Перевернутое сознание

«Чё эито у нас тут?» – Прикинулся дебилом Рик.

Вдугаря пьяный парень (как я и предполагал) откинул черепушку и наслаждался, сидя на толчке.

«Ты чё это в руке-то держишь, куколку?» – Рик был бесподобен. Я заржал.

«Чё ржешь, пидр?!» – Прорычала пьяная стерва, которой не дали доделать кулачную или ртовую работу.

«А ну-ка горловину закрой, глотолка». – Отчетливо и сурово произнес Рик.

А потом произошел самый прикол. Баба выпустила член парня из клешни, только хотела набрать обороты, чтобы вякнуть, раскрыла хлебальника, только из него должно было что-то вырваться, но кулак Рика все предотвратил. Баба шмякнулась на стену, а потом рухнула вглубь кабинки рожей в пол. Я заржал. Это так прикольно вышло. Мне стало до жути смешно, что меня аж затрясло.

«Миньетничают тут всякие». – Сказал Рик. И мы залились диким ржачем.

Наверху продолжала звучать музон.

Мы прошли по проходу и поднялись по металлической лестнице, на верху которой эта девчонка в коротком топике уже обжималась с парнем с длинными волосами, кожаной куртке и армейских ботинках (бедный, он, вероятно, еще не перешел на летнее время). Вообщем этот красавец по полной обхаживал ее пятерней, так что того гляди его у него и не станет – она просто застрянет в каком-нибудь отверстии. Я не отрицаю, мне в башку лезет всякие грязные сексуальные мысли, но с ними мне дается справляться лучше, чем с теми ужасами и уродами, которые подбрасываю Фрэссеры, но здесь же всем было на все насрасть, это был клуб «Бунтующий Пират» и сюда заваливались, чтобы шинуться, нюхнуть, надраться, подергаться под какую-нибудь чертову музыку, помацать кого-либо, потом трахнуть в с трудом вменяемом состоянии и вырубиться где-нибудь, а потом раскрыть бельма, и сраное шоу их тупой животной жизни начинало крутиться заново. Я тоже в какой-то мере похожу на них, но я отличаюсь. Если бы я был их копией, то не исписал бы уже столько страниц (кстати, мой дневник закончился, и я пишу на листках, которые вырываю из тетрадок; подумываю, одолжить деньжат на новый дневник у Лома) – я бы просто тупо и бесцельно двигался дальше, как долбанная железка, машина, которой чертов безумец задал программу.

«Вы куда на фиг ходили отливать-то? В космос?» – Возник точно из-под земли Серый.

«В подземелье драконов». – Съязвил я, проорав сквозь толщу ора придурковатых тинейджеров и музыки.

«Идем, Диман. Мы нашли его» – Громко произнес Лом, кладя мне ладонь на плечо.

«Где он?» – Это был вопрос Рика, на которого налетела девчонка с бутылкой пива.

«Потише. Гляди куда прешь!» – Вякнула девчонка и протопала далее.

«Там в конце клуба на одном из этих диванчиков, которые огораживаются. Повезло, я встретил одну знакомую, она мне сказала».

«Надо найти какую-нибудь телку, чтобы вытащила его оттуда и вывела отсюда, где куча народа».

«Верно, сечешь, Диман». – Лом повернул голову влево-вправо, вверх-вниз. В шее смачно захрустело.

«Где та самая швабра?» – Серый почесал колчедан.

Меня начинала одолевать непреодолимая усталость, а вместе с ней и бушующая злоба, которая вырвалась молниеносно, когда девчонка (которой Лом и Серый сунули трехсотку лишь за то, что даст пощупать себя) вывела артоса из клуба к нам в лапки.

Эта девчонка мастерски сыграла. Отработала свою трехсотку пополной. Повиляла перед этим пьяным и обдолбанным ублюдком, а него уж и потекло.

«Э, ты куды валишь-то? Дай сыськи-то пщупать, ха! Ой…ё-ёй… – Артос накренился набок и замотал клешнями, точно собимрался взлететь. – ТЫ ДСТАЛА, ТВРЬ! Иди сюда!» – Уже более спокойным и более понятным тоном вякнул Артос, поглаживая себя о груди. На нем снова была футболка. На этот раз на ней был изображен парень с блинными патлами, который стоял с поднятой вверх гитарой, а внизу скорчившись сидел ребенок, напоминающий рахита. Надпись напротив гитариста, который намеревался укокошить рахита, гласила: ЕШЬ ИХ!!! (восклицательные знаки были алло-красными, с них сочилась кровь).

