Кавалергардский вальс. Книга вторая

– И за Её величество государыню императрицу! – Дмитрий Платонович снова наполнил бокалы.

После тоста за государыню Александр понял, что уже не встанет самостоятельно из-за стола. Сознание уплывало. Прекрасная Надежда Алексеевна растекалась на глазах, превращаясь в золотистую дымку.

Дмитрий Платонович дружески потрепал великого князя по плечу:

– Благодарю Вас, Александр Павлович. Прекрасный бал. Будьте здоровы.

Провожая их туманным взглядом, Александр с досады подумал: «Чёрт! Зачем же я так напился?»

Елизавета Алексеевна с горьким разочарованием наблюдала, как её супруг на протяжении всего вечера открыто волочится за княгиней Хотеновской. Наконец, терпение её иссякло. Заметив в зале Адама Чарторыйского, она решительно направилась к нему. Приблизилась и будто бы случайно задела локтем.

– Елизавета Алексеевна, – приятно удивился он, – Вы не скучаете?

– Скучаю! – с вызовом сообщила она.

– Могу я Вас чем-то развлечь?

– Попытайтесь.

Адам развел руки широким жестом и пообещал:

– Елизавета Алексеевна! Я исполню любую Вашу прихоть!

– Так уж и любую? – въедливо уточнила она.

– Желайте! – велел он, не веря накатившему счастью.

Недолго думая, Лиз вдруг вылепила:

– Съешьте вот эту свечку.

Адам живо схватил из подсвечника восковой цилиндр и затолкал в рот. Елизавета ужаснулась:

– Перестаньте! Я пошутила! – она отобрала у него свечку, которую он уже надкусил, и укоризненно покачала головой, – Вы что, сумасшедший?

Адам светился идиотской улыбкой. Да! Он сумасшедший! За одно её расположение он готов был перекусать все свечи в этом огромной зале!

– Тогда, может быть, у Вас есть другие желания? – бравурно предложил он.

– Есть. Я хочу танцевать! – заявила она с капризной ноткой.

– А я подойду Вам в качестве кавалера? – несмело предложил Чарторыйский.

– Вполне.

Адам чуть не подпрыгнул до потолка. Что происходит?! Невероятно! Лиз доверчиво протянула руку и пошла с ним на середину зала.

Барятинский вынырнул из танца, намереваясь пойти в трапезный зал освежиться и выпить холодного квасу, как вдруг:

– Петр Фёдорович! – воскликнула Елена Павловна, удивлённо моргая.

Петька вмиг протрезвел.

– Елена Павловна! Как я рад Вас видеть!

– Я и не надеялась Вас здесь встретить. Признаться, я скучала по Вас.

У Барятинского приятно заныло в груди.

– Я прочла Ваше письмо, – сообщила Елена, – Спасибо. Это было очень трогательно. Обещаю написать Вам ответ. А почему Вы обращаетесь ко мне именем «Олена»?

– Просто мне хотелось назвать Вас как-то по-особенному; как Вас никто, кроме меня, не называл бы, – признался Петька, – Ведь Елена – это греческое имя, а по-славянски оно звучит «Олена», или «Олёнушка»…

– Олёнушка? – рассмеялась она, – Как мило. Меня так, и в правду, ещё никто не называл. Мне нравится.

– Русские князья часто называли так дочерей, – пояснил Пётр, – У царя Ивана-III была любимая дочь Олена. Он выдал её замуж за Чешского короля Александра. Это был тот редкий случай в истории, когда, несмотря на государственную выгоду, брак оказался счастливым и Олена с Александром нежно полюбили друг друга.

Великая княжна слушала его восхищенно; её глаза при этом расцветали бирюзовыми узорами. Петька умолк и вдруг не удержался от порыва:

– Елена Павловна, как Вы отнесётесь к тому, что я в честь коронационного торжества приглашу Вас потанцевать?

– Меня? – ахнула она, и щёки её порозовели, – Должна Вам признаться, что ещё ни разу не танцевала с кавалером на балу.

И робко положила руку ему на плечо.

Чернышёв озирался в поисках друзей. Зал кишел народом. Пары уже выстроились в центре друг за другом для очередного танца. Грянула музыка.

Сашка увидел среди танцующих Ивана Щербатого в паре с Варькой, затем Барятинского с Еленой Павловной. И мысленно удивился.

Скользнул взглядом по остальным гостям и остановился на фигуре молодой дамы, что стояла к нему спиной. Причёска цвета каштана и очаровательный завиток на красивой шее сыграли решающую роль в том, чтобы Чернышёв, одёрнув камзол, двинулся приглашать незнакомку на танец. Подойдя ближе, он не удержался от соблазна и подул ей на шею; завиток взлетел, обнажая родинку в виде трехлистика.