Торговец отражений

Джим руки не принял.

– Он… он мертв! Мы убили его! – продолжал шептать он и мотать головой. Мысли, казалось, материализовавшимися мухами вились у висков и клевали его до кровяных точек.

– Мы сделали то, что должны были, – сказал Шелдон и убрал руку за спину.

– Джим, прошу…

– Отойди от него, Лиза! – приказал Шелдон. – Сейчас он глух.

Шаги неуверенные, медленные. Ноги заплетались, но уводили Лизу. Она дрожала, закутывалась в кардиган, но не могла найти тепла. И только когда наконец встала недалеко от беззвучно шептавшей что-то Сабрины, Шелдон продолжил.

– Послушай глас рассудка, Джим. Он внутри тебя и врать не будет.

– Нам всем надо было услышать его прежде, чем сделать это! – закричал Джим и указал дрожащей рукой в сторону Уайтхеда.

– Разве ты не слышал его? – мягко проговорил Шелдон и положил ладонь на плечо Джима. – Разве ты не слышал, как он говорил?

Джим зажмурился, потер глаза.

– Разве мы имеем право забирать жизнь, если не даем ее?

– Я дал ему жизнь.

– Тебя там не было, – прошептал Джим.

– Я был там с самого начала, Джим. И Джексон – тоже. Он сказал мне, что Уайтхед плохой человек. Он должен исчезнуть. – Шелдон не двигался, оставался спокоен.

– Но… он же здесь. Он ведь все еще тут, валяется перед нами! Смерть не забрала его!

– Смерти нужно время, чтобы вступить в свои владения.

– Но времени же нет! Ты сам говорил! И Джексон говорил! Вы говорили, что мы увидим! Почему тогда мы должны ждать? – закричал Джим и продолжил бы, но что-то остановило его.

Он вдруг замер, как замирает испугавшийся человек, упал на колени и охнул, скрючился, прижался к земле и, словно слепец, пытался зацепиться за волшебную веревку в грязи, которая бы увела его. К нему тотчас подбежала Лиза, поставила на ноги и, не обратив внимания на крик, оттащила к лавке.

Тишина наступила быстро. Джим беззвучно плакал, Лиза гладила его по спине и бестолково смотрела на Уайтхеда у воды, а Сабрина продолжала молиться про себя, прижимая руки к дереву, чтобы ненароком не вознести их к запретным небесам.

– Я знал, кто он такой. Я увидел это раньше, Джексон рассказал мне, – пророкотал Шелдон. – Ты не должен винить себя, Джим. Никто не должен.

Шелдон подошел к телу Уайтхеда, опустился на колени, взял его за руку и перевернул на спину. Вода, освещенная чужой кровью, омывала бледные ноги Шелдона. Он провел ладонью по волосам, по шее, дотронулся до глаз мертвого, приподнял ему веки и посмотрел на Соломона Уайтхеда. Долго всматривался в лицо, жмурился, приглядывался.

– Он ни о чем не жалел, в его глазах нет печали. Уайтхед сделал все, что хотел, – сказал Шелдон и поднялся на ноги. Он все также бос, в белых одеждах, но теперь его ладони испачканы кровью. Шелдон обтер их о штаны.

– Что он такого сделал? – прошептала Лиза.

– Дура, ты и в самом деле не можешь сложить два и два? – просипел Джим, утирая нос рукавом.

– Объясните тогда, раз такие умные.

Шелдон не ответил сразу. Сперва он посмотрел на Грейс.

Грейс Хармон стояла неподвижно, не существовавшая, застывшая во времени, обратившаяся, подобно героине греческого мифа, в что-то обезличенное, в каменное дерево, в законсервированное время – пережиток прошлого. Обращенная лицом к пруду, все еще сжимавшая в белоснежной, словно сделанной из мрамора, ладони пистолет. Всего одна пуля, попавшая в цель. Уайтхед хранил его в доме для собственных причуд, и принял пулю от собственной руки.

– Соломон Уайтхед, сорок девять лет, двое детей, оба ребенка уехали в Лондон. Жена домохозяйка, известна как профессиональная нелюдимая бездельница, – начал Шелдон. Он больше не стоял на месте, а подошел к Грейс. Поравнялся, встал плечом к ее плечу и обратил взор к тому же противоположному берегу пруда, куда смотрела и Хармон.

– А третий ребенок? Грейс сказала, что их было трое, – спросила Лиза, утирая выступивший на лбу пот рукавом.

– Третий умер.

– Своей смертью?

– Господи, Лиза, да не будь ты такой тупицей! – взмолился Джим. – Ну неужели ты совсем слепая?

– Утри нос и высморкайся лучше, – бросила Лиза и пихнула Джима в плечо так сильно, что тот чуть не свалился с лавки. – И вообще, что ты ревешь, если Уайтхед такая гнида? Радоваться надо.

– Потому что мы убили человека, Лиза! Мы. Убили. Ты понимаешь, что такое убийство?! – прохрипел Джим и трясущейся рукой указал на труп.

– Соломон Уайтхед не проливал слез, Джим, – после недолгого молчания ответил Шелдон, не обернувшись.

– Какая разница? Мы никогда не отмоемся! Во благо или во зло, какая разница? Мы человека убили! – воскликнул Джим и вздрогнул так, будто дух Уайтхеда пробежал мимо и толкнул.

– Твоя печаль понятна. Все мы робеем пред лицом истинного конца, – ответил Шелдон.

– Ты сам говорил, что смерть – не конец.

– Для него, надеюсь, конец, – прошептала вдруг Грейс.

Казалось, весь мир в тот миг онемел и отказался наряжаться в зеркала. Все вокруг обратилось в что-то истинное, настоящее. Мир больше не притворялся, что свет дарует солнце, и отдал корону истинного светила Грейс Хармон – главного зеркала, отражавшего настоящий свет. Истина, что дарует она людям, – огонь Прометея, согревший чужие души.

Все четверо воззрились на нее с благоговением.

– Ты… все еще слышишь?

Грейс молчала.

– Мы все слышим, Джим. Только не всегда выбираем слушать, – прошептала Сабрина и спиной прислонилась к стволу.

– Ты тоже слышал его, просто не решился выслушать, что он скажет, – сказал Шелдон и улыбнулся. Правда лежала у его ног.

Он смотрел на противоположную сторону пруда и видел Джексона. Джексона в белом, объятого ореолом святости. Джексона, вдруг скинувшего одеяние и явившегося миру настоящим, незапятнанным грязью человеческой жизни. Он поймал взгляд преемника поднял руки к небу, потянулся к солнцу и улыбнулся.

Джексон любил Мир. Он любил, страдал и в страдании обрел счастье. И ушел ради них, чтобы показать им смысл.

Шелдон Смит Лэмб поймал улыбку Джексона Брайта и улыбнулся в ответ. Шелдон никогда не чувствовал себя так хорошо.

– То, что увидели вы в подвале, было отражением. Грейс позволила Уайтхеду показать себя таким, каким он захотел нам показаться. В этом суть отражения – позволять всему миру быть таким, каким он желает, продавать отражения тем, кто в них нуждается. – Шелдон повернулся к семье. – Никому не нужна правда. Все хотят обмана во благо, а получают – кутерьму из зла. Таков мир людей.

Джим вдруг перестал плакать и посмотрел на Шелдона. Внутри появилось что-то новое, колючее, заставившее сделать первый вздох и принять новый воздух, настоящий. Даже дышать следовало переучиваться. Сабрина молчала и с надеждой смотрела на Шелдона. Лиза вжалась в спинку лавки и закуталась в кардиган.