Я посмотрел на возвышавшиеся очертания литейного завода во тьме, потом перевел взгляд на небо. Это было довольно странно, но на нем не было ни облачка. Оно походило на темно-синее покрывало, морское синее покрывало тихого моря, под которым покоится очень много тайн и мертвецов. Я вздрогнул. Провел ладонью по рту и подбородку. Мы спрятались за столярной мастерской, рядом с которой светил лишь один фонарь. Можно было уже видеть длинную тень девчонки и ублюдка, с которым мы собирались здорово позабавиться…

Я отключился. В очередной раз выпал из этой мнимой реальности, которая довольная призрачна и туманна. Я спал, но в то же самое время, будто этого и не было. Я снова видел эти больничные коридоры, видел двух гигантов в белом (Громила и Пикач), запершихся в комнату, где я был привязан. Также мельком видел доктора Психоза. Я стал припоминать, где я. Наконец я вспомнил, что это квартира Лома.

В этом сне я был привязан тугими ремнями к железной койке. Ремни обвивались вокруг запястий и ступней и были туго привязаны к железным прутьям кровати. Во рту у меня торчал кляп. Мое сознание тут же выдало мне картину того, как Лом пихает Вурхину потный носок. Стены были гладкие, они были из войлока. В комнатушке за исключением кровати ничего не было. Окно на железной белой двери было с окошком, которого почти и не было видно за плотной сеткой.

«Снова ты сорвался, чертов псих. Больная ублюдина. – Произнес с хрипом гигант в джинсах и медбалахоне. Это был Пикач. – Я запыхался. Я должен по-твоему заниматья твоей дермовой личностью, ДА?! – Заорал во всю глотку Пикач. – Получи, говнюк шизанутый! – Он долбанул меня своим увесистым кулачком. Перед моим взором все заплясало, стало меркнуть. – Мы бы с Громилой лучше пошли и поразвлеклись с новой дурой с большими сиськами, а ты что нас заставляешь делать, у?» – Пикач харкнул на мягкий войлочный пол.

У меня перед глазами восстановилась относительная четкость. Я смотрел на его образину, которая передо мной уменьшилась до размера мандарина. Я вспомнил те моменты, когда папочка отчитывал меня давным-давно за что-нибудь, когда мне было лет одиннадцать (а потом он стал не отчитывать, а применять лучшее из средств – КУЛАК), и в тем моменты я сосредотачивал взгляд на его башке, и она уменьшалась, становясь малюсенькой башкой инопланетянина. О чем я думал в те моменты? Наверно, когда у папочки пройдет словесный понос, и я могу пойти в постель (мягкую, прохладную и согревающую постельку). Сейчас же, когда Пикач орал, я лишь видел, но не воспринимал, не пропускал через разум, потому что разум мой был точно полым.

«Надо бы его отметелить да так, чтоб потом и не вздумал пикнуть!» – Появился Громила. На его роже застыла довольная улыбка. Он прищурил один глаз, застыл с такой рожей, а потом прокашлялся.

«Ну чего ты?» – Пикач почесал свою промежность, точно у него там были вши или еще чего хуже.

«все нормально. Я успокоил двух козлов, которые верещали. Одному я хорошенько вхреначил дубинкой по башке, надеюсь не кокнул, – как бы мимоходом добавил Громила, – а другому сломал, кажется, несколько пальцев, и пересчитал позвонки. А потом зашел к новенькой, ничего, скажу тебе штучка. Ляжки да сиськи тянут почти на пять балов. И как мне показалось, ей понравилось, когда я с ней играл».

«А что на пять-то балов не дотянули ее штучки?» – Пикач нахмурил лоб, точно чувствовал боль в башке или в животе, а потом скрежетнул зубами. Это было до жути отвратительно (на меня подействовало прямо как пронзительный скрежет, который производит острие чего-либо, когда проводишь по железу).

«А то, что она психичка, дубень! И не может даже ничего сказать».

