Кавалергардский вальс. Книга первая

– Вот ведь пригрела на груди…, – прошипела Ксения Дмитриевна, – Говори, как далеко у вас всё зашло?

Надя заставила себя посмотреть княгине в глаза:

– Не беспокойтесь, Ксения Дмитриевна, ничего безнравственного мы не допустили.

Она смерила девчонку тяжёлым взглядом:

– Хоть на это ума хватило, – и тут же пригрозила, – Смотри у меня!

Едва она вышла из комнаты, Надя упала лицом в подушку и разревелась.

А Ксения Дмитриевна уже бежала на половину Репниных.

– Аннушка! Аннушка, голубушка!… У меня горе! – выпалила она с порога, бросаясь в объятия Анны Даниловны.

На любые разговоры о причине появления девочки Нади в поместье Дубровицы Ксенией Дмитриевной был наложен строжайший запрет для всех дворовых под страхом наказания. И если бы на то была воля самой Ксении Дмитриевны, то ни за что на свете не жила бы Надя с ней под одной крышей. Но воля была покойного Ивана Ивановича Чернышёва, супруга Ксении Дмитриевны, исполнить которую она обещала ему у смертного одра.

Лишившись родителей в младенческом возрасте, всю жизнь Ксения Дмитриевна провела в Дубровицах, воспитанная строгой бабушкой Аграфеной Матвеевной. С будущим супругом Иваном Ивановичем Чернышёвым её познакомил могущественный дядя Николай Васильевич Репнин. Граф Иван Чернышёв служил в подчинении Репнина адъютантом и так приглянулся ему усердием и смекалкой, что тот захотел свести его с племянницей и породниться.

Молодые люди понравились друг другу. И, не утруждая себя долгими ухаживаниями, Иван вскоре сделал Ксении предложение руки и сердца. А она, не имея в запасе иных претендентов, согласилась. Николай Васильевич дал молодожёнам пожить в Дубровицах полгода, а затем отозвал Ивана Ивановича вновь на службу в Петербург.

«Медовые» полгода не прошли напрасно; Ксения Дмитриевна вскоре родила сына Сашу и всецело погрузилась в воспитание ребёнка.

Иван Иванович относился к жене трепетно, называл её «свет мой – Ксюшенька». Часто писал письма, слал гостинцы. Сына обожал и гордился наследником. Приезжая на побывку, учил Сашку основам военного дела: верховой езде, фехтованию и стрельбе. Заботился об образовании, выписывая из Петербурга лучших учителей, не скупился на оплату.

Ксения Дмитриевна была не искушена превратностями семейной жизни; у неё всю жизнь перед глазами был только один пример – брак Аграфены Матвеевны и Василия Аникитича, в котором, так же, как у неё, муж всё время был на военной службе, а жена занималась хлопотами в поместье. А по сему, уверенная в том, что всё идет как надо, Ксения Дмитриевна жила спокойно, размеренно и ей казалось, что она счастлива и благополучна.

Но в один прекрасный день оказалось, что благополучие было эфемерным.

Иван Иванович, приехав в Дубровицы на побывку, был сдержан и молчалив. И, наконец, признался жене, что вот уже третий год, как живёт в Петербурге с другой женщиной. Женщина эта, Паулина Сташевская – вдова болгарского князя, потомка господаря Волошского, из семейства фанариотов. Попала в плен к туркам, и под властью Османской Порты насильно была обращена в мусульманскую веру вместе с дочерью.

В войне с турками Иван Иванович спас её, и с нею маленькую дочь, из плена. Проявил заботу – купил квартиру в Петербурге. Затем навещал, помогал деньгами, подыскивал врача и прислугу. После часто захаживал в гости. И постепенно влюбился.

А, поскольку считает себя человеком порядочным, то приехал честно рассказать обо всём жене и попросить развод, так как имеет серьёзные намерения жениться на пани Сташевской.

Сказать, что Ксения Дмитриевна была поражена – значит, ничего не сказать. Её защитницы мудрой Аграфены Матвеевны уже не было в живых, и попросить совета в несчастье было не у кого. Ксения Дмитриевна прорыдала белугой всю ночь, осыпая проклятьями неверного мужа с его болгарской потаскухой.

Наутро вспомнила, что в её жилах течёт благородная кровь князей Репниных; взяла себя в руки и… смиренно отпустила любезнейшего супруга в Петербург, благословив его на жизнь с коварной разлучницей. Но условилась с ним, что Сашка ничего не узнает об этом позоре, а Иван Иванович, как и прежде, будет изредка посещать Дубровицы, исключительно ради сына. На том и порешили.

Но жизнь у Ивана Ивановича с пани Паулиной не сложилась. То ли проклятья Ксении Дмитриевны сделали своё дело, то ли сам Всевышний пожелал покарать их, памятуя, что на чужом несчастье счастья не построишь. А может, пребывание в турецком плену подорвало здоровье княгини.

Но так или иначе, болгарская разлучница прожила недолго; спустя два года не на шутку расхворалась, и отправилась на небеса к законному перед богом супругу, князю Сташевскому.

