Елизавета I

Листок задрожал у меня в руках. Я продолжала читать слова, не в состоянии поверить своим глазам. Уста из меда. Надо же было додуматься! Что же до плоти… меня передернуло. Какая вульгарность!

Мне никто ничего подобного никогда не писал – и не напишет. Во-первых, потому, что мое королевское достоинство не позволяло подобной развязности; во-вторых, потому, что я как женщина не вызывала ни у кого подобных побуждений.

Я достала последнее письмо Лестера ко мне и перечитала его уютные знакомые обращения. «Простите Вашего бедного старого слугу… моя великодушная госпожа… облегчение ее недавних болестей… счастливое избавление… смиреннейше целую Ваши ступни…»

Ступни. Не уста.

Я вернула листки обратно: ее – в сундучок с лентами, свой – в маленькую шкатулку у кровати. Потом опустила глаза на тонкие, но теперь увитые набухшими венами пальцы. Коронационный перстень, который я надела в день вступления на престол, выглядел в точности так же, как тогда. С годами золото совершенно не потускнело, а изящный рисунок лишь слегка сгладился. Я ни разу не снимала его, он был со мной на протяжении всего моего правления, каждый день. Он защищал меня, делал непохожей на всех остальных женщин. Не будь его, какие стихи мне посвящали бы, какие клятвы жарким шепотом давали бы в темноте опочивальни? Чьей женой я могла бы быть?

Вместо этого я была замужем за Англией. Единственным мужем, который никогда не постареет, не предаст и не покинет меня.

23

Февраль 1593

Я нерешительно погладила инкрустированный драгоценными камнями миниатюрный череп на золотой цепочке. Надеть его или не надевать? Отгонит ли он чуму? Мне предстояло присутствовать на церемонии открытия парламента; торжественную процессию отменили из-за распространения в Лондоне чумы, и я намеревалась прибыть прямо к зданию по реке, на барке. И тем не менее перед входом будут толпы, не говоря уже о толпе в самом парламенте. Нет, не стоит. Не хочу выглядеть суеверной паписткой. Я оставила череп лежать в шкатулке.

Его подарил мне Эссекс после того, как я назначила его членом Тайного совета. Он рассыпался в благодарностях и клялся служить мне верой и правдой. По правде говоря, я уступила его просьбам и назначила советником, несмотря на его позорное поведение во Франции; после возвращения он поразил меня своей неутомимой командой собирателей сведений в Эссекс-хаусе, возглавляли которую братья Бэкон. Фрэнсиса я знала раньше, человека умнее не было во всей Англии. Энтони, по слухам, интеллектом не уступал брату, но отличался слабым здоровьем – страдал подагрой, камнями и плохим зрением. «Джентльмен с никуда не годными ногами и светлой головой», как охарактеризовал его кто-то.

Эссекс, сменивший заграничные поля сражений на поприще внутренней политики, пропихнул по меньшей мере восьмерых своих сторонников в палату общин. Кроме Фрэнсиса Бэкона, от графства Стаффордшир там заседал и отчим Эссекса, сэр Кристофер Блаунт. Кажется, он намеревался сколотить партию.

Моя барка скользила по тускло-оловянной поверхности воды, направляясь в парламент. Великий пост еще не начался; в этом году Пасха была поздней. Но промозглая безрадостная погода наводила на мысли о смирении плоти и грубых власяницах. Поскольку я намеревалась просить у парламента денег, одета я была просто и скромно, под стать настроению.

На пристани уже толпились люди, на их изможденных лицах и покрытых пятнами шелушащихся щеках лежала печать зимних тягот. Как же мы все ждали конца зимы! Я улыбнулась и помахала, приняла от них записочки и подарки и поспешила внутрь. Чума не дремлет.

Спикер проводил меня в зал. Я не собирала парламент четыре года. Субсидия, которую выделил мне тот, что был созван в 1589 году, только-только подошла к концу. Королевская казна отчаянно нуждалась в деньгах. Они должны одобрить новую сумму.

Члены парламента почтительно поднялись, и лорд – хранитель королевской печати попросил их садиться, прежде чем приступить к торжественной речи. Я уселась на трон подле него и стала слушать.

Он быстро перечислил наши насущные заботы. Все их можно было коротко суммировать одним словом: Испания.

Вместо того чтобы с позором уползти обратно в конуру после бесславного поражения армады, Филипп еще больше расхрабрился. Он быстро восстановил флот, построив новые корабли по образу и подобию наших, так что теперь их число вдвое превышало то, каким они располагали в 1588 году, а конструкция стала более совершенной, – и напрямую пошел походом против протестантского мира Франции и Нидерландов. Он вступил в сношения с некоторыми лордами в Шотландии, намереваясь грядущим летом высадить там войско в двадцать пять тысяч человек и то же самое проделать в Ирландии, чтобы потом оттуда напасть на нас. Вдобавок он мутил воду в Германии и Польше, пытаясь вынудить их прекратить с нами торговлю. Нам необходимы были средства, чтобы воспрепятствовать его планам захватить Францию, Англию и Ирландию.

– Поразительно, что на свои доходы Англия сейчас защищает пять стран! – воскликнул лорд-хранитель.

Он напомнил членам парламента, что мне пришлось продать принадлежащие казне земли, чтобы покрыть расходы, несмотря на мою всегдашнюю экономность.

