Лилианна. Судьбе вопреки

– Милая, юная, весьма привлекательная.

– Впечатляет. Наверное молодой герцог влюблен в жену без памяти?

– Скажем так, они не плохо ладили.

– Миледи будет сегодня? Хотелось бы с ней познакомиться.

– Вряд ли, после свержения императора герцог всеми правдами и неправдами старается расторгнуть этот брак.

– Расторгнуть? А его сын? Почему он позволяет?

– Сейчас карта Европы кромсается на куски. Исчезают целые государства и появляться новые. Слишком многое поставлено на кон, что бы думать о личных чувствах и обидах.

– А мне ее жаль. Бедняжку сначала выдали замуж не спрося, а потом выкинули прочь как ненужную вещь!

– Увы, с легкой руки Наполеона наследники и наследницы знатнейших фамилий Европы были вынуждены жениться на куда менее родовитых супругах. Всем жаль этих ни в чем не повинных женщин и мужчин, но сейчас эти браки рассыпаются как карточный домик на ветру.

Подъезжая к широкому парадному крыльцу дворца Аренберг Лилианна не могла сдержать дрожь волнения. Уже больше года она не была в свете на подобных торжествах. Сегодня, в этом гостеприимном доме должно было собраться самое блестящее общество этой небольшой страны. Из всех семей Оверейса были приглашены только барон фон Штамберг с супругой, графиня фон Лейн-Гейдесгейм и какой-то старичок, чье имя Лилианна выговорить так и не смогла. На молодую жену барона сразу было обращено пристальное внимание. И виной тому был не только необычный роскошный наряд баронессы, но и слухи витающие вокруг нее. Поговаривали, что она вышла замуж за очень влиятельно испанца, принца королевской крови, другие передавали шепотом, что старый испанец влюбился в совсем юную англичанку и чуть ли не выкупил ее у опекуна. Были такие, кто утверждал, что сама Лилианна из ветви английских Бурбонов и является незаконнорожденной дочерью старого безумного короля, не зря же о ее родителях никто ничего не знает. Еще больше подливала масла в огонь эксцентричная графиня фон Лейн-Гейдесгейм, называя девушку не иначе как ваше высочество. Лилианна уже несколько раз пыталась ей объяснить, что ее так называть не следует, так как ни она, ни ее первый муж не имели на это право.

– Не обижайтесь душенька, я просто обожаю громкие титулы, – отмахнулась от девушки графиня. – К тому же все это только подогревает к вам интерес.

Похоже, дон Айседор тоже не имел ничего против этого, ему явно была по душе кутерьма, связанная с его женой. Он был не многословен и напускал тумана. Лилианна больше отшучивалась. Ей было так хорошо, так весело. Девушка и не думала, что ее встретят так радушно. Старый герцог, а если быть более точным Луи Энгельберт герцог фон Аренберг, д'Эршот, фон Меппен, князь фон Реклингхузен, граф Империи, практически не принимал участие в торжестве, зато его сын, Праспер Луи был беззаботно весел, щедро расточая комплименты дамам. Лилианна тоже не была обделена его вниманием, тем более что на балу практически не было молодых незамужних девушек.

– Не смотря на то, что молодой герцог начал охоту на новую жену, отцы семейств не спешат приводить под его очи своих дочерей, предпочитая выждать время. Ждать разрешения Папы римского на развод можно годами, – объяснил жене барон.

Впрочем, Лилианне все это было только на руку. В отсутствие юных дебютанток баронесса фон Штамберг стала королевой этого вечера. Девушка, искренне наслаждавшаяся вечером и представить не могла что все закончиться так быстро. Бал был в самом разгаре когда Лилианна почувствовала дурноту в жарко натопленном зале и не успев вымолвить ни слова вдруг не слишком красиво упала в обморок. Стоящие поблизости дамы не успели ее даже подхватить и девушка сильно ударилась плечом об колонну. Очнулась она в дамской комнате на софе. Вокруг нее суетилась экономка и некоторые женщины. Они предлагали соль, прикладывали к ушибу влажное полотенце. Нечего и говорить, что как только виновница переполоха смогла встать, она с мужем тут же отправилась домой. Лилианне очень жалко было покидать бал, так как она понимала что пройдет еще около полугода прежде чем она снова начнет выезжать, но еще больше девушку огорчила весть о том, что во время падения лопнула от удара об колонну одна из нитей ожерелья и драгоценный жемчуг рассыпался по залу. Благо был испорчен лишь один рад, но не смотря на уверения хозяина вряд ли удастся собрать все жемчужины до единого.

Новый год барон с супругой встретили в одиночестве, так как дон Айседор на все приглашения ответил отказом. Лилианна снова начала скучать. Погода наладилась. Не смотря на то, что было достаточно холодно, дни стояли солнечными и дон Айседор почти ежедневно показывал жене поместье и округу. Границ как таковых практически не существовало, огораживались лишь пастбища. Где точно заканчивалось соседнее поместье и начинался хутор, где поле одной деревни, а где другой, знали только сами местные, по крайне мере Лилианна никаких обозначений не находила. Вся местность называлась Оверейсом и даже на карте практически не делилась. Так вот, Оверейс был расположен к юго-востоку от столицы. Леса, озера, поля создавали изумительные по красоте ландшафты. Дон Айседор устраивал разные увеселительные прогулки. То пикник у озера, то неспешную прогулку в коляске по лесной дорожке.

Однажды утром барон отвез жену в небольшой посёлок Нотр-Дам-о-Буа, где находился возведенный в 1650 году посреди Суаньского леса Собор Лесной Богоматери.

– Местные жители называют его Езус-Эйк, что переводится с нормандского как Дуб Иисуса, однако французы обычно говорят «Лесная Богоматерь», – объяснял девушке барон. – В прошлом Езус-Эйк был важным местом христианского паломничества, но сейчас его посещают лишь те, кто живет поблизости.

Уже в феврале снова зарядили дожди и Лилианна была вынуждена сидеть дома. Комната, которую выделили новой хозяйке, была роскошной и огромной. Высокая кровать с балдахином, резной комод, диванчики, кресла, письменный стол, стулья, пуфики, большое зеркало, даже скамеечка для ног, все это было частью большого гарнитура.

– Вся эта мебель стояла в одной из комнат Версаля, ее выписал король для своей жены Марии Антуанетты. Во время французской революции многие бесценные шедевры из дворца королей были распроданы за гроши. Так что сударыня, вы будете спать на той же кровати и смотреть в то же зеркало что и бедная королева Антуанетта, – в первый же день поведал жене дон Айседор.

В начале, Лилианна и в самом деле была восхищена всем этим великолепием, но постепенно вычурная роскошь приелась. Кровать оказалась слишком грамоздской и высокой. Залезть на нее можно было только при помощи табуретки, что в положении Лилианны было опасно. Ночью девушка пыталась сильно не ворочаться, боясь упасть. Низкая кушетка с золочеными ножками и изогнутой спинкой и тоже была крайне неудобна. Прилечь на нее было невозможно из-за жестких изогнутых подлокотников. Их кренделя даже сквозь подушку больно упирались в спину или голову. Спинка же кушетки, впрочем как стульев и кресел была сделана под жестким прямым углом. Даже навалив подушек, Лилианна так и не смогла найти удобную позу, что бы успокоить ноющую поясницу.

– И какой идиот придумал такую мебель? – ругалась каждое утро Лилианна, неуклюже спускаясь при помощи служанки с высокой кровати.

