Солитариус. Книга первая

Спал бы я, быть может, и до обеда, если бы не Сократ, пришедший сообщить мне, что привезли новые газеты: «они в библиотеке; я приглашаю всех для обсуждения, жду и вас, друг мой». А мне спросонья подумалось совсем об ином: почему в доме искусств закрыться можно, а здесь нет?

Примерно через час я пришёл в библиотеку, где собрались все, за исключением Малевича и Шапокляка. Сократ сидел на диване, держа газету на коленях; Архимед устроился рядом с ним, но газету развернул на столе; Моцарт – на стуле напротив Сократа, а ДиКаприо расположился чуть поодаль от всех, в углу стола. Ах да, не хватало ещё шахматиста, Фишера. С ним я больше так и не встречался.

Кивнув всем в знак приветствия, я занял место в середине стола, между Моцартом и ДиКаприо. Взял газету из стопки, лежащей прямо передо мной, и погрузился в чтение.

Первую полосу, помимо названия ("Правда"), вызывающего по меньшей мере неприятное удивление, полностью занимала фотография, на которой лидеры двух так называемых сверхдержав, дежурно улыбаясь, пожимали друг другу руки, и предваряющий её заголовок, в противовес названию заставивший улыбнуться:

Все пустозвоны уверены, что мир вращается вокруг них.

На двух следующих страницах подробно описывалась встреча и разговор "пустозвонов". Сухое изложение фактов гармонично разбавлялось насмешливыми, местами даже злобными, комментариями автора статьи. Если бы не комментарии, я бы и не стал тратить время на эту ерунду. В конце концов, какая разница, о чём они там договорились, то есть напустозвонились. Всё равно ничего не изменится в корне. Они только пыль в глаза пускают, делают вид, что творят историю, а в действительности не творят ничего. Пыль, да и только!

Далее шли новости о всевозможных происшествиях, терактах, авариях, убийствах и прочих «прекрасных» проявлениях человеческой природы. К ним тоже давались комментарии, и, судя по стилю, автор был тот же.

Моё внимание отвлёк звук открывающейся двери. Я поднял голову. В дверях стоял Шапокляк. Он насмешливо оглядел всех присутствующих и громко сказал:

– Приветствую, господа! Господа, гм… Чёрт возьми, о чём это я? Ну разве похожи вы на господ, хе-хе… Хотя какая разница: название сути не меняет… Как рабов ни называй, рабами они останутся. Что пишет местная пресса? Ждать ли нам третьей мировой али нет? Судя по вашим кислым лицам, не ждать…

Он подошёл к столу, взял газету, затем поставил стул в самом центре комнаты (стол стоял ближе к окну), сел и начал читать вслух, держа газету на уровне глаз.

– О-хо-хо! Ну и рожи! Вы видели это, господа? И эти хари правят миром? Пустозвоны! Это мягко сказано! Нет, с такими рылами нельзя идти в президенты, это просто отвратительно! Это сущий ужас, это преступление против природы в конце концов! И вы ещё спрашиваете, куда катится мир? Да вникуда он катится, неужели не ясно? Вы только послушайте, что они тут хрюкают!

Он перевернул страницу и продолжил:

– «Мы намерены добиваться мирного урегулирования» – ха-ха, это значит: будем делать гадости исподтишка, как обычно, чтобы ни в коем случае вопрос не решился мирным путём. Второй хотя бы иногда говорит прямо, а этот постоянно врёт в глаза. Нет, господа, это путь в никуда. Пока вот такие трусы и лицемеры, не видящие дальше собственного носа, стоят у руля, пока миром не начнут править дальновидные, честные, сильные и благородные, мы будем неизбежно тонуть в крови и дерьме… «Мы делаем всё, что в наших силах»…

Я был согласен с его словами, но говорил он таким тоном, что мне захотелось возразить ему. Но не успел я и рта раскрыть, как встал Сократ и раздражённо перебил его:

– Будьте добры, читайте про себя! Вы мешаете остальным!

Шапокляк опустил газету.

– Как? Да разве мы собрались здесь не для обсуждения? Так давайте обсуждать, господа! Я готов выслушать каждого из вас. Шварцнеггер, – обратился он к актёру (я еле сдержался, чтобы не расхохотаться), – что вы думаете об этих пустозвонах?

Сократ тем временем снова сел и с откровенной злобой уставился на Шапокляка. ДиКаприо обернулся, артистично откинул прядь со лба и спокойнейшим голосом ответил:

– Я с вами согласен, Шопенгауэр, но вряд ли они пустозвоны, потому что мера их влияния на мир достаточно велика. Всё, к чему они прикасаются, превращается в грязь, кровь и безобразие. Это, в общем-то, не только этих двоих касается. Я считаю, что вся современная политика неминуемо приведёт к полному коллапсу во всех отношениях. Вы ещё дальше не читали, – постучал он пальцем по газете, – а тут и начинается самое интересное. Пока они там языки чешут, народ вырождается, превращается в безмозглое стадо, даже хуже, и это дело рук действующей власти. Вопрос только в том, целенаправленно они этим занимаются или не ведают что творят. А ведь народ – это основа всех выдающихся людей. Основа должна быть крепкой, народ должен быть здоровым во всех отношениях. А если основа сгниёт, всё здание рухнет.

