Закат Ярила

– Что за шеляг? Может, добуду, и обременять себя всякими поручениями не стану.

– Шеляг – монета серебряная. Расчёт мы ею ведём, – старик поднял колдовские глаза и оценивающим взглядом прошёлся по лицу Пересвета. – Да ты, молодец, хвилый, для тяжкой ноши-то. Токмо за басу твою девичью шеляг не дадут.

Обиженный Пересвет поджал губы и молча ушёл в тёмный угол избы, чтобы переодеться. А волхв продолжил мастерить лапотки. Дарко снова подсел на его плечо. Пламя печи отразилось в блестящих глазах птицы.

Пересвет разложил одежду вдоль лавки. Он надел чистые полотняные штаны, затянул на талии шнурки как можно туже, но этого всё равно оказалось мало: штаны были явно на пару размеров больше. Дальше в ход пошла тёплая рубаха, клиновидный ворот которой украшали тёмно-красные обережные узоры. Она оказалась почти впору, хотя и висела на нём, как на мешке. Пересвет обернул талию поясом с резной бляшкой и накинул подобие плаща, закрепив его на одном плече железной застёжкой, что зовётся фибулой. Мать, когда была на раскопках древнего некрополя, присылала ему как-то фото подобных застёжек. В последнюю очередь он обулся, сперва обмотав лодыжки светлыми тряпицами. Правильный порядок вещей Пересвет запомнил, пока наблюдал за ряжеными гуляками. Когда переоделся, снова подошёл к старейшине. Ведомир оторвался от своего занятия и поднял седую голову. На старческом лице заиграла улыбка.

– Теперича на доброго молодца походишь боле, якоже на красну девицу. Басить по деревне станешь – девки обступят, не отвертишься, – одобрительно промолвил волхв.

– Великовата, правда…Но пояс спасает, – Пересвет поддел большими пальцами опоясавший его кусок дублёной кожи с блестящей бляхой.

– Что верно, то верно. Дровишек принести надобно, очаг затухает. Сдюжишь? Энти колоброды на праздник убёгли, а мне, значится, мёрзнуть?

– Я в помощники к вам не нанимался, – затаив на старика обиду, резко ответил гость.

Старик тоже не растерялся:

– А ты думаешь, коль запределец, так всё вынь да положь? Нет, соколик, у нас такое не пройдёт. Люди Землю-Матушку вспахивают, и ты поди, потрудись, дабы снедь на столе была. Аль не сдюжить страшишься? – колдовские очи хитро сощурились.

Он задел мужскую гордость Пересвета, чем спровоцировал мгновенный уверенный ответ:

– Не думай, старче, что я слабый. Это только с виду так. Я бабуле в деревне ещё подростком дрова колол. И скотину кормил, между прочим!

– Ну-ну, поглядим на твои умения. Я покамест с лаптями докончу, а после угощу тебя блинцами. Есть али нет – дело твоё.

Недоверие в голосе старика вселило в Пересвета жажду доказать, что слабый – не значит немощный. Он сжал бледные ладони в кулак и вылетел на улицу под хитрый взгляд Ведомира. Дверь с глухим хлопком закрылась, и Пересвет твёрдым шагом двинулся к массивным пням, в которых без дела торчали два топора. Он мельком глянул на железный остов того, который бросил военачальник, и недовольно скривился. Схватить холодный обух оказалось не трудно, гораздо сложнее вырвать его из треснувшего пня. Пересвет тянул, напрягая все мышцы тонких рук, но упрямая железка никак не поддавалась. С каждым рывком его ладони становились всё краснее, пока не побагровели окончательно. Вздох отчаяния, смешанный с досадой, вырвался у него из груди. Самоуверенный запределец бросил это бесполезное занятие. Резко отпустив топор, он потерял равновесие и бахнулся на пятую точку. Смазливое лицо исказила гримаса боли, очки чуть не слетели с носа, а из глаз едва не посыпались искры. Кому он хотел что-то доказать? Зачем?

И тут его глаза широко распахнулись, но не от боли: неподалёку проходила девушка, которую старик назвал Лелей, в окружении двух подруг. Заприметив тощего незнакомца сидящим у треснувшего пня, из которого торчали острые обломки топорища, девушки сперва удивились, а затем звонко рассмеялись. Подружки явно насмехались, но Леля смотрела на него скорее с жалостью, как обычно смотрят прохожие на немощного старика, что просит милостыню у стен церкви.

Пересвет тут же вскочил на ноги, но девушки, нашёптывая что-то белокурой подруге, уже скрылись за воротами деревни. Он разочарованно отряхнул штаны и глянул на топор так, будто это он виноват во всех его бедах. Ещё будет возможность исправиться, с надеждой подумал Пересвет и набрал целую охапку дров. Нести было тяжело, но он твёрдо решил доказать деревенским, что сильнее, чем кажется. Особенно воинам, Ведомиру и Леле.

Кое-как ногой открыв дверь, Пересвет ввалился в избу. Ведомир уже закончил с лаптями и сидел во главе стола. Подле него стояла кружка, а воздух наполнял жирный аромат сливочного масла и блинов. Волхв обернулся к запредельцу:

– На кой ляд такую уйму набрал?

Пересвет на подгибающихся ногах пересёк комнату и свалил кучу дров к основанию печи. Он посмотрел на свои руки – дрожат. Отряхнул ладони, поправил очки и, насупив брови, развернулся к старику.

Волхв ждал ответа.

– Так проще! – нашёлся запределец, вдруг просияв. – Взял сразу охапку и донёс. Мне не сложно, – для пущей уверенности он упёр дрожащие руки в бока.

– Не сложно ему…, – ворчал старик, исподлобья взирая на подрагивающие рукава рубахи Пересвета. – Курей лепше поди глянь. Снеслись уж, небось. Лукошко у лавки возьми.

Невозмутимо опустив руки, Пересвет направился в тёмный угол, куда кивнул волхв. Взяв недавно сплетённую, судя по забористому запаху свежей лозы, среднего размера корзинку, он рванул к выходу, но у двери замер:

– А куры-то где обитают?

– В загоне посреди деревни. Аль не видал?

– Видал. У вас там вся живность трётся? В нашем веке у каждого дома свой огороженный участок со скотиной.

Волхв глянул на запредельца с возмущением, будто тот ему пощёчину влепил.

– Как это, свой?! Общинное дело – скотину растить. Коли надобно, берём, режем да на стол пускаем. Зазорно с племенем не делиться.

– Получается, всё для всех и ничего для себя? – прищурился Пересвет.

– А то, как же! Ох, и времена настанут…, – Ведомир покачал седыми лохмами. – Беду пророчу.

– Не всё так плохо, – ободряюще улыбнулся Пересвет. – Люди в трудные минуты помогают, делятся солью, яйцами. Нам, вот, соседка в деревне молоко парное несёт. Мы её не просим, а она всё равно несёт! Это ли не доброта, старче?

Дарко заклекотал на костлявом плече хозяина и развернул охристую головку к волхву, словно вдруг согласился со словами ненавистного запредельца. Пересвет с улыбкой кивнул, поймал недоверчивый взгляд серых глаз, и вышел во двор.

Под дверью его дожидался верный Волчок, крутя пушистым хвостом из стороны в сторону. Мохнатые ушки повисли, розовый язык выкатился из пасти –со всей преданностью пёс двинулся к Пересвету, намереваясь пойти с ним хоть на край земли. Но хозяин только потряс перед рыжей мордой указательным пальцем и скомандовал:

– Сидеть!

Волк приказа не ослушался, сел и притих. Но в чёрных глазах сквозила тоска. На секунду Пересвету показалось, что пёс сейчас захнычет, как малое дитя, которое потерялось в толпе.

– Я скоро вернусь, Волчок. Не обижайся, – с сожалением произнёс Пересвет, потрепал четвероногого напарника по голове и отправился в сторону, где недавно видел деревенский скот.

Идти ему пришлось не долго, дорогу нашёл сразу. Она в Любозени одна – не заблудишься. Гулянья, к удивлению запредельца, ещё не прекратились, а даже набирали обороты: мужики играли на гуслях и потягивали напитки, а женщины пели на разные лады, кто в лес, кто по дрова, да так, что ещё недавно мелодичные голоса превратились в какофонию. Рядом танцевали добрые молодцы, ловко хватая понравившуюся девицу под локоток и уводя за собой вглубь толпы. Детишки резвились, не замечая измазанных в праздничных угощениях лиц и рубах. От подвижных игр всем стало жарко, так что верхнюю одежду они сняли, пока не видят родители.

Пересвет пробирался сквозь толпу, стараясь не смотреть на краснощёкие лица незнакомцев. У него была цель – собрать яйца. Едва ли его что-то могло отвлечь, кроме одной синеокой смешливой девицы. Любопытная особа, вертелось в голове Пересвета, пока он пробивался к загону. Миновав сердце веселья, он очутился там, где и должен быть. Несколько сорванцов бегали вокруг, норовя заглянуть за высокую изгородь из деревянных жердей. Внутри паслись овцы, коровы, козы, валялись в грязной луже из талого снега свиньи, а около них с важным видом разгуливали гуси с курами. Дети вдруг оживились, Пересвет услышал радостные взвизгивания и смех. Ребятня присела на корточки и развела ручонки в стороны. К ним в объятия гуськом бежали желторотые цыплята. Они разевали маленькие клювики и хлопали пушистыми крылышками, требуя у детишек пищи. Те удивительным образом вытащили откуда-то живых червяков и с восторгом начали кормить ими стайку «одуванчиков». Пересвет остановился у ограды и несколько минут любовался довольно милым, на его взгляд, зрелищем. Когда дети его заметили, самый рослый мальчик с большими синими глазами поднялся, отряхнул пустые ладошки от комочков земли, и с вызовом спросил:

– Дядь, тебе что тут надобно?

– Я…Мне…, – Пересвет замялся, как на ковре перед начальством, настолько дерзким показался ему вопрос мальчишки. Да и неудобно в чужой деревне по загонам лазать. – Ведомир велел яиц набрать.

– Так бы сразу и сказал. А то думаем, накой очи пялишь. Ужо ль не тать?

Детишки разом нахмурились, последних червячков желторотикам отдали и поднялись на ноги, рассматривая незнакомца. От этих угрюмых взглядов Пересвету стало не по себе. Он поспешил объясниться:

– Запределец я, не вор. Клянусь!

С запозданием поднял руку, как скауты в американских фильмах. Ребятня не поняла, но чистосердечное признание вроде бы сработало – по чумазым личикам расползлась доверительная улыбка. Все они рассматривали лицо запредельца, на котором сразу выделялись золотистые очки. Мальчишка сказал:

– Боги на твоей стороне, дядь. А то б я мамку кликнул, она б из тебя всё лихо вышибла. Её у нас ветрогонкой нарекли, видать, уважают.

Пересвет снисходительно усмехнулся:

– Что же ты, воин, сам за себя постоять не можешь, раз мамку кликать собрался? Звать-то тебя как, храбрец?

Из-за спины мальчишки выпрыгнул упитанный коренастый пацан, немногим старше друга, и сверкнул карими очами на незнакомца:

– Обожди! Я ему нос-то его длинный мигом расквашу!

– Полноте, Давило. Не бранись с гостем, – мальчик выставил перед задиристым другом руку, останавливая. – Лешек я.