Импориум 1. Следящие тени. Книга 1

Впрочем, там действительно полумрак, вызванный отсутствием оконных проёмов. Старое место, по своему антуражу исходит из одной стези с комнатой девочки. Ну, сколько не рассматривай коридор, желания вновь толкать дверь так и не появилось, Гретель уже как выжатый лимон. У неё немного другой план – начала примеряться к проёму. Что же, стройная девчушка могла бы попытаться пролезть, кое-чего можно втянуть, а кое-чего не из камня сделано. При этом, конечно, все равно есть явный риск застрять. Кости, вряд ли, удастся собрать в кучу. Но не отступит, поэтому глубокий вдох и вперёд к непредсказуемым последствиям.

Рука и уже еле-еле просунешь, что до другого более выразительного, и все равно она скорее влипнет по самые уши, чем сделает шаг назад, продолжила продираться. Плечо, голова… Да, и одна часть там, в тёмном коридоре, другая пока здесь, очень незащищённое положение. Приходится доверяться пустоте и скрытому в ней. Ещё угол двери, об который приходится обдираться, добавляет к процессу мучений.

Высунув около половины себя и перекинув косу с одной стороны на другую, остановилась осмотреться, ведь что-то всё-таки настораживает. Вдруг вылезать вообще не стоит.

Теперь хотя бы можно повертеть головой по сторонам.

Убедиться в отсутствии угрозы? Узнать, что мешает выйти? Девочка предпочла сперва бросить полный надежды взгляд налево, на кухню. Дверь, ведущая в неё, раскрыта настежь. Знаете, лучше осмотрит причину своих мучений.

Тут впритык к двери стоит старый дубовый комод, к нему приставлены несколько табуреток, пару стульев. Очень старательная работа, и всё так компактно уложено, будто бы собирали детский конструктор. Определённо, это доставляло некоторое удовольствие тому, кто воздвигал кучу. Гретель попыталась оттолкнуть самое большое зло, комод, хотя бы немного ослабить его давление. Но уж слишком тот тяжёлый, совсем не поддаётся. Раскачивается от каждого толчка лишь стоящая на нём ваза с завядшими ромашками.

Где-то слева раздался скрип двери, заставил Гретель бросить её занятие, вновь быстро повернуть голову в сторону кухни. Перепуганный взгляд встретила медленно раскачивающаяся дверь. Едва заметно движется, легонько потрескивает. Словно невидимые пальцы призраков держат за ручку, тянут в разные стороны. Говорить о сверхъестественном, правда, явно не приходится. Не должны смущать шорохи, скрипы или, как сейчас, лёгкие подёргивания, дом-то ветхий, в его коридорах часто гуляет ветер, он и есть тот самый дух, который приводит в движение люстры, мотает на петлях двери, тревожит шторы, вешалки с одеждами да и всё прочее, подвластное его порывам.

В это же время, пока девчонка по-прежнему не отводит лица от кухни, ждёт знаков судьбы, нечто показалось над комодом. Пока высунулась одна лишь макушка или что – то подобное ей, бледная и лысая. По обе стороны свисают редкие длинные обесцвеченные волосы. Кожа тонкая местами облезла, через столь изощрённую оболочку видно всё содержимое головы: сильно вздутые чёрные вены, под ними покрытый сетью связок и жил череп. Оно продолжает подниматься, не привлекая к себе ни капли внимания.

Свет разогнал птиц, не испугал то, что прячется в глубинах дома.

Гретель потеряла какой-либо интерес к кухонной двери, разве что ещё немного своего любопытства отдала торчащей из-за угла части стола. Видна свисающая белая скатерть и вышитые розы. Ей место только на праздниках, решением хранительницы очага так обычно и поступают. Сегодня быт не отвечает требованию установленных норм. И все равно нечего там высматривать, повернула голову обратно к завалу.

И в момент, когда её безмятежность достигла комода, глаза выхватили из темноты силуэт, взирающего на неё существа. Неопознанного… бесформенного… Соприкоснулись взгляды, навечно отречённые друг от друга первобытными богами, свет живорождённого захватила пустота мёртвого. В сумраке нечто становится подобием мебели, вроде лампы с абажуром. Возникает глупая ассоциация с зависшим воздушным шаром, на котором нарисована рожица. Тут же хаотичный поток мыслей подхватила идея, что это всего лишь маска, которую нацепил никто иной как её братец, или какой-то другой мальчишка из старых знакомых. По телосложению и росту уж очень оно похоже на ребёнка, на этой ноте Гретель чуть даже не улыбнулась.

