Полное собрание сочинений. Том 20. Варианты к «Анне Карениной»

– Врываться и оскорблять честную женщину. Я жал?ю, что щетка не подвернулась мн?. Я бы убилъ....

Петрицкiй всталъ нахмурившись.

– Я понимаю, понимаю, – торопился говорить[793 - Зач.: Удашевъ] Вронской, чувствуя, что см?хъ поднимается ему къ горлу, и опять пытаясь успокоить титулярнаго сов?тника, но титулярный сов?тникъ уже не могъ успокоиться.

– Во всякомъ случа? я прошу васъ признать, что сд?лано съ нашей стороны что возможно. Чего вы желаете? Погубить молодыхъ людей?

– Я ничего не желаю.

– Но вы извиняете?

– Для васъ и для Полковаго Командира, да, но этихъ мерз…

– Мое почтенiе, очень благодаренъ, – сказалъ[794 - Зач.: Удашевъ] Вронской и, толкая Петрицкаго, вышелъ изъ комнаты.>

* № 37 (рук. № 19).

«Ну, такъ и есть, – подумала хозяйка, также какъ и вс? въ гостиной, съ т?хъ поръ какъ она вошла, невольно сл?дившiе за ней, – такъ и есть, – думала она, какъ бы по книг? читая то, что д?лалось въ душ? Карениной, – она кинулась ко мн?. Я холодна, она мн? говоритъ: мн? все равно, обращается къ Д., тотъ же отпоръ. Она говоритъ съ двумя-тремя мущинами, а теперь съ нимъ. Теперь она взяла въ ротъ жемчугъ – жестъ очень дурнаго вкуса, онъ встанетъ и подойдетъ къ ней».

И такъ точно сд?лалось, какъ предполагала хозяйка. Гагинъ всталъ. Р?шительное, спокойное лицо выражало еще большую р?шительность; онъ шелъ, но еще не дошелъ до нея, какъ она, какъ будто не зам?чая его, встала и перешла къ угловому столу съ лампой и альбомомъ. И не прошло минуты, какъ уже она гляд?ла въ альбомъ, а онъ говорилъ ей:[795 - Зачеркнуто: что то странное, дикое]

– Вы мн? сказали вчера, что я нич?мъ не жертвую. Я жертвую вс?мъ – честью. Разв? я не знаю, что я дурно поступилъ съ Щербацкой? Вы сами говорили мн? это.

– Ахъ, не напоминайте мн? про это. Это доказываетъ только то, что у васъ н?тъ сердца.

Она сказала это, но взглядъ ея говорилъ, что она знаетъ, что у него есть сердце, и в?ритъ въ него.

– То была ошибка, жестокая, ужасная. То не была любовь.

– Любовь, не говорите это слово, это гадкое слово.

Она подняла голову, глаза ея блест?ли изъ разгоряченнаго лица. Она отв?чала, и очевидно было, что она не вид?ла и не слышала ничего, что д?лалось въ гостиной. Какъ будто электрическiй св?тъ гор?лъ на этомъ столик?, какъ будто въ барабаны били около этаго столика, такъ тревожило, раздражало все общество то, что происходило у этаго столика и, очевидно, не должно было происходить. Вс? невольно прислушивались къ ихъ р?чамъ, но ничего нельзя было слышать, и, когда хозяйка подошла, они не могли ничего найти сказать и просто замолчали. Вс?, сколько могли, взглядывали на нихъ и вид?ли въ его лиц? выраженiе страсти, а въ ея глазахъ что то странное и новое. Одинъ только Алекс?й Александровичъ, не прекращавшiй разговора съ Генераломъ о классическомъ образованiи, глядя на св?тлое выраженiе лица своей жены, зналъ значенiе этаго выраженiя.[796 - Зач.: Посл?днiй годъ (онъ былъ женатъ шесть л?тъ)] Со времени прi?зда ея изъ Москвы онъ встр?чалъ чаще и чаще это страшное выраженiе – св?та, яркости и мелкоты, которое находило на лицо и отражалось въ дух? жены. Какъ только находило это выраженiе, Алекс?й Александровичъ старался найти ту искреннюю, умную, кроткую[797 - Зач.: Нана] Анну, которую онъ зналъ, и ничто въ мiр? не могло возвратить ее въ себя, она становилась упорно, нарочно мелочна, поверхностна, насм?шлива, логична,[798 - Зач.: страстна къ веселью,] холодна, весела и ужасна для Алекс?я Александровича. Алекс?й Александровичъ, религiозный челов?къ, съ ужасомъ ясно опред?лилъ и назвалъ это настроенiе; это былъ дьяволъ, который овлад?валъ ея душою. И никакiя средства не могли разбить этаго настроенiя. Оно проходило само собою и большею частью слезами. Но прежде это настроенiе приходило ей одной, теперь же онъ вид?лъ, что оно было въ связи съ присутствiемъ этаго[799 - Зач.: энергическаго, молодцоватаго,] красиваго, умнаго и хорошаго юноши.

Алекс?й Александровичъ ясно доказывалъ Генералу, что навязыванье классическаго образованiя также невозможно, какъ навязыванiе танцовальнаго образованiя ц?лому народу.[800 - Зачеркнуто: онъ мямлилъ, искалъ слова и улыбался.] Но онъ вид?лъ, чувствовалъ, ужасался, и въ душ? его становилось холодно.

Окончивъ разговоръ, онъ всталъ и подошелъ къ угловому столу.

– [801 - Зач.: Нана]Анна, я бы желалъ ?хать, – сказалъ онъ, не глядя на вставшаго[802 - Зач.: Гагина] Вронскаго, но видя его, видя выраженiе его лица, умышленно, чтобъ не выказать ни легкости, ни презр?нiя, ни сожал?нiя, ни озлобленiя, умышленно безвыразительное. Онъ понималъ все это и небрежно поворачивалъ свою шляпу.

– Ты хот?ла раньше ?хать домой, да и мн? нужно.

– Н?тъ, я останусь, пришли за мной карету, – сказала она просто и холодно.

«Это онъ, это дьяволъ говоритъ въ ней», подумалъ Алекс?й Александровичъ, глядя на ея прямо устремленные на него, странно св?тящiеся между р?сницъ глаза.

– Н?тъ, я оставлю карету, я по?ду на извощик?.

И, откланявшись хозяйк?, Алекс?й Александровичъ вышелъ.

Истинно хорошее общество только т?мъ и хорошее общество, что въ немъ до высшей степени развита чуткость ко вс?мъ душевнымъ движенiямъ. Ничего не произошло особеннаго. Молодая дама и знакомый мущина отошли къ столу и въ продолженiе полчаса о чемъ то[803 - Зач.: горячо] говорили; но вс? чувствовали, что случилось что то непрiятно грубое, неприличное, стыдное. Хот?лось зав?сить ихъ. И когда Алекс?й Александровичъ вышелъ, Княгиня[804 - Зач.: Мика] Нана р?шилась во что бы то ни стало нарушить уединенiе и перезвала къ ихъ столу двухъ гостей. Но черезъ 5 минутъ[805 - Зач.: Нана] Анна встала и простилась, сiяющей улыбкой пренебреженiя отв?чая на сухость прив?тствiй. Всл?дъ за ней вышелъ и[806 - Зач.: Гагинъ] Вронскiй.

– Что я вамъ говорила?

– Это становится невозможно, – переговорили хозяйка дома и толстая дама. – Б?дный дуракъ!

