Параллель. Повесть

– Э-э, что за дела? – возмутился панк и схватил обломщика веселья за рукав.

Тот отмахнулся – не сильно, только чтобы сбросить хватку – однако ноги подвели местного обитателя и он рухнул на пол.

– Ну ты, с-сука, сейчас будет тебе счастье! – как бы с удивлением промямлил панк, опираясь о стенку и вставая на ноги, – Пацаны! Наших бьют! – и, не дожидаясь огневой поддержки, полез в драку.

Эвальд полуобернулся, толкнул напирающего наркомана ладонью в лицо, тот снова полетел вверх тормашками и уже не нашёл в себе силы подняться, лишь засучил ногами и руками, будто его врагом вдруг стал голый пол.

Несмотря на то, что всего минуту назад притон спал, сейчас он вдруг пришёл в движение. Как сонные осы вылетают на замах дыма, так и грязные обитатели квартиры с иссиня-серыми лицами медленно покидали свои лёжки на полу, чтобы ответить на универсальный призыв о помощи.

Тот, что оказался ближе всех к прихожей, уставился затуманенным взором, подобрал отвисшую челюсть, и, жуя слюни, спросил:

– Где?

– Там – мотнул немец головой на кухню.

– Ща, братишь, всё будет, – прошамкал зомби и, придерживаясь за дверной косяк, пошёл не рисковый манёвр: пересечение пространства прихожей.

Ира не сопротивлялась. Эвальд предусмотрительно обнял её и приподнял, когда проходил лестничную площадку с раненным. Оказавшись уже на улице, она тихо заплакала, попыталась высвободиться, замахнулась и… обмякла. Парень придержал её одной рукой, поспешно снял куртку, сетуя на себя за то, что не догадался сделать это раньше, и, закутав хрупкое тельце, взял его на руки. Прошёл целый квартал, прежде чем заметил на обочине автомобиль с жёлтой лампой на крыше. Ускорил шаг, без спроса открыл дверь, положил всё ещё тихую девушку на заднее сиденье и сел рядом.

– Ну и куда? – недовольно спросил таксист, прикручивая громкость музыки и с подозрительностью осматривая клиентов в зеркале заднего вида.

– Давай вперёд, а там посмотрим.

В квартире, как и прошлый раз, была уличная температура. Под распахнутые окна подложены книги, шторы одёрнуты в стороны. Первым делом Эвальд уложил девушку на кровать и накрыл одеялом, после чего задраил окна и включил на кухонной плите все конфорки разом. Газ с шипеньем выгорал, быстро наполняя комнату теплом. Немец сел за стол, устало опёрся на локти и запустил пальцы в густую шевелюру. Мысли словно объявили бойкот своему хозяину, ни на чём не останавливались, ловко удирали от манипулятора, который должен их вылавливать и укладывать на конвейер. Чтобы хоть чем-то занять голову, принялся рассматривать новые фрески на стенах. Из всех рисунков осталась без изменений лишь фигура человека в полный рост. Она и в этот раз осталась нетронутой, совершенно обособленно лежащей поверх остальных деталей. Всё остальное пространство заняла сплошная решётка из толстых прутьев на сером фоне. Никакой травы, никакого звёздного неба или гор – ничего. Лишь серость.

Воздух постепенно прогрелся, Эвальд снял куртку и проверил спальню. Тут по-прежнему было прохладно. Ирина очнулась, сидела спиной к стене, с поджатыми к груди коленями.

– Я тебя не боюсь, – с едва заметной дрожью в голосе сказала она.

– Меня и не надо бояться.

– Он сказал, что не успел, но ты всё равно наказан. Я была на твоей могиле… Зачем ты вернулся? И вот теперь он перестал приходить… Это ты его прогнал? Нет, это я… но я и раньше просила его не приходить, почему он исчез? Почему никто из них больше не приходит?

Эвальд потянулся к ней, чтобы укрыть обратно одеялом, успокоить, но она отскочила на край кровати и зло прошипела:

– Не трогай меня!

– Это же я, скучный водила.

Прищурившись, с недоверием спросила:

– Ганс? Нет, ты меня не обманешь, я знаю, кто ты. Уходи! Хотя нет… – Ира хищно захихикала, – оставайся, они придут за тобой, я своими глазами увижу, как ты получаешь по заслугам. Смерть это слишком жестоко… но ты всё равно будешь страдать. Ни один из вас даже не попробовал просить прощения!

Она сыпала обвинениями, ругательствами и угрозами, в перерывах беспомощно прислонялась затылком к стене, и по её лицу текли ручьями слёзы горечи и досады. Немец устроился на полу у противоположной стены. Он боялся оставить девушку без присмотра, но как её успокоить – тоже не знал, и лишь надеялся, что в какой-то момент действие дурманящих препаратов пройдёт, она выдохнется и успокоится сама.

