Закат Ярила

– А тебе к лицу, любо-дорого посмотреть, – подавив очередной смешок, добавила вторая.

Пересвет мысленно выругался. Женщины указали в сторону поляны, где селяне плясали вовсю и продолжали горланить зазывальные песни вокруг куклы, которая уже догорала.

– Вы в хороводе не участвуете? – поинтересовался Пересвет, сильнее укутываясь в одежду и топчась на одном месте, поскольку обуви ему не дали.

– Хороводы водят девки-молодки, да наши соколики. Мы своё уже отводили.

Женщины с улыбкой и доброй тоской в глазах смотрели на то, как веселятся молодые люди и дети. Пересвет тоже наблюдал за праздником и совсем позабыл о том, что угодил не к сектантам, а на тысячу лет в прошлое. В это поверить, конечно, он просто не мог. Всё вокруг ему казалось страшным сном, и особого значения словам незнакомок из деревни он не придавал. Буквально на днях ему уже снилось нечто подобное – хороводы, песнопения. Винить в таких кошмарах можно только мать, так некстати поведавшую о корнях славянского народа.

Но смотреть на хоровод оказалось даже любопытно. А когда костёр поутих, молодые начали через него прыгать, дабы показать свою удаль и смелость. Писклявые крики девушек и задорный смех парней разносился далеко за пределы елани. Так величали здесь лесные поляны.

Пересвет невольно залюбовался. Перед ним предстала картина, как из маминых исторических книг: румяные пышнотелые девушки бегают вокруг костра, а за ними чумазые детишки, которые сжимают блины и печенье в виде жаворонков в маленьких кулачках. Высокие и статные парни к тем девушкам подбивают клинья, обхаживают их по-всякому, но те лишь смеются, да прыгают через костёр. И никто ведь не обжигается, хотя пламя довольно высокое. Жёлтые искры так и летят вверх, мгновенно исчезая в прохладном воздухе. А как много пёстрых нарядов…аж глаза разбегаются: на мужчинах длинные шерстяные рубахи и плащи на один бок, кожаные сапоги и меховые или тканевые шапки. У женщин одежды намного ярче и богаче – не один слой клетчатых юбок и рубах из льна. Головы некоторых покрывают длинные белые платки до пояса или ниже, а у других только обручи с металлическими кольцами у висков. И по цвету волос все деревенские отличаются друг от друга – у кого-то русые, у кого-то цвета соломы или смоляные, а у некоторых встречаются и рыжие кудри; большинство отпускают их до плеч. Девушки носят волосы до пояса, а мужчины короткие или длинные бороды. Нет народа более разноликого, чем русичи. Да не все из них и на русичей-то похожи. У нескольких Пересвет заметил другой цвет кожи и разрез глаз.

Взрослые члены деревни близко не подходили, издали наблюдали за молодёжью: кто обсуждал праздник, кто песни распевал, а кто ел блины, запивая чем-то из деревянной кружки. Пересвет удивился тому, что блины здесь точно такие же, как в его времени. Традиции чтим, осталась память родовая, подумалось ему, пока рассматривал угощения. Оттуда, где он стоял, было видно далеко не всё, но многое из того, что видел, за века осталось неизменным. Только вот почему Комоедицей зовут, ещё не разобрался. Хотя какое-то новое, доселе неизвестное чувство подсказывало, что в этом слове есть особый смысл. И чей-то слабенький голос что-то нашёптывал. Что – не разобрать, но эти звуки отдавались в сердце теплом и спокойствием. Как будто кто-то его направлял.

Пересвет обратил внимание на девушку, которая веселилась больше остальных. Она хватала за руки подруг, звонко смеялась и без опаски прыгала через костёр. Он забеспокоился, как бы её пышных льняных кудрей, что пружинили ниже пояса, не коснулись жаркие языки пламени. Но девушку это нисколько не заботило: смеётся, да прыгает всё выше и выше.

Лицо этой девушки почти сразу околдовало Пересвета: доброе, наивное, с огромными глазами под пушистыми ресницами и пухлыми губами. Щёки от жара порозовели, а она их ладонями ещё сильнее тереть стала, видно, чтобы согреться. Рубаха на ней длинная и тёплая, отороченная красной обережной вышивкой. Такие узоры до сих пор в ходу. А ноги…босые! Прямо как у него. И ведь вроде бы не мёрзнут. В улыбчивой девушке Пересвет увидел нечто особое. Ту красоту, которую можно назвать древнерусской. Без макияжа, ботекса и гремящих костей. Она была совсем не похожа на тех девушек, с которыми он обычно проводил время. Впрочем, никто здесь не был на них похож. Эти люди не признавали фальши и наигранных разговоров обо всём и ни о чём. Рядом с ними было легко. И казалось, можно смело говорить прямо и по делу. Так, как он любил. Пересвета какой-то неведомой силой потянуло к девушке.

