сумел перевести, но было в нем что-то загадочно знакомое.

– Мряя мяу мя! – единственное, что я нашёлся промяукать ему в ответ. И наступила долгая пауза. Затем я сумел продолжить разговор. – Цельная вы личность – коты! А нас, людей, хлебом не корми, дай смотаться в тридевятое Королевство Таиланд. Чтобы съесть там какую-нибудь обыкновенную слепушонку. И тем самым внести свой вклад в борьбу с грызунами на местном уровне. А по возвращении будем с гордостью всем рассказывать, что в степи больше не осталось степных пеструшек, и кончилась саранча. В смысле кузнечики.

Кстати, филины даже ежей едят. Причём для них это достаточно лёгкая добыча. Бегают ежи не быстро, а топают как слоны, и пыхтят при этом, как паровозы. Для чуткого совиного уха это все равно, что загулявшие соседи за стенкой. Раз!!! И снова тихо в ночном лесу. Только магнитофон дымится. А нежные ежиные иголки только способствуют процессу пищеварения. Поэтому то, что было ежом, съедается целиком. Но иногда отделяется от шкурки, но это уже на любителя ежиного филе. В любом случае все хищные птицы не мучают свою «попу». Все, что не сумели переварить, крупные кости, мышиные черепа, шерсть, пуговицы от шубки…

– Василий! У тебя шуба на пуговицах или на молнии? – спросил я, оттягивая кожу кота на загривке.

Вася в ответ недовольно «промямрил» что-то непереводимое.

– Понял, на клею, – ответил я за кота. – И что ты все время все принимаешь на свой счёт? Я же просто болтаю, пытаясь выжить – дожить до утренней зари. А ты своим котятским самолюбием все время мне препятствуешь. Тебе что, трудно побыть немного в шкуре вспоротого ежонка?

Василий снова выразил своё несогласие, выпустив когти.

– Хорошо, хорошо, – согласился я, – пуговицы глотать не будем, но все остальное, что не сумели переварить, выплёвываем в виде чёрной плотной колбаски через клюв. Это называется «погадка». У вас, у котов, подобное тоже случается. Намоешь вас в тёплой ванне, да с шампунем от блох… Вы потом вылизываетесь, вылизываетесь. Вылизываетесь, вылизываетесь. А потом на следующий день отрыгиваете комок собственных волос в лужице желудочного сока. У хищных птиц это процесс налажен регулярно и в сухом виде. По составу погадок орнитологи определяют, чем питаются хищники в данной местности. И я тебе скажу, филины проявляют в этом вопросе удивительную гибкость. Кого больше, того и едят. Где больше ежей, там ловят ежей. Где больше расплодилось диких кроликов, цепляют кроликов. Про различных грызунов я вообще молчу. Пернатую дичь бьют всякую, включая тетеревов и крякв. А уж если расплодятся говорящие коты, будут охотиться на котов. Вне всякого сомнения.

На этот раз я не получил ожидаемую порцию кошачьих когтей. Василий поднялся, посмотрел мне прямо в глаза, и совершено членораздельно промямрил: «Пространство блокируется». После этого он исчез совершенно бесшумно, что было странно для такого «бегемота».

Раздался очень вежливый стук в окно. В то самое, которое находилось сбоку от меня. «О, Филя вернулся!» – подумал я и приподнялся на кровати. Но это был не Филя. В прямоугольнике окна я увидел какой-то светящийся сгусток, закрывающий мне весь обзор. Что-то вроде клочка тумана, частицы которого слегка отливали зеленоватым матовым светом, как флуоресцентная статуэтка к концу ночи. Субстанция имела какую-то собственную форму, потому что по краям, где она заканчивалась, я видел обрывки ночного неба и фрагменты деревьев. Я притворился, что не слышал стука, и снова лёг, продолжая коситься на окно. Стук повторился. Он был точно таким, как в первый раз: тональность его не стала агрессивнее или более требовательной. Как будто костяшкой пальца по стеклу. Тук-тук, пауза, тук-тук и тишина. Никто не ломился в амбразуру окна и даже не имел целью меня разбудить, просто кому-то (или чему-то) очень нужно было узнать, который час.

Я не успел придумать как реагировать. Раздался «дзинь», и я собственными очками увидел, как стекло окна струйкой жидкости скатилось вниз. Отвисший подбородок помешал мне укрыться под одеялом. Я видел, как клеть, словно пылесос, через отверстие окна всосала внутрь себя «чёрную дыру». Никакого флуоресцентного свечения. Тёмная субстанция, как мячик, металось по клети, отскакивая от стен и потолка. Немного искажаясь при контакте.

Я не знаю, как можно видеть тёмное в темноте, но я видел. Я видел, что передо мной мечется не просто тёмное пятно, а скорее тёмное отверстие. Тёмный вход в тёмный тоннель. И никакого света в конце тоннеля. Тёмный тоннель уходит вдаль и сливается где-то там с ещё более глубокой чернотой. Я просмотрел момент появления. Но когда чёрная труба, наконец-то, определилась со своим местоположением в пространстве, я обнаружил человеческую фигуру, сидящую на кровати у меня в ногах. Сто очков он вышел из неё! Но я проглядел.

– Доброй ночи, Андрей. Извини, что так поздно. Но я очень рад нашей встрече, – сказал Пришелец из Трубы очень вкрадчиво. И так же вежливо, как предшествующий стук в окно.

– Здрасте, – прошипел я в ответ, про себя пытаясь произнести: «Иже неси на небеси». Но слова не складывались.

– Как мои кеды? Не жмут?

– Нет. Отличные шузы. Таких нынче не делают, – нашёлся я. «Интересно, отбрасывает ли он тень?»

– Вот и отлично. Носи на здоровье. Может хоть тебя в них похоронят.

– А Вы Семён? – спросил я, чтобы поддержать разговор и как-то уйти от кладбищенской темы. «Интересно боится ли он чеснока?»

– Да, я Семён. Прости, что сразу не представился, – извинилось Привидение.

– Я догадался. Меня Агафья Ивановна предупреждала: «… то в окошко постучит, то калиткой скрипнет». Оказывается, вот оно как бывает!

«Может послать его матом? Где-то я слышал, что призраки боятся мата, и уходят. М-да?! А может, идут куда послали? Тогда могут быть последствия. Надо сначала хорошенько обдумать, куда послать. А как тут обдумаешь, в такой нервной обстановке. Нет, лучше не посылать. К тому же он такой вежливый. Невоспитанно будет его послать».