Перевернутое сознание

«Сейчас док Психоз придет и вкатит ему укольчик, чтоб не орал больше положенного».

«Ладно валим отсюда». – Громила подошел ко мне и харкнул в лицо. Слюна сползла по щеке.

Каким же грязным я себя ощущал! Избитый, униженный и никому ненужный!

Эти два ублюдка удалились из комнаты. Раздался поворот ключа.

Воцарилась всепоглощающая тишина. Я даже не мог слышать своего дыхания. Голова у меня кружилась. Глаза сами закрывались, и я проваливался куда-то. Когда они открывались, то вначале войлочные стены камеры (или комнаты), в которой я был привязан к койке, начинали кружиться, а потом медленно останавливались и замирали окончательно.

Тишина может быть благом. И она даже может лечить. Но в этом месте, в этой комнатушке, похожей на камеру пыток, тишина буквально пожирала меня, пугала и заставляла подергиваться, точно от холода.

В тот момент, когда Громила и Пикач свалили, я наконец-то понял, где я был. Я не хочу писать это слово. Здесь все ужасно. Звуки – это безумие, а тишина, по-моему, еще страшнее.

Через какое-то время дверь отворилась. Что я почувствовал, услышав этот звук? Страх? Панику, смешанную с ужасом? Да пошли вы! Я ни фига не почувствовал. Я повернул отяжелевшую голову и увидел лишь полы белого халата. Это был он. Это был чертов док Психоз.

«Как самочувствие, Версов? Не дергайся – Я почувствовал, как в меня вошла игла. – Это тебя еще притормозит. Ты что-то слишком буйный. Для тебя это несвойственно… то есть для этой твоей половины. Ты наконец признаешь, что ты псих? Ты болен. Ты продолжаешь писать свои записки, я это знаю. Громила сказал, что видел, как ты скреб что-то на клочке бумаги».

Честно признаться при этих словах дока Психоза, я почувствовал жар во всем теле. Я пытался припомнить, чтобы подобное происходило, но не мог. Все заслоняла сплошная белая пелена. Затем, как это зачастую случается во сне, картинка белой пелены переменилась резко на дока Психоза, который нависал надо мной, расплываясь. Его ухмыляющееся лицо и халат были в крови. Она была свежей.

Что это черт возьми? Где я? – задал вопрос мой перепуганный разум. Потом я закричал. Кричал я недолго, я это запомнил. А потом меня сокрыла в объятиях неподвижность и мертвая пугающая тишина.

20 мая, Сб.

Я проснулся в квартире Лома. Я не помнил, как очутился здесь. Попытался припомнить хоть что-то относительно прошлой ночи, когда мы собирались позабавиться со Свердовым. Я помнил, как мы стояли за столярной мастерской. Припомнил, как увидел тень на земле. И все.

Я скинул покрывало и потянулся. Услышал потрескивание суставов. Поглядел на левую руку. Она была ужасна. На кой черт я резал себя? Если бы можно было все вернуть, то я бы на это согласился скорее всего. Моя левая рука уродина. Я задумываюсь о том, почему я сделал это, и не знаю. Одна мысль приходит на ум: я был не в меняем. Точно в каком-то трансе. Как зомби. Чертова игрушка, которой управляет кто-то другой.

«Как самочувствие?» – В дверях возник Лом.

Я не ответил. Лишь показал большой палец, который был опущен вниз. Это означало хреново, что даже говорить не хочется.

«Твой рюкзак в ванной. Там со шмотками еще какие-то листки».

«Ты их не читал, надеюсь?» – Встрепенулся я.

«На кой хрен. Это твоя мура. Я не собираюсь в нее нос совать. Поднимайся да набрасывай какую-нибудь хрень на себя. Поедим».

«Спасибо, Лом».

Лом удалился. Он ничего не сказал про руку, хотя мысленно я уже придумывал хороший ответ, чтобы не быть пойманным в расплох, как в тот раз тем говеным больничным Фрэссером.

Я умылся и нашел какую-то одежку не слишком воняющую. Помыл волосы мылом. Умыл несколько раз лицо. Нашел у Лома в шкафчике какой-то дезодорант. Порыскал им подмышками, в паху и на носки.

«Приветик». – Бросила меня девчонка, сидящая на стуле. Одна нога ее была опущена, а другая подогнута под себя. На ней была лишь рубашка Лома.

«Как дела?» – Задал я вопрос.

«Вчера было лучше». – У девчонки были грязноватые короткие волосы. Передние зубы у нее были грязно-белыми. Я не был уверен, но мне показалось, что на ней не было трусов.

«Это Дана». – Представил Лом это чудо, пожирающее вилкой мясной салат.

«Дима». – Дана кивнула, привстав на стуле, и переставив ногу, стоящую на стуле с середины на край. Мне было в то же время противно, но в то же самое время занятно. Хотелось узнать, подтвердится ли мое предположение. Чертов ДЕМОН был тут как тут.

«Диман, из жрачки лишь салаты: мясной и с селедкой. А также предки делали спагетти с мясным соусом и сыром».

«Лучше и не надо ничего». – Сказал я, опустив глаза. Я решил, что если эта Дана cпросит меня про шрамы, я дам ей кулаком в зубы. Я представил, как она только заикается: «А что это у тебя на руке за…», а мой кулак уже дает ей ответ. Мне стало смешно. Я издал что-то вроде хрюканья.

«Ты чё, Диман?».

Я мотнул башкой.

В школе-уроде все было по-старому. За исключением, наверно, только того, что не сильно много дураков приходит в этот день. В этот солнечный приятный денек. Запах жженых листьев приносит мне большое удовольствие. На какое-то мгновение я почувствовал прежний запах свободы и легкости, который раньше чувствовал каждую весну. Как же это было приятно!

Лос сказал, что сегодня к вечеру наведаемся к Павлу Рейзову. Последнему говнюку, которому мы хотели отомстить. Я ничего против не имел. Честно скажу, этот день был какой-то грязно-серый и нереальный. Я чувствовал, что словно все происходит во сне. И все, казалось, двигалось с поразительной медлительностью. Такое бывает порой. Я еле выдержал три урока. Мне так и хотело вскочить и заверещать. Заверещать от тоски. Заверещать от однообразия и безысходности! Мне хотелось заверещать, перерезая себя синие капилляры.

Но после три сраных уроков я намеревался поговорить с Нат. Черт! Я должен выкинуть ее из башки! Но не могу. Она так прекрасна. Сегодня на ней была черная кофточка с короткими рукавами, черные волосы завязаны лентой в конский хвост. Она меня избегает. Но я не могу выкинуть ее полностью, как ни пытаюсь!

«Привет». – Я не очень боялся. Но сердце чуть екнуло. Я намеревался вначале протянуть руку и коснуться ее.

Нэт опустила глаза. Мне показалось, она не хочет встречаться с моими. Я назвал себя про себя говнюком несколько раз. На кой я подошел к ней? Сколько раз за свое долбанное существование внутренний голосок говорил мне сделать что-то, но мой разум, рациональная часть меня, говорила обратное? Несколько раз-то точно. Сейчас был именно этот случай.

«Чего тебе?» – Произнесла она.

Около нас прошла какая-то девчонка с косичками и гольфах. Мне стало не по себе. Захотелось провалиться сквозь бетонный пол рекреации.

«Хотел поговорить. Может сходим куда-нибудь. Хоть в кино?» – Я знал, что ответ будет отрицателен. Но в этой долбанной шизанутой жизни зачастую так: знаешь, что произойдет, но все равно надеешься на обратное. Веришь в долбанную сказку, которыми тебя пичкали в детстве – хотя сейчас детишек пичкают уже не сказками, а порцией игр-мочаловок и порнушкой. Так называемые механические дети, которые не живут даже лет четырнадцати, а сразу ступают на стадию животного существования.

«Не знаю. Я занята. Может, как-нибудь в другой раз. Экзамены ведь, сам понимаешь?» – Сухим тоном сказала Нэт, отводя глаза куда-то в сторону. Ей хотелось поскорее свалить. Создавалось чувство, что она боялась меня, и ей не терпелось прекратить разговор. У меня появилось пресильное желание дать ей по морде, раскроить ее что было мочи.

КАК-НИБУДЬ В ДРУГОЙ РАЗ!!! Меня бесит этот неопределенный ответ. Ты точно даешь надежду, но в то же самое время и так понятно, что этого не будет. Но она это сказала, потому что не желала быть грубой и хотела, чтобы все было мирным путем. Лучше бы эта вонючая трусиха сказала сразу: «Нет. Я не желаю тебя больше видеть, ты мне противен», я бы, вероятно, воспринял это не с такой горящей злобой. Хотя, если подумать… как еще можно ведь сказать.

Я спускался по лестнице, и передо мной все распадалось на части. Стены рассыпались, ступеньки крошились и превращались в темноту. Все было серым, превращавшимся в темноту. Я в первые за какой-то продолжительный промежуток после моих последних мыслей подумал о самоубийстве. В голове точно промелькнула вспышка, подобная вспышке молнии.

… Рик выпрыгнул из-за укрытия, типа столярная мастерская, врезав Артсоу, этому сраному чмырю, ногой по тормозам. Тот взывыл. Девчонка тут же дала стрекоча, понимая, что ничего хорошего здесь не ожидается и если она останется, то только может вляпаться в какое-нибудь блевотное говно.

«Помнишь меня?» – сквозь зубы проговорил Рик, брызгая слюной.

«Отвечай сука!!!» – Заорал Я.

Это Я, тот, в кого ты отказываешься до сих пор верить, Диманыч!

«Кто вы, ур-ро-оды?» – Не спросил, а прокашлял Артос.

Рик встал в луч света единственного фонарного столба и, указывая на оставшийся маленький синяк на лице, сказал:

«Призрак-мститель, подонок!» – Рик врезал Артосу Свердову кедом по лицу. Он свалился, пропыхтев что-то матерное.

Как же это странно! Насколько же этот ублюдок был прогнившим! Даже в такой момент он матюгался, офигенно, черт тебя возьми!