Старый, толстый Татаринъ, кучеръ въ глянцевитомъ кожан?, съ трудомъ удерживалъ л?ваго прозябшаго с?раго, извивавшагося у подъ?зда; лакей стоялъ, отворивъ дверцу. Швейцаръ стоялъ, держа вн?шнюю дверь.[807 - Зач.: Настасья Аркадьевна] Анна Каренина отц?пляла маленькой б?лой ручкой кружева рукава отъ крючка шубки и, нагнувши головку, улыбалась.[808 - Зач.: Гагинъ] Вронскiй говорилъ:

– Вы ничего не сказали, положимъ, я ничего не требую, ничего. Только знайте, что моя жизнь – ваша, что одна возможность счастья – это ваша любовь.[809 - Зачеркнуто: И скажу больше. Любите ли вы меня, я не знаю, но вы не любите мужа[?]– Да я не сказала, что я люблю васъ.]

– Какъ должно быть ужасно легко мущинамъ повторять эти слова. Сколько разъ вы говорили это?[810 - Зач.: Женщины никогда не говорятъ этаго.] Я одинъ разъ сказала это… и то неправду. Поэтому я не скажу этаго другой разъ, – повторила она медленно, горловымъ густымъ голосомъ, и вдругъ, въ тоже время какъ отц?пила кружево,[811 - 3ач.: – потому что незач?мъ говорить. Я люблю тебя. Завтра въ 4 часа.] она прибавила: – Я не скажу, но когда скажу… – и она взглянула ему въ лицо. – До свиданья, Алекс?й Кирилычъ.

Она подала ему руку[812 - Зач.: взглянула] и быстрымъ, сильнымъ шагомъ прошла мимо Швейцара и скрылась въ карет?. Ея взглядъ, прикосновенiе руки прожгли его. Онъ поц?ловалъ свою ладонь въ томъ м?ст?, гд? она тронула его, и по?халъ домой, безумный отъ счастья.

Вернувшись домой, Алекс?й Александровичъ не прошелъ къ себ? въ кабинетъ, какъ онъ это д?лалъ обыкновенно, а, спросивъ, дома ли Марья Александровна (сестра), и, узнавъ, что ея тоже н?тъ дома, вошелъ на верхъ не разд?ваясь и, заложивъ за спину сц?пившiяся влажныя руки, сталъ ходить взадъ и впередъ по зал?, гостинной и диванной. Образъ жизни Алекс?я Александровича, всегда встававшаго въ 7 часовъ и всегда ложащагося въ постель въ половин? 1, былъ такъ регуляренъ, что это отступленiе отъ привычки удивило прислугу и удивило самаго Алекс?я Александровича, но онъ не могъ лечь и чувствовалъ, что ему необходимо объясниться съ женой и р?шить свою и ея судьбу.

Онъ, не разд?ваясь, ходилъ своимъ[813 - Зач.: неровнымъ] слабымъ шагомъ взадъ и впередъ по звучному паркету осв?щенной одной лампой столовой, по ковру темной гостиной, въ которой св?тъ отражался только въ большое зеркало надъ диваномъ, и черезъ ея кабинетъ, въ которомъ гор?ли дв? св?чи,[814 - Зач.: между мелочами ея] осв?щая красивые игрушки, такъ давно близко знакомыя ему, ея письменнаго стола, и до двери спальни, у которой онъ поворачивался.[815 - На полях против этого места и ниже написано: [1] <Встаетъ, отc?кнулась.> [2] <Сестра возвращается и намекаетъ.> [3] <Вспоминаетъ, какъ онъ встр?тилъ ее съ Гагинымъ на жел?зной дорог? и какъ тогда въ глазахъ ея былъ дьяволъ.>]

Онъ слышалъ, какъ въ спальню вошла[816 - Зачеркнуто: Маша] Аннушка, горничная, слышалъ, какъ она выглянула на него и потомъ, какъ будто сердясь на то, что онъ такъ непривычно ходить не въ своемъ м?ст?, стала бить подушки, трясти какими то простынями.

Вс? эти столь привычные предметы, звуки[817 - Зачеркнуто: какъ ножомъ р?зали его въ самое сердце.] им?ли теперь значенiе для Алекс?я Александровича и мучали его.

Какъ челов?ку съ больнымъ пальцемъ кажется, что какъ нарочно онъ обо все ушибаетъ этотъ самый палецъ, такъ Алекс?ю Александровичу казалось, что все, что онъ вид?лъ, слышалъ, ушибало его больное м?сто въ сердц?.

На каждомъ протяженiи въ своей прогулк? и большей частью на[818 - Зач.: середин? въ темной гостиной] паркет? св?тлой столовой онъ останавливался и говорилъ себ?: «Да, это необходимо р?шить и прекратить и высказать свой взглядъ на это и свое р?шенiе. Но высказать что же и какое р?шенiе? Что же случилось? Ничего. Она долго говорила съ нимъ. Ну, что же?[819 - Зач.: Вольно же мн? вид?ть въ этомъ что то особенное.] Можетъ быть, я вижу что то особенное въ самомъ простомъ, и я только подамъ мысль»… и онъ трогался съ м?ста; но какъ только онъ входилъ въ темную гостиную, ему вдругъ представлялось это преображенное, мелкое, веселое и ужасное выраженiе лица, и онъ понималъ, что д?йствительно случилось что то[820 - Зач.: и холодъ охватывалъ его сердце.] неожиданное и страшное и такое, чему необходимо положить конецъ, если есть еще время. Онъ входилъ въ кабинетъ и тутъ, глядя на ея столъ съ лежащей наверху малахитоваго бювара начатой запиской, онъ живо вспоминалъ ее тою, какою она была для него эти 6 л?тъ – открытою,[821 - Зач.: до посл?дних извивовъ души] простою и довольно поверхностною натурою, вспоминалъ ея вспыльчивость, ея несправедливыя[822 - Зач.: почти всегда] досады на него[823 - Зач.: ея грубыя слова, укоризны иногда] и потомъ простое раскаянiе – слезы д?тскiя почти и н?жность, да, н?жность. «А теперь? Н?тъ этаго теперь, р?же и р?же я вижу и понимаю ее, и больше и больше выступаетъ что то новое, неизв?стное. Есть же этому причина». Вспоминалъ онъ тоже свое часто повторявшееся въ отношенiи ея чувство своей недостаточности. Онъ вспоминалъ, что часто она какъ будто чего то требовала отъ него такого, чего онъ не могъ ей дать, и какъ онъ успокоивалъ себя, говоря: н?тъ, это мн? только такъ кажется. А, видно, было что то между ними, и вотъ эта трещина оказалась.

«Все равно, я долженъ объясниться и разр?шить все это».

Румяное, круглое лицо съ огромнымъ шиньономъ въ б?л?йшихъ воротничкахъ высунулось изъ двери спальной.

– Извольте ложиться, Алекс?й Александровичъ, я убралась,[824 - Зач.: сказалъ голосокъ горничной] – сказала Аннушка.

Алекс?й Александровичъ заглянулъ въ спальню, и вдругъ при вид? этой горничной и при мысли о томъ, что она догадывается[825 - Зачеркнуто: о чемъ думаетъ баринъ,] или догадается, почему такъ непривычно во 2-мъ часу не ложится спать ея баринъ, чувство[826 - Зач.: злости] отвращенiя[827 - Зач.: къ ней, къ себ? наполнило его душу.] къ жен?, къ той, которая ставила его въ унизительное положенiе, стр?льнуло въ сердце.

– Хорошо, сказалъ онъ[828 - Зач.: съ своей притворной улыбкой] и, прибавивъ шагу, направился опять къ столовой.

У подъ?зда зашум?ли. Алекс?й Александровичъ вернулся въ ея кабинетъ и, сдвинувъ очки, близко посмотр?лся въ зеркало. Лицо его,[829 - Зач.: б?лое, пухлое, морщинистое] желтое и худое, было покрыто красными пятнами и показалось ему самому отвратительно.

«И[830 - Зач.: на него нашла робость. Какъ и что скажетъ онъ ей? Она шла тихо черезъ залу] неужели это такiя простыя, ничтожныя событiя и признаки – вечеръ у Княгини, то, что я не легъ спать въ опред?ленное время, это мое разстроенное лицо, – неужели это начало страшнаго б?дствiя?»

