Импориум 1. Следящие тени. Книга 1

Барабан-то пустой, плескается лишь серо-мутная вода, нет следов даже порошка. Не загружали туда бельё, и уж тем более в этот чудный день никто не собирался стирать. Просто перебой в работе технике, она ведь всегда подключена к сети, запускается и останавливается по средствам маленькой командной панели на корпусе. И сбой старой изношенной техники был лишь вопросом времени. Как здорово, что настал он именно сегодня. В жуткий одинокий день.

Гретель поднялась с пола, отряхнула коленки, принялась поочерёдно тыкать на все кнопки, пока стиральная машинка наконец не смолкла. Тут ещё лампочка, висящая на стене, постоянно моргает. И Гретель уже ждёт момент, когда та выключится и не включится, погрузит во тьму, заставит ползать на корточках и искать выход, ведь сегодня каждая вещь в доме против неё. Примкнули к злым силам и стремятся свести с ума, наказать за все проступки и согрешения. Но у этого старого источника света, похоже, несколько свои планы, он мигает. Ну что же, в семье на лампочках тоже экономят.

У самого выхода Гретель заметила и ещё одну странную картину, реализованную на гладильном столике.

Выставлены маленькие игрушечные человечки. И их положение явно не случайно, хотя даже тогда сложно уловить смысл представленной постановки. Посередине стола стоят две женские фигурки, самые маленькие из всех остальных. Очень прелестные, стройные. Одна, что чуть повыше, держит меньшую за руку, притом загораживает собой, видимо, защищает. Эти две фигурки цветные, милые и красивые… в отличие от остальных. Испуг на нарисованных женских лицах совсем не с проста.

Их окружает огромное полчище других человечков уже на порядок крупнее, и выглядят они как-то иначе. Ну как, оплавлены и все в гари, их явно пытались сжечь, но в последний момент вытащили из огня. Отсюда следы пепла, потёки пластика, уродства.

И есть ещё одна фигура, тоже центральная самая крупная и страшная из всех. Она получилась из-за сплавления трёх обычных человечков, выглядит как мерзкая многоножка. Ещё зачем-то покрыта красными чернилами, антураж, который добавляет к ней жути. Она тянет свои чрезмерно длинные руки к двум цветным фигурам. А в руке у неё…

Погас свет. И стало темно, и растворилось в абсолютном чёрном всё окружающее. Хорошо, что девочка уже у самого выхода, держит дверь за ручку.

Агитационное письмо Агро?н.

(один экземпляр приколот канцелярской кнопкой к двери на кухне семьи Андерсум).

В самом вверху изображены заключённые в круг расправленные крылья. Внизу текст:

"Мы носим чёрные крылья, но не за спиной. Нас называют Агрон, но среди толстосуммой элиты – убийцы. Мы не люди, не обращайте внимание на наши лица. Мы идея. Идея изначального равенства, а не вперёд определённого статуса, закладываемого ещё до нашего рождения. Справедливости для всех, а не для избранного круга среди никем не выбранных людей. Возлагаем роль в формировании судьбы на самого её владельца, а не на ячейку общества. Ни структура-муравейник, а структура-свободных людей.

Агрон – идея освобождения, идея совершенства".

И в самом низу подпись: "Ничто не остановит борьбу".

Глава 7.

[Ванная комната, второй этаж дома Андерсум, неизвестное время]

Лампа мигает, порой трещит и на время гаснет. Слышен звук капель, видно, как сливается вода из переполненной ванны. Краны плотно закрыты, и все равно стекает. Образовалась огромная тёмная лужа, вобравшая в себя всю пыль с пола. Мимо открытой двери туда-сюда мелькает человекоподобная фигура. Шум шагов, невнятная речь, она дожидается, бросает свою чёрную тень.

Вода из ванны полилась ещё сильнее, нечто крупное и серое всплывает со дна. По обе стороны от тела вырываются тысячи мелких частиц грязи. Они же стремятся вверх, подобно ожившему рою бабочек, залепляет стены, скрывая под собой утопленника. Схватилась рука за борт… одна, затем вторая. Над мутной жидкостью показалась голова. Глаза с трудом разлипаются, как после долгого сна, он не дышит, но движется. Движимо. Выбирается из ванны. Мутная вода ручьями сливается с конечностей, от безжизненной кожи она становится чёрная, как ртуть, затапливает пол, перекрашивая белую плитку в свой невзрачный цвет.

Холодно ему, электрический свет не греет, придётся поискать другой источник тепла. Найти его в живых и горячих сердцах. Тело бесконтрольно дёргается в припадках. Но дрожь не мешает, серый образ уверенно опирается на свои босые ноги, он готов.

Перед ним уже стоит она.

Шумит кран, ладони полные воды летят в сторону лица. И в момент контакта ойкнула и легонько подпрыгнула, какая же холодная, но зато ободряет, приводит мысли в порядок. Толком и не скинув все капли с щёк и лба, тут же обернулась назад, перед ней зеркало, но Гретель хочет верить только глазам. По-прежнему никого. Страшно, конечно, стоять спиной к входной двери в комнату, а как страшно позволять воде закрывать веки. Сознание – враг, пытается заставить думать, что сзади подкралось чудовище. Девочка ещё раз наполнила ладонь водой и прополоскала рот.

– Гретель, ты почистила зубы перед завтраком? Гретель, не пей из крана! Где твои манеры? – хорошо знакомые слова мамы, всплывающие из воспоминаний. Сейчас девочка была бы только рада столь сварливой критике. Если бы сейчас кто-то стоял рядом, следил за её манерами и осанкой, но… одна в пустой ванной комнате. Перекрыла кран, и снова тишина, только звук капель, падающих с её бледного лица. Тут у всех белая кожа, Бледные Лица.

Гретель ещё задержала взгляд на красной полосе берущий начало на шее, переползающей на грудную клетку и дальше теряющейся под футболкой. Если это будет шрам, её внешность станет несколько необычна. После немного оглядела и свои руки, но те самые отпечатки зубов и красные полосы. Не могла ли сама себе нанести эти травмы во время сна?

Стоит у раковины, разглядывая то себя, то неизвестные пятна на старой пожелтевшей керамике. Где-то уже видела подобные разводы, частично засохшие и густые, как размазанное желе. Ну, одни прямо тут на дверной ручке, другие… не помнит. Кто-то замарался и решил отмыться прямо здесь, при этом "пересвинячил" полкомнаты.

[Если бы ещё заметила грязное заляпанное бельё, закинутое за тумбу. Юбку с огромным пятном, забрызганную футболку да нижнее бельё. Их не пытались прятать, им посчастливилось в связи со своим неустойчивым положением сползти на пол. Оттого на тумбе два развода. И то пока не выдаёт своим запахом. И да, там ведь ещё укутан в одежду нож.

– Ладно, – снова еле живой и такой уставший голос. Вернулась к настежь раскрытой двери, специально оставила так, ещё подставила швабру, боится, что снова запрут. Но осталась одна нужда, а какие-то манеры непременно надо соблюдать, да и зрители совсем ни к чему, всё-таки закрылась.

Запущение… Потрескавшаяся краска на двери, содранные обои, покосившийся плинтус. Окружают звуки распада. Около крыши постоянно что-то трещит, под полом же скребут мыши. Много паутины, ещё больше пыли, к некоторым вещам не проявлялся интерес десятилетия. Настроение одиночества. Со всех постаревших предметов быта нагнетается депрессия. Запущение…

Где-то через минуту девочка окончательно покинула ванную комнату. Остерегаясь каждого своего шага, попутно оглядываясь по сторонам, вернулась в главный зал. Он некогда большой и роскошный, теперь просто большой. Не самое тёмное место в доме, но далеко и не самое светлое. Причины всё те же время да пыль, громоздкие шторы да мутные окна.

Гретель остановилась у широкого длинного стола, что тянется почти через всю комнату. Примечательная вещь, если неживые объекты могут хранить память, этот наверняка сможет вспомнить шумных людей и громкий смех. Ибо когда – то давно во времена застолья за ним собиралось немало гостей, больше двадцати человек за раз, при этом часть пространства между аппетитными блюдами ещё и пустовала. Сейчас, конечно, глядя на него, с трудом можно представить звон музыки тех праздников, как и голоса развеселившихся людей. Смолкло, что играло. Теперь тут скопилось много хлама, а последние собиравшиеся гости – джентльмены-пауки и попавшиеся в их паутины леди-мухи.

Беззвучно работает телевизор, показывается какой-то глупый кукольный мультик, впрочем, для Гретель все мультики глупые. Туда-сюда мелькают несколько человечков, два из которых до неприличия жирные, один же неряшливый наоборот худой как палка. И все эти нелюди носятся по кухне, пытаясь приготовить себе ужин. Получается у них так себе. Неуклюжие. То наденут на голову кастрюлю, то особо толстый поскользнётся и разобьёт всю посуду. Абсурдно. Девочка нашла пульт и уверенно вдавила кнопку выключения. Когда тупые рожи сменил один лишь чёрный экран, почувствовала некоторое удовлетворение.

Но далеко не всё вызывает его, что-то заставляет испытывать отвращение. Например, огрызки яблок на полу через которые приходится переступать, неудачно приземлишь ногу, и грязи станет куда больше. Между прочем, все фрукты сорваны с садовых деревьев, а ещё далеко не срок, нет сомнений, что все кислые. Не видать теперь урожая. Столько пожрать. При этом еда обжорливую гусеницу особо не удовлетворила, откусывала от каждого фрукта кусок и отбрасывала в сторону. [Яблоки – целый колорит цветов. Зелёная, жёлтая, бурая, порой даже белая кожура, ну, или как эта красная…

У Гретель чешутся кулаки, но одновременно с этим очень жутко в очередной раз осознавать, что она не одна. В доме вершатся дела без её непосредственного участия. Это, в принципе, напоминает старые проделки глупых дружков, их почерк.

Зазвенел громкий смех, за ним ритмичные удары в барабан! Клаксон! Музыкальная труба!

– А-а-а! – вскрикнула девочка, испугавшись резко возникшего звука. Её крик едва вырвался из шума работающего на всю громкость телевизора. Гретель быстро обернулась, но и того короткого времени хватило, чтобы успеть придумать кучу различных чудовищ, которые, должно быть, стоят за спиной, ехидно улыбаются и держат пульт.

– Пекарь, пекарь, – доносится писклявый голос из динамиков на стене. – Налей винца и отвари мне два яйца?.

[на экране включившегося телевизора кукла в одной руке держит пустой сверкающий бокал, в другой сжимаются два промаркированных куриных яйца].

Облегчённый вздох, за спиной никого нет.

– Отварить тебе.............яйца?? – снова из динамиков другой голос до неприличия громко.

И пульт лежит на том самом месте, где его оставили.

– Три-ца-ца-те-ди-ца-ца, – от туда же.

А ведь сегодня по радио говорили что-то о магнитной буре, о неполадках с техникой. Часом ранее сама по себе включилась стиральная машинка, а вот теперь телевизор.

– Не вари мне яйца? и в ухо мне не дуй, отвари мне длинный .... [звук резко пропал].

Но громкий шум успел не только сотрясти весь дом, но и привлечь к себе стороннее внимание. Из тёмной подсобки, через гостиную, через небольшую комнату, мимо завядших цветов. Порой попадает на свет, но постоянно возвращается в тень. Наконец, из соседнего коридора донёсся лёгкий топот, следом в зал выскочила маленькая белая собачка. Зверёк не сразу обратил внимание на присутствующих, сперва остановился мордой к стене, ушки приподняты. Во всём пространстве, кажется, ничто не интересует так, как портрет некой белокурой девы с изящной курительной трубкой. Картина у комода. Возможно, её нарисованную физиономия приняли за живого человека.

Затем скрип под неуёмными ногами девочки резко перетянул на себя внимание. Хотя и будучи источником шума, эта невзрачная фигурка растворяется на фоне происходящего у неё же за спиной, какое ведь невнимательное двуногое создание. А там в конце зала некая двухметровая тень скрылась в ванной комнате. Гретель же встретилась глазами с вторгшимся животным. На один миг их взгляды стали одинаково испуганными. Волнения, порождённые неожиданным зрительным контактом, заставили замереть и первую, и вторую. Впрочем, вскоре та, что покрупнее, ожила.

– Изабелла! – воскликнула девочка, тут же присела на корточки, вытянула руки в направлении возможной встречи. Губы расползлись в улыбке, глаза прищурились. Вот оно – исполненное счастьем лицо. Но по ту сторону, похоже, не разделяют радость встречи, наоборот, нагнетается тревога. Собачка насторожилась, ещё сильнее приподняла ушки, испуганно смотрит.

Что такое? Девочка наивно думает, кроме неё и собачки здесь попросту никого нет, и все возможные причины ищет в себе. Что-то с лицом? Намазалась? Не так завязаны волосы? Пока не сползло радостное выражение с лица Гретель, но тяготимое столь непростым вопросом оно становится весьма глупым. Ну, время раздумий истекает, возникшая сложность разрешится сама, собачка рванулась к девочке.

– Тише, тише, – зашептала Гретель, пытаясь усмирить необузданную любовь своего питомца. Зверушка резко повеселела и всё пытается облизать лицо, но достаёт пока что лишь до носа. Крутится и машет хвостиком. Порой встанет передними лапками на колено, попытается заглянуть за спину хозяйки.

– Хватит, хватит, – только успевает защищаться от очередной порции слюней девочка. Руки снова пытаются остановить крутящиеся тело. Оно же только пуще извивается и вырывается. Но наконец удалось обхватить и крепко прижать к груди.

– Хорошая, хорошая собачка, – ещё одна похвала с губ Гретель, а между тем успела почесать за ушком у своей Изабеллы, жест понятный лишь одной слушательнице. Кто бы мог ожидать? Зверушка выполнила настоящий акробатический этюд, прокрутилась и встала на задние лапки. А следом отшагивает то вперёд, то назад, при этом забавно крутит передними лохматыми "сардельками".

Любимая собачка, маленькая с длинной белой шерстью, бантиком за ухом и красным ошейником на котором так и написано "Изабелла".

– Изабелла, что ты тут делаешь? Тебе не разрешают здесь гулять, – обратилась девочка к неуёмному зверьку.