Кавалергардский вальс. Книга вторая

– Вы, должно быть, устали. Желаете выпить горячего чая с вишнёвым пирогом? – и, заметив его недоумение, тут же уточнила, – Если только Вы обещаете не сыпать комплиментами и признаниями в любви.

– Клянусь! – пылко ответил он. И, решительно сняв с плеча саблю, присел за стол.

– Расскажите, что делает Александр в Гатчине?

– Император велел упаковать и перевезти все его личные вещи в Петербург.

– Ну, конечно, – скептически заметила Лиз, – Это дело «государственной важности» он мог доверить только Александру. Что ещё слышно нового о его деяниях?

– В последние два дня император проявляет приступы неслыханной доброты, – поделился Чарторыйский, – Позавчера он вернул из Лифляндии Алексея Бобринского! Он принял его с распростертыми объятиями, оставил обедать за своим столом, пожаловал ему графский титул, дом, поместье, чин генерал-майора и ленту к ордену Святой Анны.

– Алексей Бобринский?! – поразилась Елизавета, – Это внебрачный сын Екатерины Алексеевны и Григория Орлова? Говорят, он негодяй и пройдоха. О нём даже в Лифляндии была дурная слава. Зачем он понадобился Павлу?

Чарторыйский развёл руками:

– Сие никому не ведомо. А недавно наш государь навестил Платона Зубова в доме его сестры Ольги Жеребцовой, где Платон скрывается вот уже два месяца от страха перед возмездием. И знаете, как прошла эта встреча?

– Даже не догадываюсь, – честно призналась Елизавета, – Поведайте!

– Вопреки всем ожиданиям, Павел сохранил ему чин генерал-фельдцейхмейстера, несмотря на всем известную полную неосведомлённость Платона в артиллерийском деле. Более того, Павел подарил Зубову дом с обстановкой. И вчера вместе с Марией Фёдоровной нанёс ему визит в новом доме в качестве празднования новоселья. Пили шампанское. Каково?

Елизавета покачала головой:

– Пути Господни неисповедимы. Однако, не обольщайтесь, Адам; все эти приступы странной доброты на самом деле имеют очень определенный мотив – возвращение в спальные покои Катеньки Нелидовой.

– Не может быть! – поразился в свою очередь Чарторыйский, – Смольная затворница вернулась к обожаемому «Павлушке»?! Какой расчётливый ход; отказать в прощении великому князю, чтобы затем простить императора. Браво, Нелидова!

– Держу пари, что, едва брови Нелидовой в адрес Павла сдвинутся на переносице, как Бобринский и Зубов тут же окажутся в опале, – и Лиз азартно протянула Чарторыйскому руку через стол.

Адам охотно принял пари:

– А Вы, оказывается, проницательны и коварны, Ваше высочество.

– А Вы, оказывается, можете быть интересным собеседником, сударь.

– Правда?!… он задохнулся от восторга, – Елизавета Алексеевна, а, если я поклянусь Вам и впредь быть приятным собеседником, Вы позволите хоть изредка навещать Вас?

Лиз медленно убрала руку из его ладони:

– Обещаю подумать над этим.

Набережная реки Мойки

дом князя Д. П. Хотеновского

Надя поцеловала супруга в щёку:

– Как я рада, что ты сегодня пораньше. Наконец-то, мы вместе поужинаем.

Дмитрий Платонович прошёл в гостиную, потирая замёрзшие руки:

– Я умираю от голода! С новым режимом работы мы скоро упадём, как загнанные лошади. Император заявил, чтобы все подданные начинали рабочий день с шести утра. Сам он встает в четыре! Так дико, выезжая из дома задолго до рассвета, видеть освещённые окна канцелярии и прочих заведений. Хотя, держу пари, все служащие в них в это время просто досматривают сны при зажжённых свечах.

– Что нового произошло сегодня? – спросила она.

– Ах, Надин! У нас каждый день полон сюрпризов и бесполезной канители. Император хватается за всё и сразу! Не доверяет никому и всё намерен сделать сам; стремится всюду засунуть свой нос. Ничего, кроме чехарды из этого, разумеется, не выходит. Вот, к примеру, месяц назад он пожелал повесить на двери Зимнего дворца снаружи ящик, куда велел опускать прошения и доносы. Ключ спрятал у себя, чтоб собственноручно вынимать письма. Первые дни его забавляла эта идея. Но количество писем превзошло ожидания. К тому же, среди них обнаруживались масса памфлетов и оскорбительных пасквилей. И государь бесился, перечитывая их! Сегодня он велел снять злополучный ящик!