Впрочем, долго этому зрительному контакту не существовать. Бледное лицо, чёрные отверстия над щеками, вместо рта, носа и это всё, что успела рассмотреть. Как только их глаза встретились, оно вновь нырнуло за мебель. Поспешило к темноте. Ваза на комоде качнулась из стороны в сторону, пара последних ударов и стало совсем тихо. В воздухе бесшумно движется и кружится только пыль.

Гретель быстро-быстро моргает, из открытого рта вот-вот должно вырваться что-то. Испуг или скорее удивление не дают языку двигаться. Рядом скрип… Скрип. Скрип! Последняя нота всё не смолкнет и только постепенно нарастает. Один гулкий удар по ту сторону завала, вновь затряслась ваза. Следом девочка почувствовала резко увеличивающееся давление со стороны двери, подступающее удушение. Больно укололо в живот и грудь. Как вспышка прорезала сознание надвигающаяся опасность.

Понять происходящее получилось достаточно быстро, заскрежетала мебель, закачался комод. Теперь что-то неистово давит в обратную сторону, оно свирепо, полно злости и у него явно больше сил, чем у хрупкой девчонки. Но и она поначалу упёрлась, вцепилась в дверь, навалилась своим невесомым тельцем, у неё хватит сил, знает. Справится.Победит. Крепко сжала зубы, не жалеет руки, позволяя куску дерева обдирать их почти до крови. Не даст ему взять вверх, не позволит получать наслаждение из её мук. Пусть сперва получше постарается, как следует выложится. Уж заплатит высокую цену, обещает. Адреналин прожигающий изнутри ещё не всё, подступает поток волнений, и от сего ладони становятся такими скользкими. Никак не ухватиться, начинают слетать то в одну, то в другую сторону.

В первый момент ей действительно казалось, она сможет, правда, ненадолго же хватило её стараний. Не развернулась достойная борьба. Оно будет скучать.

Осмысленность действий быстро угасла. Угол двери впился в тело, и от резкой раздирающей боли девочка завизжала во весь голос. Громко и дико. Не хотела кричать, подавать свой ужасный голос как дар завоевателю. Ведь сильная и со всем справится сама, не смогла. Но теперь кто-нибудь обязательно услышит и прибежит… Тебе не придётся бороться одной, Гретель… Держись, они спешат… Они спешат, Гретель… Прислушайся к звуку шагов.

Она слышит только свой визг.

И пока… не смогла справиться ни только с криком, но и со своим телом, бросила сопротивление, истерично задёргалась, начала хвататься за стены, отталкиваться от пола. Почти в агонии, в отчаянной попытке спастись от убийственной удавки. Но всё так тщетно, дверь плотно прижимает к стене и не оставляет шанса. Скорее переломится, отчасти уже выгибается, но ещё успеет доказать свою несокрушимость. И снова только треск подступающей мебели. Упала и разбилась та самая ваза с завядшими ромашками, полилась на пол ещё не высохшая вода. Все эти попытки вырваться напоминают разве что муравья под подошвой ботинка. Беспомощного во власти своего всесильного палача.

Но Гретель не муравей и хочет жить, но так безжалостно и неумолимо давит и давит. Она ощущает, что дверь всё глубже уходит в её тело, кости, кажется, сейчас сломаются, или кожа порвётся, вывалится некрасивое содержимое. А дышать не только тяжко, но и невыносимо больно. Из глаз брызнули слёзы, и теперь к визгу добавились ещё нескончаемые рыдания. Безусловно, доставят удовольствие палачу. Сильно покрасневшее лицо начало обливаться соплями. Девочка также думала, что никогда не заплачет. Рвущая на части боль становится невыносима и только продолжает нарастать. Комод, сдирая напольное покрытие, надвигается. Остановись же!

Гретель… Гретель… Вот и она больше не пытается спастись. Дёргается, извивается, но ни одно из этих судорожных действий не направлено на освобождение, просто реакция организма на муки. Куда уж до мыслей о свободе, когда в голове нет ничего кроме неизмеримых подчиняющих страданий. Красные глаза стали такими безумными. Сама она задыхается, глотает воздух. Ненадолго приложит ладонь к двери, чуть-чуть надавит и тут же уберёт. Попытается засунуть пальцы между грудью и углом – не получится.

Что же все оглохли?! Она кричит! Почему никто не спешит к ней?! Неужели дадут разорвать на части?!

Вот-вот и свершится печальный конец, но за миг до того, как будто выдохшись, нечто перестало давить. Совсем чуть-чуть отскочил назад комод. Дверь слегка отпрянула вместе с прижатым к ней телом.

Пыль всё просачивается между половиц. Свет рассекает пространство. Это последний возможный шанс спастись, последний. Но боль-то никуда не делась, отступила дверь, но только не она. Девчонка не понимает, что напор прекратился. Тяжело дышит, хрипит, с губ стекают слюни. Вся красная, лицо перемазано. А пресс вот-вот возобновится и точно больше не остановится. Время последней возможности, последнего шанса истекает. Снова тщетно, в её сознание уже осела и обжилась мысль о безнадёжности, она ждёт итога. Сейчас даже не дёргается, обмякла на двери и только рыдает. Слезинки текут по щекам, капают вниз, образованные три влажные канавки расползаются по сторонам. Помутневшие от эмоций глаза устремлены в грязный пол. Это последнее? Пыль, завядшие цветы и растрескавшееся дерево? Ромашки весьма кстати.

Крысы, испуганные громкими звуками, вновь выбираются из нор, тихо и осторожно подбираются к истоку шума. Им интересен предмет, тревожащий тишину своими воплями.

Но отчаянно, изо всех сил, отталкиваясь от всего, до чего только смогла дотянуться, девочка рванулась в сторону своей комнаты. Не зная получится ли у неё или нет, она точно знает это её последняя попытка, после никакого сопротивления. При любом итоге Гретель уже ничего не понимает, ничего не воспринимает. Ей не должно быть жалко остатков сознания. Порыв оказался отчасти удачным. Изодрав половину своего измученного тела, смогла соскользнуть, затем вытянуть себя. И уже почти полностью выбралась в комнату, вот только не успела.

Понимая, что жертва уходит, пресс возобновился с новой силой, вновь нечто свирепое упёрлось в чертоги своей ловушки. Мебель заскрежетала с ещё большей страшной силой, в ней безжизненной нет духа, но рвётся она вперёд с животной яростью. Не озарит удача за упорство. В этот раз дверь успела прищемить лишь левую ногу девчонки в районе лодыжки. Резкое защемление не позволило завершить рывок, Гретель рухнула лицом в пол. Измученная, изодранная, ей бы пасть и не подниматься более, не сопротивляться и отдать мучителю всё желаемое. Однако же в глубине ещё есть силы, тотчас перевернулась. И уже лёжа продолжила вертеться, пытаясь высвободить зажатую конечность. Оно спешит навредить и искалечить, вызвать очередной крик. Ему нравится этот дикий визг. У него чёрные отверстия вместо глаз, я бьюсь об заклад, вместо сердца тоже… В этот раз не пришлось сопротивляться долго, оставив кроссовок по ту сторону, нога выскользнула.

Нечто продолжило толкать дверь, пока та снова плотно не прижалась. Там за стеной старого особняка ещё некоторое время будет греметь мебель. Следом из коридора послышится стук быстрых удаляющихся шагов и… Смех?

Гретель свернулась клубочком, продолжает громко рыдать. Всю её охватила ужасная боль, кажется, что тело разорвано в клочья, что она ужасно изувечена, неизлечима и все равно умрёт. Пока сама не видит и боится трогать, но точно знает, от горла и до самого низа, в том месте, где прислонялась дверь, распорото. На самом деле нет. Но и без вскрытого живота не может позволить себе даже шевельнуться, каждое движение причиняет ещё больше страданий. Дыхание, обязательная составляющая жизни, стало невыносимо болезненно.

И только одно не даёт утонуть в нестерпимой боли, она ждёт, что вот-вот придёт мама. Порой даже слышит её лёгкие шаги, они звучат вроде бы близко и одновременно так далеко. Приближаются, но никак не доберутся. До сих пор не покинут границы сознания, нашли в нём себе кров. Иногда же и вовсе Гретель видит стоящие рядом с собой босые ухоженные ноги, замершие в шаге от лица. Те несколько ждут, а потом уходят, девочка тянется за ними. Вновь и вновь протягивает руки, пока наконец краем глаза не заметит красивые нависающие над головой кудрявые волосы. Бархатные, сверкающие в излучении света как нити серебра. Таких ни у кого нет, кроме как у мамы. Она здесь, рядом. Ну когда же заговорит? Пусть наконец спросит, что случилось. Или, если не находится слов, хотя бы погладит своими тёплыми и нежными руками. Это ведь несложно? Приложит ладони к лицу. Тогда бы все раны сразу же затянулись, унялась не щадящая боль, и случившийся кошмар забылся бы как страшный сон. Не обнимет и не поцелует в лоб… Ничто не уйдёт. Никто не придёт.

Сцена повторяется, вновь вблизи лица остановились босые ноги с алым педикюром на ноготках.

Тишина, слышно только как совсем легонько завывает ветер, шелест движимых им штор. Вне стен лишь парочка парящих птиц и почти полное одиночество. Белый свет освещает проснувшийся мир, тени, порождённые его милостью, заключили в кольцо свернувшееся клубочком тело на старом деревянном полу.

Так в грязи и пыли девочка пролежала больше двух часов. Кроссовок на одной ноге, другая босая. Камушки впились в щёку, они же отсырели от слёз. Ей становится до мурашек холодно, оттого всё сильнее сжимается клубком. Боль уже не способна мешать этим поползновениям, она постепенно угасает. Но суждено ли ей полностью смолкнуть? Возможно, придётся мучиться до конца. Ей до сих пор ощутимо плохо, сильно тошнит. Порой последнее порывается разразиться чем-то большим, заставляет приподняться. Гретель не знает, что в этом случае из неё полезет. Кровь? Хорошенько помяли, не покидает чувство, будто внутренние органы не на своих местах. Всё перемешалось, и теперь остаётся только вручную возвращать каждый кусочек в занимаемую нишу.

Сознание несколько просветлело, призрачные образы, пляшущий хороводами около её тела, наконец иссякли. Им было не суждено ничего кроме как мельтешить перед глазами. Конечно, порой создавалось ощущение, что кто-то из них касался спины и даже щекотал. Это воспринималось как игра, сперва скребут по руке, а потом перебегают к волосам и голове. Словно дают некоторые тактильные знаки. К огромному горю узнавать, что это крысы.

От недавнего происшествия так и остаётся красная полоса по всему телу, делит его практически пополам. Кожа в месте контакта почти не выровнялась. За время на полу стихли одни лишь рыдания. Ну, и мысли в голове о трагическом финале вслед за прекратившимися слезами потихоньку успокаиваются, наконец находят другие цели. И те новорождённые идеи уже не склонны к покою. Злость, желания навредить в ответ окутывают сознание посильнее боли. Мучитель больше не возвращался, по крайней мере, знака не подавал, а стоило бы закончить начатое.

Гретель, насколько смогла, быстро вскочила с пола, отбежала к окну, резко развернулась к двери и…

Громкий звук удара разнёсся по всему дому, не вырвался разве что за его пределы. В тёмном коридоре посыпалась мебель, из комода выскочили один за другим все ящики, слетела и врезалась о стену стоявшая на табурете ажурная лампа. Звук хруста и треск стекла.

– Ааааа, – негромко охрипшим голосом протянула Гретель, потирая правое плечо, одновременно подпрыгивая на одной ноге. Тут же поспешила выковырнуть из босой ступни впившуюся в неё штукатурку. Сегодня будет много боли. Пару секунд размяла попавшую под удар руку и направилась обратно к окну, увеличивая расстояние для разбега, попутно раздвигая камушки на полу.

Между тем уже после первой попытке образовался немалый проём, получился даже больше, чем тот первый, в котором довелось застрять. Неплохо, вот только от того же удара у неё заболело плечо, и что – то закололо в ступне. Всё же, хорошенько разбежавшись и вновь подставив правую руку, Гретель влетела в препятствие.

Этого оказалось даже чрезмерно, под напором дверь распахнулась, и девочка выскочила в коридор, естественно, что полёт закончился на полу. Без некоторых составляющих преграда стала куда податливее. Ни секунды промедления Гретель тут же вскочила и, попутно обувая потерянный ранее кроссовок, направилась к комоду. Заглянула за него, но там лишь осколки от разбитой вазы вперемешку с кусками лампы. Никто более не ждёт. Едва заметные в пыли следы уводят вдоль по коридору.

Помнит ли девочка то белое лицо, чёрные глаза… Кажется, не особо. Облик обидчика расплылся в травмированном болью сознание, она со всей уверенностью делает виновным экого мальчишку. И в данном случае не сильно важно это её брат, или один из старых знакомых решил навестить, заодно развлечься. Для девчонки лишь последнее предположение о розыгрыше с маской имеет вес. О чём ей ещё думать? О схожести физиономии с шаром? Или же о неизвестном мерзком порождении без глаз? Гораздо легче найти виновником человека.

Отсутствие маленького мучителя разозлило ещё сильнее. Гретель начала метаться по коридору то в одну, то в другую сторону. Шумно дышит, грозно мычит, и что ни шаг, то топот. Куда же сбежал, где спрятался? От злости вся горит, как минимум за это необходимо дать крепкий подзатыльник или же пощёчину. Ну лучше, конечно, и то и другое. Ещё бы врезать по носу.

Столько чувств, настоящая буря, но одного случайного взгляда хватило, чтобы вся эта злоба выкипела. Гнев покинул глаза девочки вместе с чувством реальности, на сей миг ей показалось, что она до сих пор спит, бродит в закоулках своего сознания и никак не может проснуться. Лишь жгучая боль по всему телу не даёт этой мысли укорениться.

Входная дверь, подобно спальне Гретель, замурована мебелью. И первая в одном конце коридора, и вторая в другом. Для чего? Стоит, крутится по сторонам, не верит глазам. Хочется найти хотя бы какое-нибудь объяснение, но его просто нет, лишь собранная в кучу мебель, преграждающая путь из дома. Ловушка или спланированная оборона? Вместе с этим диссонанс в голове, так, наверно, люди и теряют связь с реальностью, уходит земля из-под ног, потом сидят в четырёх стенах, бьются головой о всё попавшееся, пока не вобьют туда какое-нибудь осмысление.

Глава 6.

Наконец, девочка замерла и затем вся побитая и голодная медленно поплелась к кухне, уже не ожидает ни завтрак, ни встречи с семьёй. Да, сегодня явно не её день. Теперь ещё злость развеялась, и ничто не приглушает боль. А болит каждая клеточка на границе этой ужасной красной линии, а к ней ещё добавилось ноющее плечо, должно быть, вывихнула. Но не страшно, нечего бояться, пока Гретель не видит на себе порезы или рваные раны, а так мама или папа даст холодный пакет, приложит и…

Но к кому идти? Вернее, куда? Где искать помощь? Её крики звенели на весь дом, но никто не пришёл. Никто не побеспокоился. Никто не попытался помочь. Никто… Разве могли родители слушать крики своей любимой девочки и не шевельнуть пальцем ради её спасения?

Гретель остановилась в дверях кухни, подняла опущенный взгляд, вроде бы, и не мешает, но отвела в сторону попадающую на глаза чёлку. Чувство нереальности происходящего только усиливается. Девочка хочет себя ущипнуть, но на фоне остальной боли просто не почувствует столь незначительный укол. По губам поползла нервная улыбка, руки же непроизвольно заелозили.

– Я сейчас пойду, лягу спать, проснусь, и всего этого не будет. Да? – очередная речь для самой себя не иначе. Но в голове ещё более запутанные и безумные мысли.

На кухне нет ни души, жалюзи на окнах занавешены, лёгонько шумит настенный вентилятор, а из неподалёку стоящего приёмника доносится еле слышимое пение кого-то картавого певца. Такую собственно картину, где главное место занимает безлюдность, девочка вполне представляла. Но вот с одним Гретель всё-таки не угадала, стол-то накрыт, и всё давно готово для приёма пищи. На обеденном столе стоят стаканы, салфетницы, тарелки и куча прочей керамической, а то и стеклянной посуды. Также нарезан хлеб, постелена праздничная скатерть. Сказать бы, что всё хорошо, но ведь вносит свой неизгладимый отпечаток количество столовых приборов. Комплектов приготовлено не меньше чем на двенадцать персон, при том что семья девочки состоит лишь из четырёх. А гостей в их доме не было несколько лет, званых гостей.

– Мы что собираемся закатить пир? – всё не верит своим глазам Гретель, а её нервная улыбка стала перетекать в такой же безумный и безудержный смех. От которого прямо-таки приходится спасаться, закрывая рот рукой.