Хохот Демиурга. Мысли в моей голове

– Может, хочешь попробовать воззвать к Никите, покаяться?

– А поможет?

Толик пожал плечами.

– И что теперь?

– Нам приказано пытать тебя только удушьем. Никита сказал, ты поймешь…

– Да, намек очевиден.

– Что ж, пойдем…

Мы прошли по коридору в просторный зал, в центре стояло деревянное кресло для пыток. Меня усадили, зафиксировали ноги, руки и шею. Андрюша, не скрывая появившуюся улыбку, надел мне на голову противогаз. Видимо, клапаны были закрыты. Спустя неполную минуту стекла противогаза запотели, тяжелым теплым воздухом стало тяжелее дышать.

Толик сел напротив. Сквозь стекла я видел только его очертания.

– Поверь мне, выхода из Внутренней Риги нет. Я все опробовал в свое время. Тебе же лучше смириться. Да, знаю про Веру: проглоти это горькую пилюлю, рано или поздно Никите надоест и он оставит тебя в покое. И чем раньше, тем тебе лучше. До вчерашнего дня ты пользовался верной стратегией – уйди в себя, не рыпайся.

Он наклонился к самому моему уху:

– Скажу тебе по секрету, не поддавайся на его провокации.

Воздуха становилось все меньше – вдохи делались все короче. Ничего страшного, это мой шанс понять, на что я способен – я не могу умереть, я уже мертв, а мертвецы не чувствуют боли.

Я закрыл глаза и попробовал убедить себя, что я и так не дышу, а значит воздух мне не нужен.

Андрюше надоело ждать, он оторвал шланг от фильтра – я почувствовал резкое облегчение. Тогда он повертел перед моим лицом бумагой – так, чтобы я понял, что он держит в руках, затем он поджег ее и подставил к шлангу. Горячий воздух стало больно вдыхать, одновременно горло раздирал сильный кашель. Мне хотелось сорвать противогаз, но руки были связанны крепко.

Хватило меня секунд на тридцать, не больше, обжигающая ядовитая боль заполонила ноздри, горло, легкие – сознание выключилось.

И тут же включилось. Андрюша проделал процедуру по новой.

Еще и еще раз. Я приходил в сознание уже с раскалывающейся головой, помутненным сознанием и страхом от того, что сейчас это повторится по новой. Я не мог обнаружить то место, где во мне сидит гнев, чтобы за него зацепиться.

А это продолжалось снова и снова…

Я потерял чувство времени – не мог сказать и сколько пытки уже длились. Наконец, мне дали короткую передышку. Толик снял противогаз, освободил узы и разрешил подняться.

– Попроси у него прощения – попробуй… – шепнул он на ухо украдкой.

Я собрал все свои силы, чтобы сделать вид, будто не расслышал.

– Гаррота! – Торжественно провозгласил Андрюша. – Знаешь, что это такое?

Я посмотрел устало, пользуясь паузой, чтобы найти, куда подевалась вся моя ненависть. Андрюша показывал на модифицированную версию кресла: на его спинке, на том уровне, где должна была быть моя шея, размещался обруч. С обратной стороны кресла был винт.

– Я кручу винт, – продолжал презентацию Андрюша, – обруч затягивается. Но и это еще не все! Винт своим концом ввинчивается тебе в шею. Презент из Испании – милость просим опробовать.

– Покайся, – еще раз шепнул Толик, фиксируя меня в кресле и продевая голову в обруч.

Гнев. Ненависть. Месть. Они расплатятся, больно не мне, это просто эхо их боли доносится до меня из будущего. Я просто примеряю на себе их страдания!

Андрюша начал работать винтом, и мои мысли разлетелись стаей испуганных воробьев.

Гаррота действовала медленнее, чем противогаз и бумажка. Уже на второй раз мне хотелось упрашивать вернуться к первой пытке.

На третий раз я слезно просил их остановиться. На четвертый я безответно взывал к Никите. На пятый я искал спасения в безумии, но боль и страх только множились.

Когда Андрюше надоело, меня принялись вешать. Причем с эшафота не сбрасывали, чтобы смерть не наступала слишком быстро, только иногда Андрюша, веселясь, цеплялся мне за ноги, подпрыгивал и висел на них. Потом он счел, что гаррота все-таки эффективнее.

Я взывал и взывал к Никите. Я уже не помнил ни себя, ни своего гнева, ни Веру. Я только знал, что мой новый Бог может остановить мои страдания. И Никита явился.

Он молча посмотрел, как меня дважды лишают бесконечных жизней, а затем, как ни в чем не бывало спросил:

– Ты звал меня, что ли?

– Прости меня, – рыдал я, – останови это, пожалуйста…

– Так уже вечер, – он улыбнулся, – ты молодец – выдержал. Можешь отдыхать. А мне сейчас с тобой разговаривать не о чем, заскочу как-нибудь позже.

Я рыдал в голос, испытывая облегчение. Даже не помышляя о том, что перенес очередное унижение. Толик похлопал меня по плечу, и они с Андрюшей ушли. Я сидел один очень долго. А потом заставил себя встать.

Здание было пустынно. Мрачный покой склеивал разбитые фрагменты мыслей. Я не выдержал, Никита запросто может меня сломить в любой момент снова…

Я медленно шел вдоль стены в глубь музея.

Я не выдержал, потому что могу испытывать боль. Но покойникам не должно быть больно.

Еще один зал пыточной. Вдоль стены механизмы, созданные для выработки мук. Я их осмотрел, изучая.

Так если я уже мертв, почему боль невыносима. Какому гипнозу я подвержен? Чем Никита мне внушает болевые ощущения?

На грязном столе лежали ножи, кастеты, иглы.

Это просто внушение, которому нельзя поддаваться.

Я взял тонкое острое шило.

Иначе я не смогу победить.

Я направил иглу в промежуток между большим пальцем и ногтем.

Иначе он не заплатит.

Я с силой протолкнул шило. Острая боль охватила всю кисть. А я просто стоял и смотрел на кровь.

6. Быть или не быть