Впрочем, раздражала ее не только кровать. Весь этот похожий на музей дом оказался мало пригодным для жилья. Вся та роскошь, которая так восхищала девушку, теперь вызывала злость и раздражение. Скользкий мраморный пол, пригодный для Испании или юга Франции в Бельгии зимой был очень холодным. По залам витали сквозняки, в тех комнатах где стояли камины наоборот было удушливо и жарко, но стоило подойти к большим окнам как тут же пробирало от холода. Ненавидела Лилианна огромную лестницу, по которой приходилось подниматься по десятку раз в день. И дело было даже не в ее высоте, а в крайне неудобных перилах, которые ради красоты сделали низкими и не гладкими. Каждый раз, спускаясь с лестницы, девушка боялась кубарем слететь вниз. Еще больше раздражал Лилианна огромный длинный стол. Его к каждому ужину накрывали слуги. Находясь на своем месте, девушка практически не видела сидящего во главе стола барона и виновата в этом была не только неуместная для трапезы двух человек длина, но и целый лес канделябров, ваз и посуды, в избытке заполнивших стол. Ни о каких беседах уже и речи не шло. Ужины превратились в мучительно долгое поедание деликатесных блюд в холодной сырой зале. Ни старинные гобелены, ни оружие уже не привлекали взгляд, лишь черная фигура рыцаря, как и прежде теребила девушке душу.

Единственная комната, в которой Лилианна с удовольствием проводила день, была голубая гостиная. Небольшая светлая комната в южном крыле.

В отличие от всего дома, она была отделана в романтическом стиле. Тонкая белая тюль, декорирующая окна, придавала комнате свежесть и воздушность и в отличие от тяжелых гардин и ламбрекенов не закрывала солнечный свет. Если после обеда выходило из-за облаков солнце, вся комната озарялась его теплыми нежными лучами. Небольшой диванчик обитый шелковой полосатой тканью, с мягкой спинкой и круглыми мягкими подлокотниками стал любимым местом для отдыха. Именно здесь Лилианна проводила многие часы, наслаждаясь неспешным чтением, вышиванием или послеобеденным отдыхом. В голубую гостиную по просьбе хозяйки принесли клавесин и мольберт. Жаль только что большой живот мешал и рисовать и играть на инструменте. Лилианна просто возненавидела свое неуклюжее большое тело. Поясница все время ныла, ноги стали отекать, а лицо и шею то и дело покрывали какие-то красные пятна. Подходя к зеркалу Лилианна последними словами ругала и себя и Тробриана и его не родившегося малыша. Что чувствует девушка к ребенку она и сама понять не могла. Представляя, как в младенце с годами будут проявляться ненавистные черты отца, Лилианну начинало трясти от злости и отчаяния, однако ощутив в своем теле как шевелиться маленький живой комочек, сердце девушки таяло от нежности. Лилианна и сама не могла определить любит она ребенка или нет, хочет или не очень. Ее настроение в вообще стало меняться по много раз на дню. То она была раздражительной и даже злой, а через час по любому пустяку на глаза наворачивались слезы. Дон Айседор, впрочем, как и все остальные обитатели дома любой ее каприз или злость, плаксивость или радость списывали на беременность.

Март начался с Пасхи. Задолго перед этим на главной площади европейских городов открылась Пасхальная ярмарка, где можно купить вещи, сделанные своими руками. В поместье дом, фонтаны, некоторые кусты и деревья украсили зеленью и разноцветными яйцами, а так же разными фигурками пасхальных персонажей. Когда Лилианна с удовольствием разукрашивала тонкой кисточкой яйца, донна Канчита только ахала от восхищения. Яйца, искусно украшенные хозяйкой, были подарены всем слугам и их детям. Почти каждую неделю приходили вести с фронтов. В конце марта в поместье узнали о победе союзников над французами под командованием маршалов Мармона и Мортье при Фер-Шампенуазе. Все понимали, что это конец великой империи Наполеона. 30 марта произошла капитуляция Парижа перед союзниками. Впрочем, в поместье были другие заботы.