– Верно, верно! – воскликнул Шапокляк. – Ну так что же делать? Есть ли выход? Как думаете, Лермонтов?

Все уже окончательно перестали читать и смотрели на нарушителя спокойствия. Я подозревал, что он обратится ко мне, и усмехнулся.

– Выход? Я бы предпочёл для начала выйти отсюда. Не вижу смысла рассуждать о политике, общем благе и прочих ничего сейчас не значащих для меня вещах.

Шапокляк презрительно скривил губы и ответил:

– Вы, поэты, никогда ничего не понимали в жизни. Вечно куда-то рвётесь, всё вам не то и не так, лишь бы убежать от реальности… Вы бы и в раю говорили "мне бы выйти отсюда".

– Если только там были бы вы…

Он хмыкнул и повернулся к Моцарту.

– А вы что думаете, Бетховен? Пустозвоны они или нет? Куда движется мир?

Музыкант нахмурился.

– Мне всё равно, – сказал он мрачно. – Гори он синим пламенем!

Шапокляк ехидно засмеялся.

– Вот, Лермонтов, учитесь у Бетховена честности! Ха-ха-ха! Гори оно всё огнём! И действительно: почему бы и нет? Знаете, Шопен, вам остался ещё один шаг на пути к абсолютной честности, и я вам скажу какой: из бессильной ненависти сотворить деятельную, понимаете? Сейчас вы думаете: да гори оно огнём, а должны думать так: я должен стать поджигателем, и гори оно всё огнём!

Моцарт махнул рукой.

– И без меня найдутся поджигатели, если уже не нашлись. Я же говорю: мне всё равно.

– Не верю! – крикнул Шапокляк, затем встал и начал расхаживать по комнате. – Если вам всё равно, почему вы занимаетесь музыкой? Всё – гори, а она – не гори? Если вам всё равно, почему вы всё ещё живы? Ах, Бетховен, я сказал, что вы честнее Лермонтова, но я соврал! Всё равно! Да тех, кому всё равно, нужно усыплять как бешеных собак!

Музыкант неожиданно улыбнулся и ответил:

– Вы абсолютно правы. Но хватит ли у вас смелости усыпить меня?

– Смелости хватит, да усыплять нечем.

– Но ведь есть и другие способы…

– Господа, это уже ни в какие рамки не лезет! – поднявшись с дивана, разгневанно перебил их Сократ и обратился к Шапокляку. – Вы – гнусный фашист! Вы… Кто дал вам право решать, кому жить, а кому умирать?

– Как это кто? – удивлённо спросил "фашист". – Сама жизнь дала мне такое право. Вы, Хоттабыч, честное слово, как дитё малое, в волшебство верите… Откуда же берутся права, если не из жизни? Но вы, наверное, думаете, что на всё воля божья, не так ли? Бог дал – бог взял, и всё в том же духе?

– Здесь у вас нет никаких прав! – перешёл на крик Сократ. – Здесь насилие запрещено!

– Оно и там запрещено, но разве там нет насилия? – ухмыльнулся Шапокляк.

– А, да чёрт с вами! Думайте как хотите! – злобно выдохнул старик и снова сел.

– Благодарю. Ну а вы, Эйнштейн, что скажете?

Учёный почесал затылок и сказал, указывая пальцем на газету:

– Меня больше всего беспокоит то, что церковь лезет в образование. Для формирования научного мышления нет ничего вреднее влияния православия. Они хотят, чтобы и дети забивали себе головы их божественной чушью! Вот это и есть насилие! Наглость верующих, особенно в последнее время, потеряла всякий страх. Неужели у власти находятся настолько невежественные люди, что не понимают, к чему это приведёт?

– А вы хотели бы, чтобы власть была в учёных руках?

– Конечно же нет! – разгорячённо воскликнул Архимед. – Учёные должны заниматься наукой и воплощением научных идей в реальность. Наука, как и искусство, должна обогащать реальность – это важно понимать и помнить! Мне не так давно пришла в голову одна мысль, вот, послушайте: если бы каким-нибудь образом учёным удалось узнать, к примеру, что через пять или десять лет планете придёт конец, то они были бы обязаны скрыть это знание. Это просто пример, суть которого в следующем: наука должна скрывать любое знание, вредящее человечеству. Что касается власти, то править должны не учёные, но понимающие или, говоря иначе, люди гармоничные, всесторонне-развитые, а не специалисты или, как сейчас, олигофрены.

– Браво, Ломоносов! Ей-богу, я в восторге от вас всех, господа! Господа философы! Но вот что, Да Винчи вы наш недовозрождённый, подумайте сами: сколько пользы принесла наука и сколько вреда при этом?

– Пользы, несомненно, больше, чем вреда! Увеличилась продолжительность жизни, улучшилось её качество, появились такие возможности, о которых в теократические времена и мечтать не могли. Та эпоха сочла бы все научные достижения нашего времени даром божьим! Конечно, есть и вред, особенно от военных разработок, но в целом наука – это действительно дар божий, пользуясь языком верующих.