Сделал шаг к костру, да так и замер: из сердца алого пламени вышла женщина, чья красота затмила многих на еланке. Её на поляне не было, решил Пересвет, вспоминая лица всех, кого успел хорошенько рассмотреть. Как она вообще могла выйти из огня?! Женщина сверкнула глазами и снисходительно улыбнулась хороводцам. Создалось впечатление, что она не горит желанием быть сегодня на этом празднике жизни. Да и люди вокруг костра на неё смотрели настороженно. Это вызвало любопытство Пересвета. Он пригляделся к женщине: очи чернее воронова крыла, бледное худое лицо с острыми скулами, что отдают синевой, прямым узким носом и тонкими губами. Обрамляют это измождённое строгое лицо прямые волосы, которые по длине не уступают волосам Пересвета, и переливаются на солнце, аки шёрстка кота из сказок о злых ведьмах. Её стройная, гибкая фигура, в отличие от остальных селянок, прикрыта только длинной чёрной рубахой, отороченной собольим мехом, на которой красуется сизая вышивка с непонятными узорами. Широкая юбка полностью скрывает ноги, поэтому обуви не разглядеть.

Женщина остановилась возле костра и повела тонкой чёрной бровью. Если светлая девушка выглядела лет эдак на двадцать, то эта на десяток постарше. Взгляд её тёмных очей скользнул по красным девицам и застыл на круглом личике самой весёлой девушки в хороводе. Светлая медлить не стала – подбежала к женщине, схватила за руки и потащила за собой к остальным. На лице брюнетки отразилось недоумение, а затем оно тотчас сменилось раздражением: она выдернула бледные руки из ладоней девушки, что-то произнесла и отвернулась к пламени. Читать по губам Пересвет не умел, но ему жутко захотелось узнать, что же такого она ей сказала. Девушка же не растерялась, только хихикнула и побежала к подругам, дальше распевать песни и водить хороводы. Грациозные девичьи фигурки кружили вокруг высокого костра, празднуя начало весны. А люди постарше оживлённо им подпевали. Некоторые время от времени с тревогой посматривали на ворчливую брюнетку.

– Топай за нами, касатик, – окликнул Пересвета голос одной из добровольных проводниц, которые торопились к нему.

– Праздник уже закончился? – спросил он, не отводя внимательного взгляда от светловолосой девушки.

– Маленько осталось. А путь не близкий. Старейшина в энту седмицу шибко занят, надобно успеть, пока другие его на требы не расхватали.

– Я понял, ведите.

Но это показалось ему необычным. Почему он их понимает? Хотя для сна такое не удивительно. И вот как с такими говорить? Как с коллегами или как с друзьями? Официально? На «вы»? Нет. Вежливо и по-деловому с этими людьми нельзя. Не поймут. С ними надо открыто и прямо, как с соседями в деревне.

Женщины пошли вдоль тёмной стены леса, где не было почти никого из селян. Пересвет, переминаясь с ноги на ногу, побрёл за ними, и, заходя в лес, обернулся – у костра всё также голосили девушки под предводительством светлой красавицы, а посреди них стояла кареглазая, недовольно глядя на затухающее пламя. Когда они скрылись из вида, он вернулся к невесёлым размышлениям. «Это сон. Просто сон. А может и кома. Доработался, блин», – с досадой думал, наступая на сухие ветки. Надо успокоиться и действовать по ситуации – так его учил отец, так говорила мама, когда всё шло наперекосяк. Эти мудрые слова он поместил далеко в закрома памяти, чтобы однажды вытащить и помочь себе сосредоточиться. Сейчас это помогло. Впервые в жизни. Обычно он просто паниковал.

По дороге женщины вели разговоры о чём-то своём, попутно оглашая лес громким хохотом. Пересвет брёл позади, размышляя о том, сон всё-таки это или явь. Вскоре за скопищем ёлок показался высокий грубый забор. Но даже забором его назвать было сложно – деревянные неотёсанные колья, поочерёдно вбитые в землю. Как же его? Точно, частокол! За ним виднелись низенькие деревянные крыши, покрытые толстым слоем дёрна, а кое-где и проросшими сухими травами.

