– Милый, это мы ее так воспринимаем!
– Что воспринимаем?
– Погоду! Она замечательная. А ты разве не видишь, как на улице хорошо?
Осборн огляделся.
– Да как-то не очень.
Грейс улыбалась. Улыбка ее Осборну не понравилась: чересчур счастливая, какая у обыкновенного человека в такую погоду даже в шутку не появится.
Осборн боролся с собой. Никогда прежде он не допытывался, когда Грейс уходила. На втором курсе частенько пропадала на день, иногда даже на ночь, но всегда говорила, куда уходила. А если и забывала, Осборн не влезал, даже если объяснения были расплывчатые.
– Ночью, наверное, лучше погода была, чем сейчас.
– Я сидела на подоконнике, окно открыла. Ты не проснулся, когда я тебя будила. А потом я ушла погулять.
– Ты меня будила? – удивился Осборн.
– Будила. Ты просто не захотел вставать.
– Да, я был немного не в состоянии погулять.
– Ничего. Главное, что тебе сейчас лучше.
Осборн кусал губы. Спросить или не спросить? Конечно, Грейс поймет, что он не допытывается, а просто беспокоится. Но так ли это похоже на доверие? Грейс ведь доверяла ему, отпускала в студию на сутки. Он тоже обязан доверять.
– А ты далеко гуляла? Ночью темно. Ты не взяла телефон.
– Звезды светили очень ярко. Все замечательно видно!
– Звезды светили?
– Да! Как сотни фонарей! Ты не видел здесь звезд?
– Их же здесь не много, световое загрязнение… Или мне так казалось.
– Их очень много! Я видела все! И мертвые, и живые.
Осборн не выдержал ее пристального и донельзя веселого взгляда. Ее улыбка, странная, словно не к месту радость. Осборн совсем не понимал, что случилось с Грейс.
– Я рад, что ты в порядке, – выдохнул он.
– А что со мной могло случиться?
– Да так, ничего… Просто хорошо, что ты вернулась, Грейс.
Осборн засунул руку в сумку, чуть потряс и смог аккуратно, не вывалив документы, лекарства и деньги, вытащить куртку.
– Прости, я свернул ее, не влезала, – признался он.
– Не стоило. Мне не холодно.
– Скажешь это, если завтра проснешься без температуры.
– Ты такой заботливый, милый.
Осборн ничего не сказал. Он бросил сумку на пожухлую траву, встряхнул куртку и помог Грейс одеться.
От девушки, казалось, пахло чуть застоявшейся водой: песком, водорослями, солью и чем-то сладким, чем-то… Чем-то для Осборна знакомым. Но парень подумал, что ему просто показалось.
– Больше так не уходи, хорошо? Лучше пни меня, но разбуди. Можешь воды на меня вылить.
– Не хочешь отпускать? – Улыбнулась Грейс.
– Я просто не хочу, чтобы к тебе кто-то пристал. Помнишь же, тут недавно человек пропал.
– Уайтхед?
– Он, да. Может, еще кто-то. В том году тоже не сразу всех написали. Могут потом подарок на Рождество сводкой представить.
– Уайтхед не пропал. Наверное, просто уехал куда-то. Тут так все. Не хотят жить в Ластвилле. – Она все еще улыбалась.
– И я их понимаю.
Осборн чувствовал: Грейс соврала. Она никогда бы не пошла гулять в такую погоду.
– Я люблю тебя, – вдруг сказала Грейс.
– И я тебя люблю, Грейс, – вздохнул Осборн. На сердце отчего-то стало совсем тяжело. Не надо было вчера пить, не надо было. А он взял – и, наверное, выпил.
– Нет, ты не понял. – Она улыбнулась. – Я люблю тебя.
Осборн неловко улыбнулся.
– Да. И я тебя люблю.
Грейс перед глазами закружилась. Осборн повел рукой вокруг, но не нашел никакой точки опоры и аккуратно, стараясь не завалиться, сел на траву. Земля оказалась холодной, даже ледяной. Осборну показалось, что он снова в том же месте, где невидимые незнакомцы приходили и играли с его измученной душой. Осборн почувствовал, как страх настиг его. Еще немного и снова услышит пение лягушек и жаб.
– Ты плохо спал? – беспокойно прошептала Грейс.
– Нет. Так хорошо спал, что лучше бы не просыпался.
Грейс улыбнулась и села рядом, так, чтобы их ноги соприкасались.
Осборн улыбнулся тоже. Немного, на сколько сил хватило. Они сидели так на первом курсе. Брали плед из комнаты и тащились на полянку, которая была скрыта от чужих глаз густыми зарослями, и сидели, как два дурачка, обнимаясь и болтали, не боясь, что кто-то их увидит и осквернит завистливым взглядом. Так давно это было, словно вечность прошла. А на сердце все еще тепло.
– Грейс.