Да, какой то внутреннiй голосъ говорилъ ему, что это было начало несчастiя. Что несчастiе уже совершилось, хотя еще не выразились вс? его посл?дствiя. «Но всетаки я долженъ высказать и высказать сл?дующее», и Алекс?й Александровичъ ясно и отчетливо проб?жалъ въ голов? весь конспектъ своей р?чи къ ней: 1) воззванiе къ ней и попытка вызова на признанiе и вообще откровенность съ ея стороны 2) религiозное объясненiе значенiя брака 3) ребенокъ и онъ самъ – ихъ несчастье 4) ее собственное несчастье.

На л?стницу входили женскiе шаги. Алекс?й Александровичъ, готовый къ своей р?чи, стоялъ, осторожно соединяя кончики пальцевъ об?ихъ [рукъ], и приводилъ въ спокойствiе и порядокъ мысли, которые онъ хот?лъ передать жен?. Этотъ жестъ соединенiя кончиковъ пальцевъ рукъ всегда успокоивалъ его и приводилъ въ акуратность, которая теперь такъ нужна была ему. Но еще по звуку тонкаго сморканiя на середин? л?стницы онъ узналъ, что входила не Анна, а жившая съ нимъ сестра его Мари. Алекс?й Александровичъ гордился своей сестрой Мари, прозванной св?тскими умниками душой въ турнюр?, былъ обязанъ ей большею частью своего усп?ха въ св?т? (она им?ла высшiя женскiя связи, самыя могущественныя), былъ радъ тому, что она жила съ нимъ, придавая характеръ высшей утонченности и какъ будто самостоятельности его дому. Онъ и любилъ ее, какъ онъ могъ любить, но онъ не любилъ разговаривать съ нею съ глаза на глазъ. Онъ зналъ, что она никогда не любила его жены, считая ее[831 - Зачеркнуто: глупою] мелкою и terre ? terre[832 - [будничной]] и потому не подмогою, a пом?хою въ карьер? мужа, и потомъ тотъ усвоенный Мари тонъ слишкомъ большаго ума, доходившаго до того, что она ничего не говорила просто, былъ тяжелъ съ глазу на глазъ.

Мари была мало похожа на брата, только большiе выпуклые полузакрытые глаза были общiе. Мари была не дурна собой, но она уже пережила лучшую пору красоты женщины, и съ ней сд?лалось то, что д?лается съ немного перестоявшейся простоквашей. Она отсикнулась. Та же хорошая простокваша стала слаба, не плотна и подернулась безвкусной, нечисто цв?тной сывороткой. Тоже сд?лалось съ ней и физически и нравственно. Мари была чрезвычайно, совершенно искренно религiозна и доброд?тельна. Но съ т?хъ поръ какъ она отсикнулась, что незам?тно случилось съ ней года два тому назадъ, религiозность не находила себ? полнаго удовлетворенiя въ томъ, чтобы молиться и исполнять Божественный законъ, но въ томъ, чтобы судить о справедливости религiозныхъ взглядовъ другихъ и бороться съ ложными ученiями, съ протестантами, съ католиками, съ нев?рующими. Доброд?тельныя наклонности ея точно также съ того времени обратились не на добрыя д?ла, но на борьбу съ т?ми, которые м?шали добрымъ д?ламъ. И какъ нарочно посл?днее время вс? не такъ смотр?ли на религiю, не то д?лали для улучшенiя духовенства, для распространенiя истиннаго взгляда на вещи. И всякое доброе д?ло, въ особенности угнетеннымъ братьямъ Славянамъ, которые были особенно близки сердцу Мари, встр?чало враговъ, ложныхъ толкователей, съ которыми надо было бороться. Мари изнемогала въ этой борьб?, находя ут?шенье только въ маломъ кружк? людей, понимающихъ ее и ея стремленiя.

– О, какъ я подрублена нынче, – сказала она по французски, садясь на первый стулъ у двери.

Братъ понялъ, что она хот?ла сказать, что устала.