Солитариус. Книга первая

– О чём она?

– Обо всём понемногу. О России двадцать первого века, о жизни необыкновенных людей в условиях тотальной обыкновенности. В общем, поднимаются разные вопросы. В двух словах не объяснишь, – с неприкрытой гордостью произнёс он.

– Хорошо, я прочту, и тогда обсудим. Вы давно видели Гиппократа? – спросил я, внимательно всматриваясь в собеседника.

– Около двух месяцев назад, – мгновенно ответил старик. – В тот самый день, когда очнулся после приступа.

– И как же он выглядит? Сколько ему лет?

– Думаю, около пятидесяти. Как выглядит? Высокий, крепкий, темноволосый. Знаете, Есенин, на врача он не очень похож. По крайней мере, мне так показалось.

– А на кого похож? На учёного?

– Нет, и на учёного не похож. Однако это не значит, что он не врач и не учёный. Я только хотел сказать, что врач и учёный в нём, если он действительно врач и учёный, – это побочные личности, это не главное в нём. Есть что-то гораздо существеннее, что я вряд ли смогу объяснить словами.

– Что ж, я примерно понял, что вы хотите сказать. Значит, вы видели его только однажды?

– Да.

– Получается, что именно тогда он рассказал вам о вашей книге?

– Да-да. Он сказал, что незадолго до приступа я через Бестию передал ему свою книгу, что он её прочитал и восхищён моим мастерством и что он хотел бы напечатать её, если я не возражаю.

– Ясно. Во время нашей первой встречи вы сказали что-то об идее Гиппократа.

– О, друг мой! Давайте не будем об этом здесь, – перешёл на шёпот Сократ.

– Нет, давайте будем, – раздражённо и громче прежнего сказал я. – Объясните мне, что вы имели в виду. Мне надоели все эти скрытые намёки. Если вы что-то знаете, имейте смелость говорить открыто и прямо!

Старик слабо улыбнулся и тихо, но уже не шёпотом, пробормотал:

– Однако я ничего не знаю, только догадываюсь. Знаете, как бывает: смотришь на кого-то или на что-то, связываешь одно с другим, порой неосознанно, интуитивно угадываешь, что кроется под вуалью слов, за выражением лица, за взглядом, и в итоге начинаешь понимать, кто перед тобой. Это чисто субъективное понимание, личное восприятие, у которого нет никаких объективных доказательств. Так вот, всё, что я говорил о Гиппократе, – это и есть такое субъективное понимание. Во время беседы с ним я понял, что это человек идейный. О самой идее мне ничего не известно, однако я практически уверен, что она заключается в каких-то экспериментах на мозге.

– Если я правильно всё понял, уверены вы в этом потому, что Гиппократ каким-то боком касался этой темы?

– Верно, друг мой. Именно боком. Я у него что-то спросил, кажется, насчёт этих приступов и как с ними бороться, на что он ответил… Дословно я не помню, но что-то вроде «вы ещё не знаете, на что способен ваш мозг». И когда он это говорил, я видел его глаза. Вот, собственно, и всё.

Непохоже было, что он врал или выдумывал, однако окончательно я ему не поверил.

– А что случилось сегодня? Почему художник напал на вас?

– Друг мой, вы о чём? – удивлённо спросил Сократ.

– То есть как это о чём? – не менее удивлённо переспросил я. – Вы что, хотите сказать, что ничего подобного не было?

– Конечно, не было. Никто на меня не нападал. Не знаю, кто вам это сказал…

– Подождите-ка, а вы слышали, что у художника был приступ?

– О, само собой, ведь я в это время был рядом с ним.

– А ДиКаприо был там?

– Он подошёл, когда Ван Гога уже уводили, начал расспрашивать меня, но я был слишком взволнован и ушёл к себе.

Я пытался понять, что всё это значит. Один из них мне соврал – это было ясно. Но кто? И зачем?

– Значит, Малевич вас не душил, а ДиКаприо его не оттаскивал?

Старик поднял брови и усмехнулся в бороду.

– Так вот откуда ноги растут! Друг мой, я не знаю, зачем Смоктуновский всё это выдумал, однако он это выдумал, можете не сомневаться.

– А как всё было на самом деле?

– Мы с Ван Гогом сидели в гостиной и беседовали. Он собирался идти работать над картиной, встал и вдруг потерял сознание. Хорошо, что упал удачно. Я сразу же нажал на тревожную кнопку…

– Тревожную кнопку?

– Ах, простите, друг мой! Я должен был вам рассказать, но совсем забыл. Видите ли, в гостиной установлена тревожная кнопка. Ей можно пользоваться только в экстренных случаях – таких, как сегодня.

– Хм, и что, никто не пользовался ей просто так, от скуки?

– Насколько я знаю, нет. Нас предупредили, что в неё встроен сканер отпечатков пальцев, так что они всегда знают, кто послал сигнал. Кому после этого захочется так развлекаться?

– А что они могут сделать?

– Не знаю, однако проверять это у меня нет ни малейшего желания.

Я задумался.

– А не мог ли кто-нибудь нажать на неё, когда шахматист пытался покончить с собой?

– Нет, конечно. Алехин был на втором этаже, а мы в гостиной, и никто из нас никуда не выходил.

– Что ж, ну хорошо. А теперь пойдёмте к ДиКаприо. Где его комната?

Сократ печально улыбнулся.

– О, мой друг! Вы не верите мне…

– Почему же не верю? Верю. Просто хочу понять, почему актёр мне соврал, а вы мне в этом поможете.

Старик был прав: я ему не верил. Но ДиКаприо я не верил ещё больше. Чтобы понять, кто из них врёт, необходимо было свести их лицом к лицу, устроить очную ставку.

Глава 10

ДиКаприо жил через комнату от Сократа. Сократ негромко постучал в дверь, но никто не открыл. Тогда я беззастенчиво пробарабанил по ней и дёрнул ручку на себя.