– Ужо почти дошли, – сообщила одна из женщин, глядя на домишки.

– И всё-таки…, – вслух задумался запределец, – Почему я вас понимаю? Вы из глубокой тьмы, а я из двадцать первого века!

– О как, – сказала другая и усмехнулась. – А нам почто знать, соколик?

– Верно…, – с досадой опустил глаза Пересвет.

– Видать, Боги тебе язык наш дали. Они всем запредельцам его дают. Глаголить могут, а пужаются ведь, лихо им от нашего быта.

– Как вы сказали? Запредельцы? Да я смотрю, для вас они уже нечто обыденное. Много ли таких тут сейчас живёт? Домой кто-нибудь вернулся?

Женщины покачали головами:

– Ты это у волхва нашего вызнай. Он ведает.

– Благодарю за помощь, и за одежду.

Пересвет остановился возле главных ворот и отвесил бабам низкий поклон, как в кино видел. Только сделал он это настолько неуклюже, что вызвал очередной приступ смеха у обеих спутниц.

– Вона его изба. Свидимся есчё, задобный.

С этими словами женщины неспеша пошли по деревне. Когда они скрылись за одним из домов, Пересвет двинулся вперёд. Он зашёл за ограду, окинул взглядом деревню, а потом разочарованно выдохнул, ибо таких деревень раньше не встречал даже в самых захолустных районах страны. Думал, увидит резные ставни, высокие терема с расписными стенами, а тут…и окон-то нет. Одни низенькие избушки с грубо вырубленным крыльцом и до смешного простой дверью. На крышах колосятся жухлые дикие травы, а из-под крыш выглядывают куски бересты. К стенам домов приставлены самые простые рабочие инструменты, вроде серпов и бороны, рядом большое корыто с мутной водой. Все избы однотипные, но одна всё-таки выделяется. На фоне домов-карликов это жилище кажется великаном, раза в два больше других. Пересвет сразу понял, что женщины указывали именно на него.

К нужному дому подходить он не торопился, для начала решил осмотреться – не каждый день выпадает возможность увидеть Русь десятого века. Пусть и во сне. Солнце здесь слепило гораздо сильнее, чем в будущем, отчего глаза, как обычно, оказались на мокром месте. Пересвет закрылся от насмехающегося жёлтого диска рукой и сморгнул слёзы.

Вокруг домов чисто и пусто: неудивительно, все ведь ушли на праздник. Деревня показалась Пересвету довольно крупной – количество дворов говорило само за себя. К тому же, за ними стояли амбары с зерном. Деревянные строения на высоких толстых ножках с зазубринами. Жителям нужно много еды, чтобы прокормить семью, а значит, и народу тут не мало. Ну, судя по тому, что Пересвет видел на поляне, так оно и есть. А улица всего одна, как и дорога. Широкая и длинная. К домам от неё отходят узкие дорожки. В самом сердце деревни большая поляна наподобие городской площади. Позади поляны невысокий загон, в котором мирно пасётся мелкий домашний скот – козы, овцы и прочая живность.

Вокруг загона неспешно расхаживают кошки с довольными мордами. Одна из них прыгнула на забор, подняла гладкий серый хвост и стала расхаживать взад-вперёд. Скот на неё внимания не обращал. Внезапно со стороны крайней избы вылетел огромный рыжий пёс. С громогласным лаем он помчался на кошку, и та ощетинилась, вцепилась когтями в деревянную балку и шипит. Пёс хотел за ней прыгнуть, но вес не позволил. Тогда он принялся гавкать с земли. Кошка размахивала лапой с выпущенными когтями, чтобы его отпугнуть, и была настроена крайне решительно.

Пёс показался Пересвету знакомым. Нет, раньше он его точно не видел, но в дебрях памяти начали всплывать смутные обрывки: «рыжий пёс…где-то я это слышал совсем недавно…». Тут его осенило – так это может быть Волк, которого мужик из леса искал. Пересвет крикнул:

– Волк! Ко мне!

Услышав знакомое имя, пёс прекратил лаять и обернулся на зов. Пересвет ещё пару раз выкрикнул его кличку, и лишь тогда рыжий здоровяк медленно побрёл к нему и уселся в ногах, вывалив изо рта длинный розовый язык.

Пересвет ласково, но не без опаски, потрепал собаку по загривку.