Иван Иванович был безутешен, потеряв едва обретённое счастье. Он так отчаянно оплакивал Паулину, лежа на её сырой могиле в лютый январский мороз, что его в горячке и бесчувственного на руках унесли в дом.

После чего он сильно простудился и слёг.

На пасху Ксения Дмитриевна получила письмо из Петербурга. Николай Васильевич Репнин писал, что Иван Иванович очень плох и слёзно умоляет её приехать, чтобы увидеться перед смертью.

Ксения Дмитриевна скрепила сердце и поехала.

Иван Иванович и вправду был при смерти; лежал в постели бледный и бессильный. А хрупкая восьмилетняя девочка сидела у его изголовья и тихо плакала.

Увидев Ксению Дмитриевну, супруг просветлел лицом, плакал и просил прощения.

– Ты не держи на меня зла, свет мой – Ксюшенька, – говорил он, тяжело дыша и прикашливая, – Хоть я сильно виноват перед тобой, душа моя, но Бог меня уж за то наказал. И всё бы ничего, да камень на душе – Налина, детка, совсем одна остаётся, дочка князя Сташевского. Ксюшенька, голубка, кроме тебя просить мне некого; у тебя золотое сердце – приюти сироту, век тебе с того света благодарен буду…

Ксения Дмитриевна сперва рассердилась; сам её с родным сыном сменял на чужую бабу, а теперь ещё и ребенка чужого подсовывает?! Оглянулась на девчонку. Та притихла; слёзы на щеках, кулачки к губам прижала, дрожит… Посмотрела на неё Ксения Дмитриевна: господи, в чём душа держится! И смягчилась:

– Пойди сюда, – поманила она девчушку.

Та осторожно подошла. Ксения Дмитриевна вздохнула и обняла её. Налине вдруг стало так хорошо и спокойно, что она в ответ доверчиво обхватила её тоненькими ручками.

Чернышёва похоронила супруга, как полагается, поплакала. Затем собрала в дорогу девчонку и поехала в Дубровицы.

Квартиру в Петербурге, купленную Иваном Ивановичем для Паулины с дочерью, Ксения Дмитриевна продала, а вырученные деньги сложила в шкатулку, как приданое юной болгарской княжне. Летом отвела мусульманскую девчонку в церковь и окрестила в православную веру, чтоб всё как полагается было. И княжна Налина Сташевская стала Надеждой Алексеевной.

Анна Даниловна Репнина, в отличие от Ксении Дмитриевны, была дамой весьма искушённой в амурных делах. Она приняла в объятия свояченицу, дала ей хорошенько прореветься. Терпеливо выслушала историю утреннего несчастья, с комментариями: «Вот же навязались, как родовое проклятье, эти две пиявки Сташевские; одна отняла супруга, а другая хочет отнять сына!»

Затем напоила Ксению Дмитриевну чаем с душицей. И когда та немного успокоилась, торжественно приступила «к главной части марлезонского балета»:

– Ксенюшка, – произнесла она тоном, каким примерные матери утешают нерадивых детей, – Возьми себя в руки. Пока ещё ничего страшного не случилось.

– Да как же не случилось-то?! – встрепенулась Ксения Дмитриевна, но свояченица остановила её жестом руки:

– ПОКА ещё всё поправимо. Можно придумать, как выйти из этой ситуации.

– Аннушка, придумай! – взмолилась Ксения Дмитриевна.

– Нет ничего проще. Тебе надо выдать Надю замуж!

– Замуж?! За Александра?!

– Разумеется, нет! Ты найдёшь ей жениха. Только обязательно достойного: со средствами, недурного собой. Чтобы после ни одна собака не могла бы тебя упрекнуть в том, что ты скверно поступила с несчастной сиротой.

– Так, – согласилась Ксения Дмитриевна.

– Дальше, – лисьим голосом продолжала Анна Даниловна, – Муж увезет её далеко-далеко в своё поместье. А, как известно, с глаз долой – из сердца вон! Постепенно Сашка забудет её. Тем более, что она будет замужняя женщина, обзаведётся детьми, растолстеет, погрязнет в хозяйстве и потеряет всю привлекательность, поверь мне, голубушка.

Ксения Дмитриевна вспомнила, что супруг Иван Иванович тоже потерял к ней интерес, когда она погрузилась в воспитание сына и хозяйственные дела поместья, и со знанием дела кивнула.

Анна Даниловна продолжала:

– Ну, а если наш пылкий влюблённый будет сильно скучать, так мы найдем ему занятие, которое отвлечет от грустных дум. Ксенюшка, я знаю мужчин, как облупленных. Есть только две вещи, которые их могут по-настоящему интересовать – это женщины и карьера. И тут есть два пути: первый – начать поиски невесты для Саши. И второй – попросить влиятельного дядюшку Николая Васильевича помочь мальчику построить карьеру в Петербурге. А вместе с карьерой придут и женщины! Что скажешь?

– Аннушка! – в полном восхищении воскликнула та, – Что бы я без тебя делала! Ты умница! Ты – моя спасительница.

1794 год июнь