Дожить до рассвета

Дела шли быстро. Он в свое время не один ящик такими наполнил. Femton, sexton

. Тут Хальпарен приостановился, прислушался. Шум какой-то? Сторож наверняка. Двери нормально закрыть ему не судьба. Без стука.

Sjutton, arton

, позвонить в аптеку, надо еще. Опять удары. Нет, в самом деле, чем нужно болеть, чтобы так стучать? Выйти, что ли? И без того противным считают. В аптеку значит.

Последний камешек улегся в шкатулку. Хальпарен провел кончиком пальца по краю, пересчитывая заново. Вот и стихло все. Аптеку. Тьфу ты! Какую аптеку? Это, sjukhus

, больницу или как ее, у них кровь.

Крышка плотно защелкнулась, выпустив напоследок маленькое облачко искристой пыли. Сверху налип листок с пометкой. Теперь оставалось только дописать.

За стеной послышался далекий неуверенный оклик.

Не разобрал. Птицы?

На бумагу слетела чернильная капля.

Что-то неладно.

Он отложил перо, вышел в коридор.

Никого. Один шум. Кажется, около библиотеки. Или Смотровой?

Визг. Хальпарен стянул плащ с двери, на ходу набрасывая его на плечи. Нехорошее предчувствие тонкой ниточкой тянуло во тьму.

Обходным будет быстрее. Через кабинет Елисея.

Грохот. Звон. Дикий крик.

Толкнул дверь. Ырка. Девушка. Секунда. Резкий жест. Вспышка руны дагаз. Следом щит. Он на коленях, а у груди копна черных кудрей.

И вновь этот вереск. Шампунь с ним, похоже. На этот раз не пугал. Подготовишка – «Ли-ли, на второй слог ударение…», чуть повернула голову. Узнала его голос. Вздохнула. Сердечко трепетало крохотным мотыльком. Ну, тише-тише, вот уже и нет никого.

Руну дагаз он хорошо подобрал, ырки огня боятся, да и просто свет не жалуют. Рисовать, разве что, долго, но годы практики уже набили ему руку. Набили и отбили. Потом прошла короткая процедура обнуления. Жаль таких выскочек, если честно. Их едва ли удается вылечить, только так, вытаскивать энергию струн и возвращать листам. Он встал, подал Лили руку и, тенью обогнув осколочные горы на полу, вывел в коридор. Тот походил теперь на жертву революционеров. Хальпарен незаметно мотнул головой. О другом лучше подумать.

Вот нехорошо получилось так, за талию. Не тактично. А как иначе? Не за локоть же, так и вывернуть, а то и, простите, оторвать. Спросить бы кого, как стоит, да некого. Главное – не пострадала. И все-таки труп.

– М-мастер? – тихонько позвала Лили, глянув на него снизу-вверх. Вздернутый носик блестел от нервных слез. – Там сторож у-умер.

Да неужели? Завидую, от всей души завидую. Не ему за собой останки оттирать.

Он что-то ответил. Вроде бы даже красиво вышло. Не то что бы ему так уж пекло покрасоваться перед спасенной принцессой, конечно. Это так, привычка и природное остроумие. Не более. Мы-то понимаем.

Впереди свет надрывали силуэты. Чуть дальше на ступенях стоял Азар. Хальпарен встретился с ним взглядом. Что-то ему эта сцена напоминает. Так хорошо напоминает, аж тошнит.

Началась болтовня. А уже не просто тошнило, но и в груди жутко потянуло. Сердце опять или что? И все болтают и болтают, сколько можно? И болтают главное всякую чепуху. Возможно отвечал он не слишком вежливо, но жалеть об этом получалось плохо. Ну какое, скажите на милость, обострение в мае, в самом деле? Кого теперь в мастера набирают, а главное, кого они потом учить собрались? Тех, кто потом ырку обнулить не в состоянии?

Хотя бы Лили все это время стояла молча. Только раз прикрылась ладонью и зевнула. Да. Довольно.

– …предлагаю увести молодых дам…

Она закивала, согласились и другие. Потом дала Кате себя обнять, помахала ей вслед. А затем вновь глянула на него. Вроде бы что-то сказать хотела. Но тут же исчезла – старшие увели. В Братстве остались только он и Анна.

– Ступайте и Вы, – сказал тот.

– Да что ж Вы, магистр, сами тут будете стены мыть? Я бы помогла, сейчас вот Оленьке наберу, а там и еще кого. Быстро управимся.

– Утро вечера мудренее, – прервал Хальпарен, искренне надеясь, что произнес выражение правильно. – Завтра пораньше придете. Было бы неправильно лишать сна тех, кто в нем так нуждается, не правда ли? – а заметив, что с ним все-таки собрались спорить, добавил, склонив голову: – Доброй ночи.

***

Кабинет выглядел странно спокойно, даже нереально. Существовал ли он на само деле? Быть может, все вокруг – лишь сон? Если так, то череда снов. От кошмара к сладкой сказке и по кругу.

Плащ улетел на стол, едва не сбросив на пол чернильницу. Пара бумаг со стопки спланировала на пол. Хальпарен опустился в кресло и уперся локтем в стол, потирая лоб.

Утром придется рассказывать про сторожа. «Мастер, там сторож…». Мастер.

Мастер?!

Хальпарен замер. Просидел так с минуту, а затем с полным отчаянного раскаяния вдохом на «ф-ф-ф» закрыл лицо руками.

Черт подери.

А ведь ей нужен мастер. Скоро будет нужен.

Лес тебя храни.

Примечания

[1]Пятнадцать, шестнадцать (швед.)

[2]Семнадцать, восемнадцать (швед.)

[3] Госпиталь (швед.)

Когда мы все засыпаем, куда мы отправляемся?

Темная ночь. Только девочка в замке не спит. Та в постели под кровом теней тихо книгу читает. Высоко над землёй, в комнате без дверей, с одним только окном. Трудно, конечно, тем, кто не видел никогда миров иных, помимо родного, представить спальню её, да и башню, да и реальность в целом, но, подобно тому, как мы всегда упрощали знания до человеческих, доступных пониманию слов, так поступим и теперь, для удобства детей наших, желающих видеть и пруд, и русалку, в нем сидящую. А потому повторим и да не будет более вопросов и размытых линий измерений, не подчиняющихся описаниям. А будет девочка, высоко во тьме, без дверей, но при окне, да с книгою в руках.

Книгу эту дала ей служанка. Обычно принцессе читали только учебники. История уже подходила к концу. Потерянный мальчик вернулся домой. Совсем взрослый, с новыми друзьями и мешком сокровищ за спиной. А главное – целый и невредимый.

"Мать ласково погладила сына по голове" – пишет неизвестный, возможно даже не слишком уважаемый за свои слова, к чему бы это не привело, автор.

Она тянется, осторожно проводит рукой по собственной макушке. Должно быть, приятно.

Хорошо, когда в книгах все понятно объясняют. Вот, как обниматься, до неё пока не очень доходило. Но люди, а иногда даже и зверушки, так делали, когда хотели кого-то успокоить или показать свою любовь. Выходит, это тоже, наверное, очень мило. Непонятно только, почему ей так нельзя. Никогда. Даже если очень надо.