Закат Ярила

За Смородину беги.

Пока слушал, снова весь озяб: худое высокое тело дрожало, точно осиновый лист на ветру, губы посинели, и зуб на зуб попадать окончательно перестал. Пересвет начал растирать руки ладонями и топтаться на одном месте, авось поможет. Не помогало. А выходить к ним в таком виде боялся – полицию вызовут. Да и…стыд-то какой! Любуясь пёстрым хороводом, он не заметил, как за спиной выросли две фигуры, одна из которых обратилась к нему:

– Гой еси, человече! Какого роду, племени?

Пересвет мгновенно развернулся и прикрыл руками самое ценное место. По его тощему телу и напуганному лицу бегали два изучающих взгляда грузных женщин чуть за сорок. Обе в грязно-белых косынках до пояса, что удерживались на головах тугими металлическими обручами с кольцами у висков. Одеты, как капуста – несколько слоёв расшитых в красную клетку толстых юбок и рубах, а на шеях витые обручи из какого-то металла. Прямо бабы на чайник! «Одежда больно странная, и говорят чудно…Если подумать, все они странно одеты. Да и Масленица давно прошла. На сборище секты попал? Вот занесло, так занесло…», – рассуждал про себя Пересвет, пока незнакомки выразительно смотрели прямо ему в глаза.

– Ответ держать будем, задобный? – спросила вторая женщина, изгибая густую чёрную бровь.

Пересвет опешил, но что-то ответить и правда было нужно:

– Я турист. К деревне дорогу искал, заблудился.

– Кто? – удивилась первая, но секунду спустя её рыхлое лицо озарила мягкая улыбка, – Мы сами деревенские. Дорогу укажем. Токмо обожди, покамест Комоедицу справим.

Вторая окинула его недоверчивым взглядом и спросила:

– Немец что ль?

– Какой немец? Я русский, и предки мои русские, вплоть до, – Пересвет на секунду задумался, – седьмого колена, если не ошибаюсь.

– То-то по-нашему маленько баешь. Ну, идём, проводим тебя к старейшине. Он ужо с тобой потолкует.

– Как человек с высокими моральными устоями, я глубоко осуждаю…, – начал было Пересвет, утвердившись в мысли о сходке сектантов.

Но его тут же прервала черноокая женщина, взглянув на него с жалостью, словно на потрёпанного бездомного щенка:

– Касатик, ты б хоть рубаху-то надел. Не принято у нас в чём мать родила по деревне расхаживать.

– А вона у соседей, Рудых, ещё как принято! – без стеснения вмешалась её подруга. – Как выйдут по заре во чисто поле, да как туесками своими затрясут! Тут уж хоть стой, хоть падай…

– Опустим подробности, – осуждающе покачал головой Пересвет и стыдливо прикрыл рукой красное лицо.

– А чего там опускать-то? У них и так стоймя редко бывает. Из харчей ведь токма Хорса свет, да Стрибогова благодать, – загоготала баба, чем смутила Пересвета ещё больше.

Подруга её легонько толкнула в бок, прокашлялась и спросила:

– Баешь не по-нашему. Откуда будешь?

– Правду молвит, – согласилась с ней вторая. – Льстивый ты, касатик. Из лядины вышел нагой, а на носу тростинки золотые…Неужто запределец?

Без толики удивления бабы окинули незнакомца изучающим взглядом повторно. Из всего набора слов Пересвет понял многое, но общий смысл ему был не ясен. И тут в голове что-то щёлкнуло. Он вспомнил, как мать рассказывала о Древней Руси, да и в школе некоторые слова слышал. На бледном лице отразилось недоумение: «как? Что я здесь делаю? И вообще здесь, это где? Господи, помоги…Хотя в церковь меня водили редко, пришла пора всерьёз помолиться…»

За него ответила одна из женщин:

– Испужался, касатик? Ты окрест погляди, осилишь думу свою.

– Я где? – выдавил из себя обескураженный Пересвет.

– Знамо где, на Руси-матушке.

– А вы кто?

– Словене мы. Вятичами наше племя соседи кличут.

И Пересвета осенила единственно верная, но до смешного абсурдная догадка. Он решил уточнить:

– Кто правит вами?

– Светлый княже Святослав Игоревич, буди он неладен! – выпалила одна из женщин.

– Знамо дело. Хазарам дань платили, всё отдавали, а тута он пришёл с дружиною, полюдье вершил. Неча делать, отдали ему. Токмо устали мы…– Почему?

– Ясно, – коротко ответил Пересвет и глубоко задумался над курсом истории.

– Понимаешь, касатик? Да и не княже он нам вовсе. Мы вольное племя.

Вдруг Пересвет просиял и на радостях всплеснул руками, обнажая причинное место.

– Понимаю!

Женщины резво отвернулись, украдкой посмеиваясь. Одна из них сквозь утробный гогот уточнила:

– Чего?

– Вас понимаю, – ответил Пересвет, и тут же осознав свою оплошность, прикрылся снова. Но счастливая улыбка от того, что он-таки вспомнил курс истории и кое-какие слова, с его лица не сходила.

– Чего это он? Взбесился, что ли? – прошептала одна из женщин другой.

– Коли так, руки б распустил, кулаками замахал. Ладный он, не дурак.

Вторая посмотрела на молодого человека с недоверием в карих очах, но головой всё же кивнула.

– Одёжку справную сыщем и воротимся. Будь здесь. На еланке Комоедица, абы кому не попался. Зазорно в эдаком виде ходить.

– Б-быстрее, п-пожалуйста, а то я насмерть тут з-замёрзну, – стуча зубами, попросил женщин Пересвет.

Они лишь добродушно усмехнулись и ушли в сторону небольшой группки людей, которые стояли поодаль от чучела. Пересвет же спрятался за одной из широких берёз. В его голове никак не могла уложиться мысль о том, что он очутился в другой эпохе. Тысяча с лишним лет – это не шутки. Думалось: «всё это сон, наваждение какое-то…Опять переработал и посреди леса заснул. Не может это быть правдой! Вот отдохну и проснусь».

Между тем, он заметил, как две дородные женщины спешат к берёзе. В руках у темноокой какой-то бежевый свёрток. Она сунула тряпицы Пересвету, а её подруга сказала:

– Иного не было, касатик. Бери, что дают. Обождёшь с нами, как чучело сожгут, да пойдём в мир. Отведём к старейшине, пущай он разбирается.

– И на том с-спасибо. Отвернитесь, п-пожалуйста, – криво улыбнулся Пересвет.

Женщины рассмеялись, но просьбу выполнили. Он зашёл за толстый ствол дуба и надел то, что ему любезно предложили. Когда вышел, бабы обернулись и загоготали. Пересвет сурово на них посмотрел, а потом опустил взгляд на себя: длинная тёплая рубаха, похожая на платье, кремового цвета и с красной ручной вышивкой по кайме явно не придавала ему мужественности.

– У соседей наших токмо это с собой было, – пояснила одна из женщин.