«А те надо это что ль? – Пикач сжал здоровенный кулачина и долбанул по стене, обитой войлоком – Главное пихнуть поглубже бы куда было!».

Громила согнулся пополам и заржал противным визгливым смехом, скорчив гримасу точно тролль.

«Он больше не менялся?» – Бросил вопрос Громила, пялясь на меня своими бельмами. В его глазах я увидел столько развращенности, страсти к причинению другим боли и увечий.

«Нет. Он пока тот же сраный Вирсов, да, уродина?!» – Пикач врезал мне по лицу, я почувствовал, как из носа заструилась тепленькая струйка крови. По телу разнеслась жуткая обжигающая боль, стало жарко, точно у меня была температура, меня до безумия стало не по себе, захотелось исчезнуть, оказаться одному. Но я не мог. Потому что я был привязан к койке этими ублюдками, этими двумя паучарами, связавшими меня пополной прежде чем сожрать с потрохами.

Офигенное ощущенице, когда тебе охота свалить из обстановки, которая давит на тебя точно пресс (того и гляди глаза вылетят из орбит от этого давления), но тебе некуда бежать, выхода нет, вдалеке лишь огромная железная, покрытая пылью и ржавчиной металлическая стена, о чем ты думаешь в эти моменты? О чем-то приятном? О том, как я схожу в магазин и куплю себе что-нибудь классненькое? Как понежусь в кровати, читая книгу или смотря интересный фильм? Разные могут быть эти мысли. У каждого свои. Но эта психологическая релаксация (или успокоение – один фиг разница) не всегда помогает. А особенно, когда у тебя нет больше подобных мыслей. И в итоге у тебя срывает крышу, черепушка, образно говоря, расходится на две половинки, и в ней звенит сумасшедший гонг. Со мной произошло как раз это.

Я заверещал. Зарычал. Задергался, извиваясь точно уж. Ремни давили на щиколотки и запястья. На лбу у меня выступили пот. Лицо закалило. Голову разрывало от давления.

«Ну-ка заглохни, падла!» – Очередной удар нанес мне Громила. Он пришелся в висок.

На какое-то время меня поглотила черная пустота, неподвижность (не знаю, как еще это описать. В общем, что-то вроде обморока). Словно, тебя не было какое-то время: ты не мыслил, не дышал – просто исчез, не существовал. В груди образовался холодный ком, пульсирующий точно сердце.

«Ты его убил, придурок, чертов!» – Расслышал я голос.

«Скажем, сам дерябнулся».

«Ага, и сдох ненароком! Ты вообще чокнулся, что ль?!» – Это был Пикач. Наконец-то я смог хоть что-то соображать и распознавать.

КАЖДЫЙ ХОТЬ РАЗ, ПОГРУЖАЯСЬ В СОН, ДУМАЛ О ТОМ, ЧТО ЗАВТРА МОЖЕТ НЕ ПРОСНУТЬСЯ. ЧТО ОЩУЩАЕШЬ В ПОДОБНЫЕ МОМЕНТЫ? СТРАХ? ДА. СО ВРЕМЕНЕМ СТРАХ СТИРАЕТСЯ.ВЕДЬ ТЫ ПРОСТ-НАПРОСТО ЗАСЫПАЕШЬ ВЕЧНЫМ СНОМ. НО ОДИН ВОПРОС ОСТАЕТСЯ: КТО-НИБУДЬ ВСПОМНИТ ОБО МНЕ?

«А как ты того придурка кокнул из тридцать первой палаты в конце коридора, которого ты долбанул об угол кровати, так что он тут же кони отдал».

«Ты про Лысого-то, который еще так забавлялся, когда Версов сбежал?» – Таким забавным тоном спросил громила, точно припомнил прикольный анекдот.

«Именно. Какая у него была пробоина в черепушке, почище чем в корпусе Титаника – и ничего! Наш приятель Кроф, наш добрый труподоктор, работающий со жмуриками залатал ему башку, и никто ничего не заметил. Это же психи, кому они на фиг нужны? Кого о них косет, а?»

«Да, никакого».

«Ответ верен на все сто».

«Безумный громкий смех раздался рядом со мной.

«О, глянь, очухался» – Пикач ткнул меня в щеку. От пальца воняло табаком и еще чем-то.