– Ни разу не претендовал.
Даня пожал плечом, на котором лежала Светина рука:
– Это делает его опасным соперником.
Нет, не пожал: было не до равнодушных пожатий.
Света вздохнула или улыбнулась:
– У тебя нет соперников.
Он был уверен в этом. И в том, что есть – тоже.
– Как коротаете время? – спросил он так, будто и вправду – нет.
Света положила голову ему на грудь, и он наконец-то перестал обращать внимание на предупреждающие таблички.
– Иногда говорим о его новой картине.
– А что именно он снимает?
– Не снимает, а пишет, – улыбнулась Света. – Одну посвятил мне.
Даня нажал на газ.
– Похоже получилось?
– Меня там почти не видно.
Как обычно, заныл всё тот же зуб мудрости – неизбежный и бесполезный. Даня не поехал бы, если бы не он… Но он был и ныл, поэтому поехал.
– Твой платонический друг – сюрреалист.
А Света продолжала, не слыша его слов…
… или слыша:
– На днях он к нам приехал. Мы все вместе обедали: Саша, я и Анюта. Саша ему открыл…
Успокоить зуб не удавалось, он мучил, словно насмехаясь.
– Анечка к Вадику не очень тянется…
Даня попытался заглушить его, спросил, кажется:
– Саша ему не помешал?
Света убрала плед, сказала что-то, но он уже не слышал, что именно: боль перекрикивала Свету, хотя громче её слов не могло быть ничего.
Ах да:
– Мы с ним гуляли по городу весь вечер… С ним хорошо гуляется.
11
– Светлана, – сказала Света и улыбнулась: потом оказалось, что – как всегда.
– Заметно несоответствие имени внешним характеристикам, – улыбнулся Даня в ответ.
– Это Фиона со Светланой не соответствуют. А мы, Фотиньи – все такие.
– Даниил, – ответил ей Даня.
Света рассмеялась и отпила кофе без сахара:
– Стишок получается. У меня дочка Аня и муж Саня. Я одна выпадаю, как Анютин молочный зуб…
Даня пил кофе за компанию: без сахара кофе ему, оказывается, не нравился.
– Мой Даня тоже просится в этот стишок: он у нас – Даниил Даниилович.
Света пристально разглядывала остатки кофе на дне чашечки, словно гадая на них. Не догадав, спросила:
– А жена?
Даня хотел закурить, но вовремя сломал и выбросил сигарету, попал точно в ещё пустую уличную урну.
– Моей жене такие стихи не очень нравятся. Её зовут Людмилой. Это моё любимое имя, хоть и не в рифму.
Темнело, Свете было пора домой. Неверный, уже старый свет уходил на покой.
Уходя, она заметила:
– Слушай, а зачем ты мне подмигнул? Могли же ведь заметить – что бы мы тогда сказали в своё оправдание?
– Я улучил момент, – уверил её Даня и зашторил окно. – Да и людей-то в зале к вечеру осталось – с гулькин нос. А если бы кто-то и заметил – пусть бы порадовался свой наблюдательности. Разве это не веский повод для радости?
– А что, – спросила Света, укрываясь их любимым пледом, – я произвожу впечатление женщины, которой можно подмигнуть с трибуны, причём научной конференции?
Даня укрылся их любимым пледом и попробовал ответить:
– На кого-то ты, наверно, производишь впечатление девушки, глядя на которую не хочется ей подмигнуть. Это – ошибочное впечатление. Впрочем, ошибкам тоже можно радоваться.
Света что-то ответила, улыбнувшись…
12
Ехать в В-р, кажется, расхотелось. То есть не расхотелось, как же расхотеться, но дождь хлестал, словно возница в чёрно-белом фильме хлещет лошадь кнутом. Пройдёт, конечно, я знаю, – но ведь после такого дождя всегда парит, нечем дышать. А там и осенние дожди не за горами, дорогу развезёт, хоть она и асфальтовая. Или засыплет снегом… Легко сказать – оставайся оптимистом. Останешься тут.