Леонардо

В последний день марта, утром у Лилианны отошли воды. Почувствовав, как по ногам потекла теплая жидкость, девушка не растерялась, а стала звать слуг. Роды были тяжелыми, схватки продолжались до самой ночи. Роженице помогали не только донна Канчита с повитухой, но и вызванный из города врач. В те моменты, когда боль раздирала тело, как же ненавидела Лилианна этого ребенка и его отца. Какой только площадной бранью не крыла она Тробриана, благо присутствующие не сильно разбирались в тонкостях английского языка. К вечеру у измученной девушке, едва хватало сил на потуги. Лилианна была так измучена, что услышав тоненький писк даже не поняла, что все наконец закончилось.

– Поздравляю госпожа баронесса, у вас здоровый мальчик, – вытирая руки о полотенце объявил пожилой доктор.

Повитуха хотела сразу приложить малыша к материнской груди, но Лилианна лишь махнула рукой, мол оставьте меня в покое. Женщины не стали настаивать и положив ребенка на стол заворковать над ним как наседки. Меньше всего на свете Лилианна хотела видеть этот красный пищащий комок, который принес ей столько страданий. Закрыв глаза, девушка погрузилась в сон. Проснулась Лилианна отдохнувшей и посвежевшей. В комнате было уже светло и чисто. О вчерашнем событии абсолютно ничего не напоминало, видимо кроватку с ребенком сразу поставили в комнату к кормилице. Баронессу это вполне устраивало. Потянувшись, Лилианна хотела встать, но охнув, снова опустилась на подушки. Чертовски хотелось есть. Не успела девушка дотронуться до колокольчика как в комнату вошла донна Канчита.

– О, сеньора, вы проснулись? Как вы себя чувствуете? – затараторила она.

– Спасибо, не плохо. Очень хочется есть.

– Это просто замечательно! Вы вчера сильно нас напугали.

– Слава богу, все закончилось.

– Да, сеньора, вы просто молодец! А малыш какой хорошенький, просто красавец! Хотите принесу?

– Нет, – поморщилась Лилианна. – Я лучше сначала поем.

Как прикажите, сеньора, я немедленно принесу легкий ужин. Малыш тоже уже покушал. Такой маленький, но у него просто львиный аппетит!

– Львиный? – усмехнулась девушка. – Обычно говорят волчий.

– О, простите, просто малыш так похож на маленького львенка, что я невольно…

– На львенка? – выдохнула Лилианна побледнев.

– Ну, он такой светленький, кудрявенький как ангелочек, – начала объяснять донна Кончита, но хозяйка ее уже не слушала, стиснув зубы, девушка спускала ноги с кровати.

– Что вы делаете? Нужно лежать! – испугалась пожилая женщина, и попыталась снова положить баронессу, но девушка лишь оттолкнула ее прочь.

Лилианна медленно побрела по коридору, чувствуя, как силы покидают тело. Вот и нужная дверь. Маленькая люлечка в кружевах была подвешена к потолку. Рядом сидела и что-то напевала толстая кормилица Анна Мария. Увидев баронессу, она вскочила, забормотав какое-то извинения, но Лилианна не было до нее никакого дела. Девушка подошла к люльке и внимательно оглядела малыша. Толстенький, бело розовый с курносым носиком мальчуган был и в самом деле очень симпатичным. Лилианна аккуратно сняла с его головы белоснежный кружевной чепчик и ахнула, у младенца были светлые кудрявые волосы.

– Как? Как такое возможно? – изумленно прошептала она.

– Может, в вашем роду были блондины? – спросил подошедший сзади дон Айседор.

– Нет, даже бабушка англичанка была темноволосой, да и папа тоже. То есть я хотела сказать…

– Я понял. А Тробриан?

– Он был жгучим брюнетом, а его мать испанкой.

Несколько минут они оба внимательно разглядывали спящего младенца. Вдруг малыш заворочался и открыл небесно голубые глаза.

– Себастьян! – выдохнула Лилианна и вдруг упала на колени и разрыдалась.

– Что случилось? – испугался барон. – Вставай.