– На строительство наша королева потратила очень мало или вообще ничего, – сказал он. – На свои удовольствия не слишком много. Что же касается ее нарядов, они пышны и величественны, как и подобает монаршей особе, но не чрезмерно. Ее домашние расходы в силу того, что у нее нет семьи, невелики, да, – скромнее, чем во времена правления любого другого короля. В прошлом ее величество, несмотря на денежные затруднения, всегда вовремя выплачивала свои долги.

Это была правда. Я не строила дворцов и не могла позволить себе даже переоборудовать временный пиршественный домик в Уайтхолле в постоянный павильон, что неоднократно отмечали вслух иностранные гости. У меня не было ни супруга, ни детей на содержании.

– Но это еще не все! – перечислял между тем лорд-хранитель. – Когда ее величество взошла на престол, страна уже погрязла в долгах. Флот сгнил. Но она рассчиталась с долгами и теперь не уступит на море ни одному правителю Европы, что испанцы выяснили, когда попытались напасть на нас.

По залу прокатился горделивый гул.

– Ее корабли можно встретить во всех уголках мира, благодаря чему слава нашей страны растет и ширится!

Гул стал громче.

– Полагаю, каждый хороший подданный, видя, что это касается его же собственного блага и служит процветанию страны, одобрит щедрую субсидию. Она составляет менее половины от той суммы, каковая была выделена ее отцу, королю Генриху Восьмому.

Еще некоторое время он рассуждал о прочих делах, затем спросил, есть ли желающие высказаться. Внезапно в задних рядах поднялся мужчина в возрасте:

– Я Питер Вентворт, представитель Барнстейбла.

Только не он! Не этот пламенный пуританин, который последовательно выступал против меня в вопросах религии, пытаясь склонить англиканскую церковь к запрету священников, богослужебных риз и музыки. Но не дать ему слово было уже нельзя. Лорд-хранитель кивнул.

– Кроме испанцев, есть еще один враг, с которым мы в парламенте должны разделаться раз и навсегда. Я имею в виду хаос, который наступит в государстве, если ее величество не назначит престолонаследника. Мы должны оформить это в виде закона и потребовать назвать имя того, кто станет править после нее.

Это была запретная тема, которую мне успешно удавалось заминать на протяжении многих лет с тех пор, как парламент приказал мне выйти замуж. Как он посмел?

– Сэр… – заговорил было лорд-хранитель.

– Я изложил все эти соображения в своем памфлете под названием «Нижайший призыв к Ее Величеству назначить наследника престола». – Он помахал темной книжечкой в кожаном переплете, которую держал в правой руке. – Я представил его ее величеству, но до сих пор не получил никакого ответа!

– Сэр, мы собрались не для то…

– У нас в палате общин каждый может высказываться свободно! Я должен представить…

– Сейчас неподходящее время; мы не обсуждаем закон.

Я впилась в него взглядом, надеясь, что от этого он умолкнет. Но заставить пуританина умолкнуть взглядом невозможно, даже если это взгляд его королевы. Что ж, ладно, пусть надоеда говорит.

– Воспользуйтесь же правом на свободное высказывание, сэр, – приказала я ему. – Можете продолжать.

Вид у него сделался изумленный; теперь, когда ему велено было говорить, он начал запинаться:

– Я… я…

Он принялся листать свою книжицу.

– Нет, никаких книг, – заявила я. – Вы должны говорить из головы, от всего сердца.

– Прекрасно! Вы знаете, я поднимал этот вопрос начиная с тысяча пятьсот шестьдесят второго года, когда ваше величество слегли с оспой, и мы поняли, что, если наш капитан погибнет, некому будет встать за штурвал корабля. Многие, очень многие разделяли мой страх! Но вы не сделали ничего, чтобы его успокоить. После того как королева Шотландская… сошла со сцены… я написал свой «Нижайший призыв», побуждая вас к действию. Теперь парламент обязан действовать вместо вас, поскольку вы действовать не намерены. Парламент должен составить проект закона о престолонаследии.

Я почувствовала, как по шее сзади, точно кто-то касается горячей ладонью, начинает подниматься волна жара. Травы доктора Лопеса помогли ослабить приступы, но совсем их не прекратили. Воротник мгновенно пропитался потом, и строгое платье, которое было на мне, стало и в самом деле похоже на власяницу.

– Парламент не обладает такой властью, – заявила я.

– Парламент определил порядок престолонаследия, благодаря которому ваше величество оказались на троне, – напомнил он.

Теперь мое лицо пылало, словно его обдавало жаром из кузнечного горна. Да, парламент принял закон о престолонаследии, но порядок соответствовал пожеланиям моего отца – пожеланиям, которые он то и дело менял. Меня включили в очередь, затем выкинули из нее, затем снова включили. Напоминание об этом мне не понравилось.

– В полном соответствии с волей Генриха Восьмого, – отрезала я.

Вентворт обернулся и обратился к собратьям-парламентариям, хотя встать ко мне спиной не отважился:

– Из истории нам известно, что случается с королевством, у которого нет четко определенного престолонаследника! Каждая эпоха уникальна; каждая эпоха приносит с собой свои бедствия. В нашем случае, если наша милостивая королева умрет, не оставив никаких распоряжений относительно того, кто должен ей наследовать, за корону развернется ожесточенная борьба. Государство будет разобщено, что сделает нас легкой добычей для Испании. – Он возвел глаза к небу и добавил: – Крестьяне будут умерщвлены в своих полях, в каждом городе дети будут убиты, женщины поруганы, дома разорены, а наша религия растоптана!