Вкус утекающей воды

– Двое. Зато сколько выжрали!!! Не считая спаленного атмосферного электричества.

Васильичу нечем было крыть: цифру он не запомнил, а про прожектора не забыл.

– Ну что тебе трудно? Немного помочь. Ты же спец, – примирительно-просящим тоном затянул я.

– Ладно, – соизволил согласиться Васильич. – Только ты мне скажи, каков результат наших собеседований. Кем теперь ты будешь?

– Завтра я буду прорабом.

По лицу Васильича, я понял, что не оправдал его ожиданий. Интересы школы для него были превыше всего.

– А зачем ты тогда повёл меня ещё и в лесхоз? – укоризненно спросил я. – Хватило бы и Швиндлермана с Прекрасной Еленой. У меня теперь и так, видимо, по ночам поллюции начнутся.

– Иван Макарыч попросил, – сказал Васильич. – Ему не откажешь. Без него школу не построить. И где только он узнал про тебя?

– Да ты не бойся! – произнёс, я, копируя интонацию самого Васильича. – Вот построим завтра дом для Жоры, и можешь снова вести меня на собеседование или продавать в рабство. Только хозяйку подбери помоложе и без колдовских наклонностей.

– Какой дом? Ты же Мишке сказал, что забор будем править? – возопил Кукушкин.

– Миша тут ни при чем. Ты, Михаил и его компания действительно будете завтра восстанавливать ограждение (интересно, а Миша и Михаил – это два разных человека?) А я с бригадой из лесхоза… лишь бы это не оказались одни и те же люди… будем ставить дом для Жоры и его молодой жены.

Глядя на лицо Васильича, я понял, что «внезапное отвисание нижней челюсти» – это заразно и может передаваться от человека к человеку.

– Что-то я опять не слышу твоё «не бойся»? – спросил я.

– Да, самое время побаиваться! – сказал Васильич, – Не знаю как коньяка, а патронов у него ещё много осталось. Ты думаешь, его напрасно Электрощитом прозвали?! Что-то мне подсказывает, что ни хрена-то он про ваши планы не осведомлён.

– А ты полагал, мы куда сейчас с тобой идём?

– Куда? – не понял Васильич.

– Осведомлять и идём, – ответил я и решительно повернул в проулок, ведущий в сторону «Хреновой горы».

Васильич по инерции повернул за мной, но в воздухе уже витало его крепнущее желание включить заднюю передачу.

– Даже не думай, – остановил я его, – теперь моя очередь вести тебя туда, куда не хочу.

– Да не любит он меня, – пробурчал Васильич.

– Я думаю, это у вас взаимно. И вряд ли Жора питает ко мне тёплые чувства после ночных стрельбищ. Но от ненависти до любви только один шаг, как от куриных яиц до сероводорода. И этот шаг только в одну сторону. Так что у нас с тобой нет другого пути. И надо спешить обрести любовь раньше, чем превратимся в сероводород.

– Превратиться в сероводород мы всегда успеем, – ухмыльнулся Васильич, – лично у меня процесс уже пошёл.

– Я заметил. Особенно по утрам.

Васильич метнулся вдоль тропы в поисках палки или камня, а я помчался вперёд с радостным осознанием того, что с Кукушкиным мы снова в ладу.

Глава 18. Русская Венера

Когда мы уже поднимались по Козьей тропе, я в подробностях рассказал Васильичу про план директора лесхоза. Васильичу план не понравился. Он сказал, что есть «две закавыки». Первая, как удастся Ивану Макарычу официально признать Вдову вдовой. Вторая, как мне удастся построить дом без фундамента, потому что во всем Попадалове не найти и мешка цемента, не говоря уже про кирпич.

– А в остальном план хорош! – попытался утешить меня Васильич, разглядывая моё погрустневшее лицо. – Да ты не бойся. Сейчас Электрощит объяснит тебе политику партии, и ваша «свадьба в пружинках» накроется и без ваших дополнительных усилий.

– Таа-ак. Давай так. Про женитьбу – ни слова! Только про дом, – строго сказал я. – Типа «учитывая твои заслуги перед обществом в охране памятника истории науки и техники, равно Климатической станции… общество решило облегчить твой быт посредством строительства для тебя дома нахаляву».

Очки-комбайны Васильича не сползли с его носа окончательно по причине прыща, в который они и упёрлись. Но возразить он ничего не успел.

– Знаю, знаю, – опередил я, – что это за Общество такое, которое при жизни заслуги учитывает?! Вот статую с медной жопой после смерти, на которую срут голуби, – это, пожалуйста! Это бывает. А дом нахаляву – нет!

– А ты скажи ему, что по распоряжению КГБ. Или как их там сейчас – ФБР, – предложил Васильич.

– Угу, оговорка по Фрейду. ФСБ, они сейчас.

– Я тебе никогда не рассказывал, как я на зоне зубы лечил? – спросил Васильич.

– Нет.

– Зубы меня тогда просто достали: ни спать, ни есть не мог, на гильотину был согласный. Привели меня в какую-то тёмную комнатку к зубному фельдшеру. Посреди стоит чугунное кресло. Доктор велел садиться. Залез я в это кресло. Неприятное ощущение, как будто на приёме у гинеколога. Глянул вниз, а на подножке, где ноги стояли, выбито: «1937». Закинул голову вверх, а весь потолок в струях засохшей крови.

Лечение прошло безболезненно: я ничего не чувствовал и ничего не понимал. Не помню даже, как меня оттуда выводили. Но с тех пор зубы у меня не болят. А ты говоришь оговорка. История!

Мы топтались у калитки, попеременно давя на красную кнопку. Но Жора не появлялся.

– Может, контакт плохой? – выдвинул свою версию Васильич.

– А может, мы с тобой все электричество на иллюминацию израсходовали? – язвительно предположил я. – И даже звонку ничего не оставили?

– Пошли, – решительно сказал Васильич, – я сроду через калитку не ходил. Тут дыра в заборе, недалеко.

***

– И эту дыру завтра тоже заделаете, – сказал я, преодолев ограждение и оказавшись на территории станции.

– Ага, а ходить как будем? – не согласился Васильич, – всегда надо иметь запасной тоннель, чтобы вернуться.

– Может, чтобы уйти?

– Нет, – уверенно сказал Васильич. – Уйти всегда легче, чем вернуться.

Я ожидал увидеть Жору, греющегося в последних лучах предзакатного солнца. Но скамейка оказалось пустой. Может, на самом деле дома нет?

Когда мы начали спускаться вниз, в окне Жориного жилища мне померещилась нога, задранная вверх. Но я не придал этому значения, списав увиденное на взаимодействие дифракции и интерференции с сосновыми ветками. А зря.

На наши призывы откликнуться, сначала высочил ошпаренный Жора. Весь красный и завёрнутый в белую простынь.

– Ты, что баню принимаешь? – издевательски спросил я, не вникнув в ситуацию.

А потом в проёме двери возникла совершенно голая Совершенная женщина, как мне тогда показалась. Она стояла, опершись спиной о косяк, скрыв от наших взглядов цвет своей киски слегка согнутой в колене ногой. Даже в голой женщине должна оставаться какая-то тайна.