– Я хозяину твоему обещал тебя с собой взять, если встречу. Пойдёшь?

Пёс, как будто в ответ дёрнул мордой и подался вперёд, чтобы человек его погладил. Не кусается, можно и приласкать. Когда с ласками было покончено, оба запредельца стали ходить по деревне с намерением лучше её узнать. Стопы настолько замёрзли, что холода Пересвет уже не чувствовал. Тихие домишки смотрелись в солнечный день как-то особенно жутко – Пересвет сразу вспомнил газетные статьи о проклятых деревнях и городах-призраках. Мозг отказывался мыслить логически, подставляя ему новые и новые картинки из старых журналов. «Это сон…Я всё равно сплю. Могу делать здесь всё, что хочу», – думал Пересвет, шагая вдоль бревенчатых домов по сухой холодной земле. Жухлая трава неприятно щекотала грязные ступни, но он не останавливался, чётко решив для себя изучить это странное место, пока не вернулись люди.

За ним брёл Волк, весело повиливая хвостом. На отшибе Пересвет увидел сооружение для просушки и хранения зерна. Оно походило на бревенчатый высокий парник, только без плёнки, один каркас. В центре него располагались копчёные камни, видимо, служившие печкой. Огоньку бы, погреться, думал Пересвет, глядя на остатки тёплой роскоши. От земли тянуло холодом, а значит, пора возвращаться к дому старейшины, не то простуды не миновать. Тут аптеки нет, волшебную таблетку не выпьешь. Даже во сне ему болеть не хотелось. Здравое решение влекло молодого человека в сторону неотёсанного великана, который высился неподалёку от главных ворот.

Чем ближе подходил, тем сильнее волновался. Сердце буквально выпрыгивало из груди, когда Пересвет дошёл до низенькой дверцы.

– Волчок, жди меня здесь. Понял?

Пёс на его команду дружелюбно вильнул хвостом и высунул влажный язык, глядя добрыми глазами на временного хозяина.

Пересвет прислушался. В светлице кто-то оживлённо разговаривал. Или даже не разговаривал, а спорил: несколько грубых мужских голосов перебивали друг друга, то и дело повышая тон. Стоит ли заходить?

Скромностью делу не поможешь. Он набрался храбрости и, превозмогая тугой комок в горле, постучал в маленькую добротную дверь. Голоса затихли. Пересвет ждал какого-то сигнала.

– Днесь я всякому требен, – проворчал старческий голос из-за двери. – Входи, мил человек! Комоедицу ужо справили?

Пересвет, не отвечая, отворил дверь и, согнувшись пополам, зашёл, едва не стукнувшись головой о притолоку. В светлице его встретили несколько удивлённых пар глаз. Пересвет бегло обвёл взглядом помещение: тёмная просторная комната с крохотным продолговатым окошком возле небольшой каменной печки с примесью глины, топившейся, что называется, по-чёрному. Этот своеобразный камин сейчас горел, рассеивая скопившийся вокруг мрак. От него исходило долгожданное тепло. Над высоким потолком и у стен развешаны косицы чеснока и веники из душистых сухих трав совершенно неизвестного Пересвету назначения. На полках глиняная утварь, в углу объёмистая бочка, видно, с соленьями на зиму. Окончательно смутили молодого человека застеленные шкурами лавки вместо удобных кроватей. Изба обставлена скудно, но люди ведь живут как-то, не жалуются. Было похоже, что здесь предполагалось два этажа. Второй этаж оставляли под полати, чтобы тепло от печи шло вверх и согревало хозяев во сне. Но полатей почему-то не было. Увиденное совсем не походило на современные дома, да даже на старинные избы с резными наличниками.

Посреди светлицы широкий деревянный стол и длинные лавки. На нём догорает лучинка в кованом светце. Во главе стола седой старик в шерстяной рубахе. На поясе у него висит небольшой кожаный мешочек, сухие ноги покрывают полотняные штаны, обмотки и новые лапти. Рядом лежит искусно выделанный деревянный посох, а на плече важно сидит охристо-бурая сова с огромными жёлтыми глазами и чёрными перьями у основания клюва. Птица размером меньше вороны, но взгляд у неё злее, чем у хищника: так и впилась бы в лицо пришельца. Но сидит недвижно, смотрит. Вокруг стола четверо добрых молодцев – все, кроме одного, как на подбор дюжие, и лица у них мрачнее тучи.

Старик мягко погладил длинную серебряную бороду, глянул на Пересвета, и сказал: