Предел погружения

Кочетов взглянул на розовое, поблескивающее от пота лицо Константина Ивановича, семенящего к двери, и пожал плечами. Как твердили им в училище: хочешь сделать хорошо – делай сам.

По ногам потянуло холодком, и Саша недовольно вздохнула, повернулась набок, подтягивая колени к животу. Одеяло опять свалилось, пришлось протянуть руку, шарить – где край. И где…

Вместо тёплого тела рядом ладонь нащупала пустоту. Саша открыла глаза, поморгала, привыкая к слабому свету.

Артур, опираясь коленом о койку, стягивал через голову чёрный шерстяной свитер. Бросил на тумбочку, нагнулся – на смуглой широкой спине чётким рисунком проступили мышцы. Он достал робу, сунул руки в рукава – прямо на голое тело, принялся застёгивать.

– Ты куда? – Саша оторвала голову от подушки.

– На вахту, куда ещё? – он одёрнул рукав, повернулся. – Ты спи. Скоро Гриша придёт, тебя осмотрит. Да… и я приказал вестовому принести тебе горячего чаю, минут через десять прибежит.

– Спасибо, – смущённо пробормотала она, прочистила горло.

Чай ох как нужен был: голос сипел, горло будто забили мелкие иголки – и скребли, и кололи.

Она поднесла руку к шее, потёрла её костяшками пальцев, и Артур хмыкнул:

– Не бери в голову. Горло, может, поболит и нос похлюпает, но воспаление лёгких тебе вряд ли грозит. Да и то… антибиотики у нас есть.

Она неуверенно улыбнулась:

– Думаешь, ничего страшного?

– Я сам один раз чуть не замёрз насмерть, – Артур поправил ремень ПДА на плече, шагнул к её койке. – Смешно получилось: даже не в море. Шёл с лодки в посёлок, пурга началась, с дороги сбился. Легче лёгкого мог заснуть в сугробе. Благо, замполит посреди дороги на «Волге» остановился переждать, видит – в снегу что-то чернеет, – у него вырвался смешок. – Тащил меня и материл изо всех сил, коньяком потом отпаивал. Коньяк-то он комдиву вёз на День рождения. Ну, пришлось именинника без подарка оставить.

– Ох, ничего себе, – Саша приподнялась на коленки, потянулась к нему. – И как ты потом?..

– Отживел, как видишь. Даже из носа не текло. Через день махнул рукой на все больничные и на построение прибежал. Замполит меня увидел – и опять давай матом крыть.

– Так замполит был наш? – Саша засмеялась.

– Ну а чей же? – зубы Артура блеснули в улыбке. – Константин Иваныч, родной. Если бы не он, быть бы дивизиону живучести с другим командиром – а где ж они ещё нашли бы такого, как я?

Наклонив голову к плечу, он хитро глянул на Сашу.

– И вот что, Вершинин… Вершинина?..

– Вершинина, – Саша коротко кивнула.

– Короче, учти: если только командир не решит ссадить тебя на ближайшем безлюдном острове, теорию и практику борьбы за живучесть тебе придётся отрабатывать, невзирая на набор хромосом. Я от тебя не отстану.

– Ладно, ладно, – она со смехом откинулась на подушки, провожая его взглядом.

Он вышел. Стало тихо, как-то опять мазнуло холодком по ногам. Саша вздохнула, натянула одеяло до колен.

Скоро придёт матрос с чаем – спящей, что ли, притвориться, пусть поставит и уйдёт? Или пусть хоть что-нибудь ей скажет. Жутко одной – сиди и думай, как перед командиром стоять, как оправдываться. И с другими жутко – начнут расспрашивать или просто глазеть…

А Артур глазел? Так сразу и не скажешь. Во всяком случае, не хотелось немедленно засунуть голову под одеяло и раствориться.

В дверь стукнули – Саша вздрогнула. Не дожидаясь ответа, в каюту бочком протиснулась невысокая фигура в матросской форме, пробормотала:

– Пршу разрешения…

Матрос опустил на тумбочку дымящийся стакан и шарахнулся обратно, к двери.

Саша невесело хмыкнула. Когда ей всё-таки придётся встать и выползти, ещё вопрос, кому страшнее будет – ей или им, тем, кто за этой стенкой.

– Да честное слово, видел! – Паша развёл руками. – Не веришь мне, у Гриши спроси, он её растирал-заворачивал. Или у Артура.

Ивашов покосился на него, снова склонился над своими газоанализаторами.

– Я не сомневаюсь, что они скажут то же самое, что и ты, – хмыкнул он. – Можно подумать, я первый год на лодке и не знаю, как у нас салагам лапшу на уши вешают. Что там журналист! Ты завтра скажешь, что старпом у нас баба с сиськами. А доктор и комдив-три подтвердят.

– Да ну тебя, – Паша отмахнулся, – хочешь, у командира спроси? Он-то врать тебе точно не будет.

– Ага, зато он в центральном только и ждёт моих вопросов, – Ивашов наконец оторвался от приборов, отряхнул ладони друг об друга. – Короче, всё нормально, углекислота в твоём отсеке не превышает ПДК.

– Спасибо, друг.

– Не за что, только не надо мне в другой раз сказки рассказывать.

Ивашов говорил насмешливо, но его глаза смотрели с сомнением, а на лбу пролегла озабоченная складка.

– Паш, – он наклонился к нему, – ну неужели правда – баба?

– Да чтоб я, – Паша огляделся кругом, пытаясь придумать, чем поклясться, но клясться своей матчастью, механизмами лодки, было страшновато, хоть он и не говорил ни слова неправды. – Чтоб я десять лет в отпуск не ходил! – наконец выпалил он.

Ивашов покачал головой.

– Может, галлюцинация? Коллективная. На почве длительного воздержания.

– Охуеть как смешно.

Молоденький лейтенант, командир турбинистов, вытянул шею:

– Павел Андреевич, а какая она, эта женщина?

Никто из матросов, смазывавших вал, не обернулся, не поднял головы, их руки мелькали всё так же проворно, но Паша чувствовал, что все навострили уши.

– Синяя, – он пожал плечами.

– Синяя?

– Вся в мурашках. А что, Тёма, – он кивнул лейтенанту, – окуни тебя в водичку с температурой плюс два – ещё и не так скукожишься.

Лейтенант серьёзно кивнул.

Ивашов потянулся к кремальере, чтобы открыть переборочный люк и выйти, но помедлил, повернулся к Паше: