– Да, а что тут такого странного? Катя как-никак моя подруга, а я уезжаю. Было бы наоборот очень странно, если бы я не пришла.
– Она сама тебя пригласила? – уточнил я осторожно, чувствуя её досаду, вызванную моими расспросами и неуместным удивлением.
– Слушай, Воскресенский, ты мне нравишься!.. Да, она сама позвонила и даже просила меня прийти пораньше, чем все… Но вот это вряд ли!
Глава восьмая. День рождения
Катя пекла пироги. Душистые воздушные коржи подходили на двух противнях в духовке. В кастрюлях на плите кипело и шипело. На столе не было такого завала, как это случалось раньше, когда она бралась готовить что-то грандиозное, всё необходимое чинно стояло на своих местах. Катя, с утра находившаяся в бодром приподнятом настроении, чувствовала себя настоящей хозяйкой, у которой всё ладилось и спорилось. Время от времени на кухню заявлялся Василий – проведать, как дела, и попутно стащить что-нибудь вкусненькое, но Катя не сердилась, к тому же во всём остальном он был ужасно послушный, ежеминутно хвалил её и вообще подлизывался, как мог. Катя, сосредоточенная на своих делах, всё же успевала замечать на себе его прямо-таки восторженный взгляд. Родители уехали в гости на пару дней, чтобы дать молодым побыть вдвоём и хорошо повеселиться. Мама, конечно, помогла ей накануне, но всё равно оставалось ещё столько дел!
– Иди, дорогой, учи, не отвлекайся, – говорила она, чтобы скрыть довольную улыбку.
А он откровенно признавался:
– Не могу. У меня от этих головокружительных запахов слюнки текут. И ещё мне сегодня хочется всё время разговаривать с тобой.
– Ах, ты, мой разговорчивый, – улыбнулась Катя и поцеловала его по пути от плиты к пеналу.
Всё-таки на кухне он мешал – вертелся, как непоседа, хватал всё из-под рук и вообще – при нём Катя тоже становилась рассеянной. Пришлось его выпроводить.
Василий вернулся в комнату. После кухни здесь было мрачновато и прохладно. На кресле лежало Катино новое платье, подарок родителей, а на пианино стоял огромный букет. Вася сел на стол и принялся разглядывать в окно прохожих, жуя прихваченный на кухне кусочек морковки. В отличие от Кати он находился в каком-то возбуждённо-подавленном настроении, и ни минуты не мог усидеть на месте. Временами его внимание притуплялось, и он слышал всё так, словно уши были заложены ватой. Потом вдруг слух, зрение и внимание болезненно обострялись, и он ловил себя на том, что прислушивается к шагам на лестнице, к голосам за окном и к тому, что передаётся по радио в соседней квартире. Причём, всё это происходило в одно и то же время. И очень утомляло. Да ещё эти дразнящие кулинарные запахи. Если честно, то ему хотелось только одного: чтобы как-нибудь поскорее наступило завтрашнее утро. Ему казалось, что бы ни случилось, как бы ни вышло – всё плохо, потому что он не был готов ни к чему. Сжевав морковку, Василий понял, что не может оставаться один, и опять отправился на кухню.
Для Кати время летело, хотя она вроде бы всё успевала. Для Василия оно тянулось непоправимо медленно. Особенно худо стало с наступлением ранних зимних сумерек. Он даже пытался уговорить Катю открыть одну бутылочку и выпить в тесном кругу за её здоровье, но Катя наотрез отказалась, да ещё, смерив его подозрительным взглядом, предупредила:
– Не вздумай перебрать! Смотри, я буду следить за тобой, а ты…
– А я буду тебя слушаться, – заверил Василий.
В шесть часов вечера раздался первый звонок. Он приготовился к встрече, но это была всего лишь телеграмма от родственников. Неожиданно Кате пришла в голову счастливая мысль отправить Василия за фруктами, которых недоставало для сервировки стола. Он с радостью повиновался, и через мгновение его стремительные мальчишеские шаги застучали вниз по лестнице. Катя призадумалась на миг, пытаясь ухватить какую-то промелькнувшую мысль, но та прихотливо упорхнула.
Отсутствие Василия было для неё весьма кстати (не зря же она отослала его только теперь). Все остальные дела были сделаны, и она занялась своим внешним видом…
Гости явились почти все разом и с удивительной точностью. Катя услышала их ещё с улицы и, включив в прихожей свет, остановилась перед большим овальным зеркалом в деревянной раме. Улыбка, сама собой проступившая на губах, свидетельствовала о том, что и заключительным этапом подготовки она осталась вполне довольна.
Гости хлынули в открытую дверь, пересмеиваясь и подталкивая друг друга, сразу заполнив небольшой коридорчик. Катю обдало потоком холодного воздуха, смешанного с восторженным поздравительным гулом.
– Позвольте ручку, ручку, – галантно пищал, выныривая из толпы Пижон, но протянутая Катей рука попала в широкие лапы Каратаева.
– Скажу речь, – заявил он, и все уважительно притихли. – Скажу после, – уточнил Миша, – а пока просто поцелую.
– А где хозяин?
– А почему я вешаю, а оно падает? – сокрушался Паша, у которого никак не получалось пристроить своё пальто на вешалку.
– А мы тебя поздравляем! – кричали с боку, всовывая в руки какие-то коробки и свёртки.
– А мы ещё поздравлявистее проздравляем и желаем…
– Во, опять упало.
– Поберегись! Кто там навалился на мою причёску?!
– Наточка, это не я, это опять оно!
– Убью обоих!
– …и долгих-долгих лет жизни!
– По-здрав-ля…
– Я не понял: где хозяин?
– Спасибо! Спасибо! Проходите! Он сейчас придёт. Проходите и рассаживайтесь. Марин, чего ты так поздно?
– Я потом объясню.
– Ой, я сплю или грежу?!
– Какая прелесть! Паша, смотри, не наедайся – ты обещал со мной танцевать.
– Это что? Крем-брюле?
– Нет, это люля-кебаб.
– Лёня, с нами дамы!
– Между прочим, кому не нравится, может идти мыть руки.
– Это мысль.
– Это провокация: пока мы их будет мыть, этот подозрительный тип тут всё слопает!
– Ребята, не волнуйтесь, всем всего хватит! – пыталась урезонить их Катя.
– КЛЮПО вне конкуренции. Эй, кабальеро! Почётные места только для членов КЛЮПО.
На полке стоял новенький магнитофон, соединённый с колонками и светомузыкой. Паша Разин уже крутился возле него.
– Система! – уважительно изрёк он.
Катя улыбнулась довольно:
– Это всё Вася постарался. Он и музыку сам подбирал. Хотел такой сюрприз…
– А где он сам, сюрприз этот?
– А он…
Пришли братья Пироговы с Аней и гитарой. Появление Юры пробило небольшую брешь во всеобщем оживлении, но все быстро пришли в себя, и снова загалдели.