И она успокоилась. С первыми лучами ленивого зимнего солнца она, после очередного эмоционального всплеска спрятала лицо в ладонях, опять заплакала, беззвучно сотрясая плечами. Эвальд поднял одеяло, сброшенное на пол в приступе буйства, сел рядом с Ирой и укрыл её. Она не стала его прогонять, как и не стала сопротивляться, когда он прижал её голову к своей груди и пригладил беспорядочно остриженные волосы.

Парень измотался не меньше самой Ирины, и хоть она уже успокоилась, надо было потерпеть, выждать ещё… но сон всё же взял своё.

Глава III. Лес, лес, болото

Валентин

Корень поддавался с трудом. Точнее, не поддавался вовсе. Я искрошил вокруг него почву, отрезая отростки, но он всё никак не хотел вылезать. Прям репка, а не корень.

– Брось, друг, догоняй остальных.

У Вагана на руке висела огромная корзина, до половины наполненная трофеями. Я осмотрелся по сторонам. Шеренга ушла далеко вперёд, один лишь я ковырялся в грунте, безуспешно пытаясь вытянуть злосчастный корень. Надо было брать лопату, когда предлагали, чёрт…

– Сейчас, – раздражённо отвечаю стоящему над душой напарнику и ещё раз обвожу лезвием вокруг своей добычи.

– Друг, никто их не собирает, потому что больше гемора с ними, чем толку.

Постояв ещё немного и полюбовавшись моим пыхтеньем, Ваган пошёл дальше. Тяну за мохнатый короткий хохолок растения, он с тонким хрустом отламывается и я падаю на пятую точку. Зарычав, с остервенением беспорядочно колочу ножом. Молочный сок перемешался с грунтом и наполнил воздух горьковато-сладким ароматом. Понимаю, что последние полчаса потрачены впустую. Плюю на землю, пинаю воздух ногой, вешаю на плечо корзину и плетусь вслед за остальными.

Бригадир не проводил никакого брифинга, просто прикрепил меня к Вагану и его товарищу Якову, сказав, что они введут меня в курс дела. В первую очередь я спросил, как попасть домой, но они лишь переглянулись и, поджав губы, покачали головами.

– Неужели нет способа?

– Душа моя, – ласково сказал тогда Яков, – вы в корне неверно смотрите на жизнь. Попав в трудную ситуацию, вы глядите в прошлое и ищете обходные пути. Нельзя так. Куда бы вы ни попали – обустраивайтесь, как если бы это был ваш дом. Что же вы кривитесь? Ну, сами посудите – будете вы метаться туда-сюда неприкаянным, рано или поздно потеряете силы и обнаружите, что потратили время впустую. Тогда вас наполнит отчаяние. А отчаяние – грех, знаете ли.

Не знаю, что раздражало меня в нём больше – слащавые обороты, как у психиатров из анекдотов, или же его манера обращаться ко мне в множественном числе. Я же не старик какой, максимум лет на пять старше него! Его приятель ничем не лучше – фамильярность так же раздражала.

После очередного подтверждения, что домой не попасть, я больше не слышал их. Они по очереди что-то рассказывали про травы и коренья, ягоды, животных и птиц, но это стало полуосмысленным шумом на периферии сознания, не более.

На глаза попался крохотный куст винограда с одной-единственной зелёной гроздью. Я бы не отказался сейчас от винца, да покрепче. Теперь понимаю Дюка.

Догоняю шеренгу и становлюсь рядом с Яковом. Он собирает твёрдые чёрные ягоды с высокого куста. Ростом я выше, поэтому тянусь к верхним веткам.

– Не против?

– Что вы, собирайте на здоровье.

Может, зря я к ним так? Они ведь ничего плохого, в конце концов, мне не сделали, а я на них только волком смотрю. Надо бы хоть парой слов перекинуться.

–Так… почему бригадира называют Дыр-дыр?

– Ох, голубчик, дело наше – не такое уж простое, как можно было бы подумать. Существует множество угроз жизни даже в чистом поле.

Я смотрел на него, ожидая продолжения, но он, кажется, моментально забыл о моём вопросе.

– И?

– Ну, сами-то Ветра не плодят смертоносных насекомых или крупных хищников. Однако оные частенько приходят из других краёв.

– Я про бригадира вообще-то спросил.

– Я к тому и веду, дражайший друг, – Яков вздохнул и продолжил, – как-то раз работали мы недалеко от каньона, когда вдруг вылетел ветер, причём без каких-либо предварительных признаков. Ну, само по себе это дело не страшное. Мы нашли укрытие, но пришлось задержаться, и мы не успели до темноты вернуться в лагерь. А ночью пришли химеры, унесли с собой троих, одного ранили в голову. Бригадир тащил его на себе до самого трактира. Бедняге травмировало мозг. Стал подобен годовалому ребёнку – дара речи лишился, переставал людей узнавать. Кроме бригадира нашего. Как увидит его, сразу кривой своей улыбкой улыбается, руки протягивает и лопочет: «Дыр-дыр, дыр-дыр». Вот он себя виноватым и чувствует, мол, должен был предусмотрительней быть.