Дмитрий Платонович сделал паузу, чтобы в полной мере почувствовать вкус еды. Отпил из бокала вина и продолжал:

– А сегодня его посетила новая прихоть: он велел Куракину выдать предписание всем лицам, состоящим на государственной службе, об «употреблении языка более правильного, чем тот, которым они обычно пользуются при письмоводстве». Ему, видите ли, вздумалось поучить всех грамматике! И они на пару с Куракиным накуролесили такого! Приказали заменить некоторые русские слова иностранными: стража – теперь караул; отряд – деташемент; врач – лекарь. А началось всё с банального выпада императора в сторону одного докладчика, который сообщил, что «Высочайшее повеление, данное государем, выполнено». На что «наш лингвист» насмешливо заявил, что выполняются лишь тазы, а повеление надлежит исполнять!

– В самом деле? – удивилась Надя, – Есть существенная разница?

Хотеновский усмехнулся:

– Для нового императора разница есть там, где её нет, и наоборот. Когда он отдаёт приказы, для него нет разницы в том, кто в этот момент перед ним. Например, сегодня он дал распоряжение инспектору кавалерии навести справки и доложить о правилах в разведении сахарной свекловицы!

Надя тихо прыснула от смеха:

– Выходит, что теперь каждый повар должен быть готов в любой момент отчитаться за содержание орудий в артиллерии?

– Все из нас пребывают в диком напряжении, не ведая, какой приказ обрушится на их голову в следующую минуту.

Галерная набережная

дом княгини А. Д. Репниной

В гостиной Анны Даниловны Репниной за столом собрались Дарья Михайловна Шаховская, Наталья Владимировна Салтыкова и Аграфена Ивановна Хвостова. Дамы из Высшего Петербургского общества за чашкою чая впервые обсуждали не модные туалеты и новые покупки, как это было принято, а выходки государя.

Павел вытеснил собою все разговоры о булавках и пряжках. Деяния нового императора стали предметом столичных сплетен «номер один», даже в дамских посиделках.

– Признаться, я до сих пор боюсь выходить на улицу после седьмого ноября, когда по его распоряжению полицейские срывали с прохожих шляпы и резали полы сюртуков, – сказала Хвостова, – Такого бесчинства мы ещё не видали!

– Не представляю, как мы будем жить дальше в таком страхе, – покачала головой Анна Даниловна, – Он вездесущ! Ему до всего есть дело. Он вмешивается в наши семейные и даже личные дела с такой беззастенчивостью и нахальством, как будто мы все – его нерадивые дети. Это же неприлично! Вы слышали про княгиню Щербатову?

– А что с ней?

– Она тут повздорила со сводным братом Иваном Михайловичем, бывшим ротмистром Кавалергардского полка; тот проживает в доме с ними и бывает, что куролесит по ночам. А тут после расформирования полка кавалергардов, Иван, очевидно с горя, пил и дебоширил три дня. У Ирины Михайловны кончилось терпение, и она пообещала отказать ему в средствах, если он не образумится. В общем, разыгрался семейный скандал, который дошёл до ушей государя. Вообразите себе, он не поленился вызвать к себе княгиню Щербатову и пригрозил ей заточением в монастырь, если она сей же час не помирится с Иваном!

– Какой ужас! – вздохнула Шаховская, – Что же нам теперь без его ведома ни с мужем поссориться, ни в гости сходить?! Я вот вам расскажу, какая с госпожой Хотунцовой случилась комичная история. Она на прошлой неделе решила отправиться на богомолье в Бари для поклонения мощам святого Николая Чудотворца. Так представьте себе, император прознал, каким-то образом, о намерениях баронессы и категорично запретил ей это делать!

– Почему?! – ахнули дамы.

– Вы не поверите! – рассмеялась Шаховская, – Он вызвал Хотунцову к себе и сказал ей: «Милочка, я запрещаю Вам ехать. Дорога слишком длинна и опасна».

– Просто анекдот! – все дружно рассмеялись.

– Это было бы смешно, если б не было так грустно, – покачала головой Салтыкова, – Он вмешивается в наши семейные дела, как в свои собственные. Третьего дня я была у княгини Олениной. Там вся семья в отчаянии. Княгиня собиралась выдать младшую дочь Лизу за Николая Долгорукова. Но вдруг получила распоряжение от императора отдать Лизу замуж за князя Полторацкого! В ответ на удивление Олениной государь пояснил, что, по его мнению, «Полторацкий более подходит её дочери, нежели Долгорукий».