Перевернутое сознание

У Меня оказалось в кармане десятки и мелочь. Я не помню, как они у меня оказались. Последнее время я существовал в каком-то непонятном состоянии – все происходило в таком темпе, что порой я даже не мог припомнить, как это происходило. Вероятно, к этим деньгам можно было отнести подобный принцип.

Я решил поехать на железнодорожный вокзал. Хотелось надраться, но у меня не было деньжат. Я привалился к окнул и в некой полудреме лени и апатии енаблюдал проезжающие машины, спешащих пешеходов, заметил одну длинноногую цаплю, к оторой юбка была еще та! (мне захотелось вышибить ей мозги, чтобы больше не шлялась в таком виде). В автобусе народу было немного, так что оставались даже свободные места. Я не чувствовал давления этой толпы, как это у меня часто случается, когда автобус набит битком, и все трутся друг о друга задницами. Мне стало полегче, но меня не оставляло чувство тревоги, я чувствовал, что за мной наблюдают, а еще пару раз проскакивали мысли о СУ (самоубийстве). Мне приходилось мотать головой, чтобы выгнать из черепушки эти страшные мысли и картинки, старавшиеся пустить корни в сознании. Эти мысли были даже посильнее секусуальных.

Мне хотелось, чтобы в автобус зашла какая-нибудь красивая девушка (не только внешне, но и внутри), и мы могли бы познакомится. Но, разумеется, жизнь не была сказкой, и ничего не случилось.

Я выплелся из автобуса на конечной остановке. Движения давались мне с трудом. Боковым зрением я заприметил у здания, над которым висела табличка (ИНТЕРНЕТ ЦЕНТР), несколько подростков младше меня. Это были трое парней и девчонка в черных джинсах с подтяжками, которые висели. Через отверстия джинсов, в которые вставлялся ремень, была пропущена железная цепочка, спускавшаяся вдоль колена. В руках у двух парней было по бутылке пива. ДЕТКИ ДЬЯВОЛА. ПЕШКИ ФРЭССЕРОВ. Нужно быть всегда наготове. Опасность может придти оттуда, откуда и не ожидал.

Я зашел внутрь вокзала. Людей было не слишком много. Один мужчина, подложив под голову толстую сумку, лежал с закрытыми глазами на скамейке. Толстая женщина, сидевшая на другой с сумами, поедала жареный пирог. У кассы стояло также чуток народу и у отдела с газетами и книгами. Каждый был занят своим. Все были такими отстроненными, существующими точно в собственном измерении, в котором функционировали лишь их законы. И вряд ли у кого из них ты мог бы рассчитывать на помощь, будь ты ограблен или еще чего бы подобное произошло.

Вышел к перрону посмотреть на железных драконов. Подошел к краю и поглядел вниз на рельса. Перед глазами точно вспышка того, как поез гонит, а я спрыгиваю, точно Анна Каренина, слышен хруст ломающихся костей, отлетает башка, хлещет кровь, и затем…

Мне стало жутко холодно и страшно.

Повеяли в башку жуткие мысли. Сгущаются сумерки. Где-то слышен звук приближающего поезда. Вокзал кажется опустелым. Он походит на город-призрак. Я иду внутрь, пытаясь найти кого-нибудь. Потом откуда не возьмись выскакивает очумелый псих в какой-нибудь маске и с топором в руках (или еще чем-нибудь). Наверно, я просто насмотрелся ужастиков… Ха!

Холод внутри груди нарастал. Хотелось оказаться в теплой постели… как в деревенской постели. Опустить голову на подушку, под которой лежал дубовый листочек, закрыть глаза и заснуть спокойно и без страха и мыслей о завтрашнем дне.

Я расслышал голоса.

Заставь эту падлу проглотить это!

Больше его ора я не вытерплю!

ГЛОТА-А-АЙ!!!

Рядом со мной примерно семьдесят, наверно, километров в час пронесся Фольксваген. Он проехал в каких-нибудь паре сантиметров от меня. Я вышел из тупора. Мир, в который окунул меня собственный мозг, исчез, и я вернулся обратно. Мне хотелось показать ему средний палец или послать, но не было сил. Я с трудом волочил ноги. Я еще находился в каком-то оцепенении. Мне казалось, что я иду сквозь туман. Я почувствовал запах спирта, а затем больничный.

Отличненько! Отходи в сон. Это помогло.

Затем у меня в мозгу что-то переклинило. Я не помню, как сел в маршрутку, как шел к Канализационной Берлоге (куда мне еще было идти, черт возьми?!), как поранил костяшки на правой руке, где запеклась кровь – ничего я этого припомнить не мог. У меня был в уме лишь вокзал, пронесшийся передо мной Фольксваген, и конечный пункт – Канализационная Берлога. Куда подевались остальные связующие элементы, я не мог сказать?

Я улегся на сраный матрас, на котором чуваки вроде Степана любили потарабанить какую-нибудь идиотку, обнял себя и закрыл глаза. Разумеется, это не были пахнущие свежестью и убаюкивающим холодком перины, но все-таки. Да и вообще на кой человеку воображение, а? Я оказался на сеновале, где пахло пылью, под моей головой была подушка – все как и раньше…в те добрые времена, когда была жива бабуля…в те времена, когда я жил. Мне показалось, я услышал голос бабули. Но это был лишь сраный голос Зависалы, а потом ржание Ритки-услужилки. Я повернулся спиной ко входу сверху и покрепче зажмурил глаза. Я снова был на сеновале, и на меня находил сон, глаза тяжелели. Перед полным погружением в сон в моем мысленном взоре возникло окно, через которое смотрели глаза, их окружала чернота… глаза были устремлены на меня.

22 мая

Понедельник. Как же я его ненавижу! Начало долбанной недели. Ощущение такое, словно ты достиг финиша, но потом точно здоровый гигант хватанул тебя здоровой пятерней и перенес обратно к началу. Говеное чувство.

Зависалы не было в Канализационной Берлоге. В противоположном углу спали Степан с какой-то девчонкой, у которой была и без того короткая юбка, так еще и разрез чуть не во всю длину. На этой суке были еще белые колкотки. Рядом лежала Ритка-услужилка. Все эти три урода лежали, на каком-то новом матрасе – фиг его знает, когда они успели его притащить.

Я поднялся, кряхтя от боли во всем теле. Порез на руке уже беспокоил не сильно. Я постарался отряхнуть одежду, которая была не в лучшем виде. Я поднял лежавший около матраса свой рюкзак, в котором была грязная одежда, дневники, листки с новыми записями и пара каких-то школьных тетрадей. Как мне было в лом идти куда-то, о да! Но я должен был, потому что сегодня у нас был сраный ЕГЭ. Мне надо написать эту муру (или лучше сказать списать, ха!), чтобы я стал свободен, чтобы меня выпустили из этой вонючей тюрьмы, в которой проторчал целых одиннадцать лет.

Хоть другая половина меня говорила не ходить. Я бы сейчас лучше нажрался вдрызг и отключился – о да! Становлюсь прямо как ДУБЛИКАТ папочки. А какого черта, а? Я один, никому не нужен. ОНИ охотятся за мной и скоро загробастуют. Так что какой смысл? КАКО-О-О-Й!!! ЕГО НЕТ!!!

Канализационная Берлога походила на притон: на земляном полу валялись пакетики из-под чипсов, пивные жестянки, стеклянка, какое-то тряпичное шмотье и пара шприцов (вероятно, они остались после вчерашнего, до этого их не было). Да еще здесь сношаюся чуть не каждый день. И я часть этого. Пусть и не участвую полностью в их разврате – но я часть этой системы. Говеный элемент, которого нет выхода, который должен быть в той или иной степени этой частью.

Рик не подходит ко мне и смотрит так, точно у меня вжопе граната, чека выдернута и того гляди рванет. Сравнение не ахти, но оно пришло мне в башень в тот момент, когда он первый раз попялился на меня на первом этаже перед входом, когда мы все толпились там (все три одиннадцать классов) перед тем, как отправиться в соседнюю образовательную тюрьму. Я улыбнулся. Про себя рассмеялся.

Серый тоже пришел в этот знаменательный день.

«Когда планируешь навестить последнего пидора?» – Спросил он меня, пожав руку.

«Хрен, его знает». – Сказал я. Я уж и забыл о нем, об этом последнем гонюке, которому надо было бы отомстить. Все основное зло перегорело во мне.

«Надо сделать на днях. Свяжемся с Ломом и навестим, говеного ублюдка. –Слюна брызнула у Серого изо рта. Хорошо не мне в лицо. – А что с Риком?»

«А черт его знает. Спроси!».

«Плевать. Наверно, Светка не дает. Вот ему и приходится терпеть или старым испытанным» – Серый опустил руку к паху и показал ей движения вверх-вниз.

В тот момент я почувствовал снова ИХ приближение. Стены стали словно сужаться. Мне казалось, что ОНИ где-то в толпе. Поэтому я старался не смотреть по сторонам. Когда математичка наконец нарисовалась, и мы поперлись к школу, то я увидел у забора напротив нашей школы-тюрьмы Кобрина. Он смотрел на меня пустыми глазами. На нем были темно-синие джинсы и футболка, которая на уровне живота была вся в крови. Это как раз в это место он засадил себе нож. Кобрин поднял руку, точно собирался по-дружески меня поприветствовать. Потом она поднялась под прямым углом, все пальцы кисти сжались в кулак за исключением указательного. Этим пальцем Кобрин указал на свой висок, а потом провел вокруг головы. Все это время его взгляд был устремлен куда-то вдаль, в невидимую неподвижную точку на неизвествном пространстве.

Поганое чувство, когда приходится идти туда, куда не хочешь, или делать то, что не хочется, а? А если прибавит еще к этому, что чертовски страшно, пребываешь в каком-то черном апатическом страхе, то получается ситуация не фонтан. Что-то подобное я чувствовал, плется почти в конце ереницы, направляющейся в соседнюю образовательную тюрьму для прохождения дебил-теста, который придумал от нечего делать умник, которого я бы сам взял с удовлльствием да посадил решать всю эту муть, которую он хорошо приготовил, пялясь в книжки.

«Сгоним. Я шпоры купил».

«Если шманать сильно не будут»

«Да ты хоть видел ли шпоры-то, лох! Суперкласс!»

«Естественно, козел. Они, наверно, почти у каждого».

Мне захотелось снова умереть. Или залезть под землю, где ничего не слышно. А еще мне захотелось избить этих двух придурков из параллельного класса.

Сбоку от меня на дереве запела пичужка. Черт, хоть что-то было приятное в тот день. Ведь невозможно, чтобы было лишь плохое! Такого быть не может!

Когда мы приперлись в эту школу-уроду. Нас разделили на группы. И развели в соответствии с тем, кто был в каких группах, по кабинетам. Серый и Рик оказались в одной группе. Я оказался в одной группе с Ванькм Марковым.

«Ну чё, Диман, сильно дрейфишь?» – Спросил он у меня, хмыкнув.

Я мотнул головой. Говорить не хотелось. Зевнул. Сильно хотелось поспать. Мне бы сгодилась даже парта, приставленная к стене. А если бы мне еще и одолжили какое-нибудь покрывальцо, то вообще была бы не жизнь, а малина.

ЧЕЛОВЕКУ НУЖНО СОВСЕМ НЕМНОГО ДЛЯ ДОВОЛЬСТВА

«Спишем у кого-нибудь».

«Будем надеяться, Ванек». – Сказал я, поглядывая вокруг.

«Вот бы сидеть с Башариной. Эта математическая машина убийца знает все, что нужно».

«И не говори».

«Она, наверно, трахается со всеми этими косинусами. Метла поршивая».

Тетка в очках и короткой стрижкой в черном костюме и тфулях без каблуков назвала номер нашей группы и сказала идти за ней. Тут я подумал о том, что совершилось. Вероятно, тут я понял, что как мало мне осталось времени находиться в этой общеобразовательной тюрьме. Если, конечно, я сдам этот сраный ЕГЭ хоть на трояк.

Я сидел на предпоследней парте первого ряда. Ванек был напротив меня на втором ряду. Впереди меня сидела девчонка, на которой было некое подобие майки, хотя я бы назвал это «внешний лифчик», закрывающий внутренний, из-за размера. Эта майка лишь закрывала титьки и плечи. Также у нее была черная юбка. Она время от времени бросала резкие взгляды по классу. Сразу было видно, что она нашпигована шпорами, и ссыт, что ее запалят. Вероятно, напихала пару шпор в трусы да еще под майку-лифчик (только как она собирается доставать их? Скажет, наверно, просто, что титька зачесалась?).

На доске было написано время, в течение которого будет проходить экзамен: 9:30-13:30. Меня начало снова глючить. Показалось, что зеленая доска треснула и из щели появилась посиневшая рука, с котопрой свисали лоскутки кожи. Рука все просла и росла. Я оглядел класс, надеясь, что и другие видели то, что я, но нет. Я словно бы был в другом измерении – я и эта чертова мертвецкая рука, которую подослали Фрэссеры. Рука уже была у второй парты между первым и вторым рядом. Мне захотелось завопить.