Лиз молчала, потупив глаза.
– Должен ли я думать, что это оттого, что Вы тайно симпатизируете мне? – подсказал он.
Она возмутилась:
– Нет, сударь. Как раз наоборот.
– Глупышка, – прошептал он ей в лицо, – Разве тебе ещё не наскучили ночи с незрелым мальчиком в то время, когда рядом есть опытный мужчина, готовый подарить счастье, о котором ты даже не догадываешься?
– Пустите! Вы ведёте себя недостойно. Я Вам не горничная.
– Я знаю, – парировал Платон, – Вот двери, ведущие в мои апартаменты. На всякий случай запомни.
– Запомню. Чтобы всегда обходить их стороной, – она оттолкнула Зубова и поспешила удалиться.
Платон проводил её улыбкой:
– Ну, до чего хороша, плутовка!
1794 год май
Царское село
Весна выдалась ранняя и императрица со всем двором переехали в Царское село уже в мае. Молодой двор (то есть Александр и Елизавета) последовал за царственной бабушкой.
Ехали шумно и весело; женщины в каретах с открытым верхом, мужчины – верхом. Александр и Константин дурачились, обгоняя друг друга, то уезжали вперед, то крутились возле карет с фрейлинами; а те от души хохотали, пытаясь дотянуться до кого-нибудь из молодых великих князей.
Александр на скаку сорвал ветку цветущей яблони и бросил её на колени к Елизавете. Та приветливо помахала ему рукой. Константин развлекался тем, что, подъезжая неожиданно к карете, наклонялся и щипал визжащих в ответ фрейлин; одну из них умудрился ущипнуть даже за грудь.
Екатерина наблюдала за всем этим из своей кареты и, наконец, решительно заявила:
– Пора женить мерзавца! Ишь ты, ещё щенок сопливый, а готов уже мне всех кур в курятне перетоптать.
– Да, матушка, – промурлыкал развалившийся напротив Платон Зубов, – Невест выбирать ты у нас мастерица, – и он вожделенно глянул на сидящую в соседней карете Елизавету.
Екатерина тут же заметила направление взгляда фаворита:
– Слюни-то подбери! – одёрнула она его.
Зубов мгновенно переметнулся и залебезил перед любовницей:
– Рыбочка моя! Я истомился. Когда уже приедем? Растрясло… А как бы было славно сейчас в комнатку, в прохладу, да уединиться с тобой, душенька.
Екатерина смерила его подозрительным взглядом, подумала, про себя: «Уж больно сладко поёт, шельма. Надо бы приглядеть за ним».
Елизавете нравилось проводить время в Царском селе; здесь было всё не так официально и строго, как в Зимнем дворце. Она обожала большие площади парка с красивыми аллеями, где можно было веселиться, бегая наперегонки с фрейлинами. Они с Александром устраивали чаепития в обществе придворных на половине, отведенной Екатериной для молодого двора. Их покои располагались на первом этаже и Александр, часто приводил на чай камер-юнкеров, дурачась, приказывал всем влезать через окно, чем невероятно смешил молоденьких фрейлин Елизаветы.
Лиз, пританцовывая, спешила в покои с букетом белой сирени, намереваясь украсить стол к чаепитию. И вдруг заметила, что в конце террасы её поджидает Платон Зубов.
Во избежание неприятной встречи, она решила пройти другой дорогой, как вдруг услышала голос Платона:
– Елизавета Алексеевна, что Вы, право, делаете из меня какое-то чудовище. Проходите, ради бога.
Она остановилась в нерешительности. Зубов ретировался:
– Извольте, я сам уйду.
И тут же исчез за завесой зеленого хмеля. Лиз выждала несколько минут, в надежде, что Платон удалился на приличное расстояние, и заспешила пересечь террасу. Каково же было её возмущение, когда в последний момент коварный Зубов выпрыгнул из укрытия и притиснул её к стене:
– Ай-яй, Елизавета Алексеевна, разве можно верить мужчинам на слово?
Она брезгливо отгородилась от него букетом и в этот миг услышала спасительный голос Александра:
– Лиз!
Великий князь в обществе камер-юнкера наблюдал за ними с другого конца террасы. Неторопливым шагом он приблизился:
– Что здесь происходит?
Зубов вдохнул запах сирени в руках великой княгини и картинно улыбнулся:
– Прекрасное утро, Ваше высочество. Прогуливаясь по саду, не мог удержаться, чтоб не засвидетельствовать почтение Вашей прелестной супруге.
Он отвесил поклон и удалился.
– Ах, Александр, я так рада тебе! – выдохнула с благодарностью Елизавета.
Но он схватил её за руку чуть выше локтя и зашипел:
– Что ты себе позволяешь? Уже весь двор судачит о влюбленности фаворита императрицы в великую княгиню. В какое положение ты ставишь меня и себя? И это только спустя полгода нашей свадьбы!
– Но…, – Лиз опешила, – Александр, ты ужасно несправедлив! Я не давала Зубову ни малейшего повода! Он просто преследует меня!
– Довольно, – оборвал её он, – Впредь будь осмотрительнее! Идём, я хочу представить тебе одного человека.
И он сделал знак рукой оставленному им на террасе юноше. Тот приблизился и почтительно склонил голову.
– Лиз, дорогая, позволь рекомендовать тебе моего нового камер-юнкера и, я надеюсь, верного друга, Адама Чарторыйского, – провозгласил Александр.
Елизавета была удручена недавней сценой и оттого даже не взглянула на него; лишь, следуя приличным манерам, произнесла:
– Очень рада знакомству. Вы могли бы позавтракать с нами.
Если Елизавета не обратила никакого внимания на пана Чарторыйского в момент знакомства, то Адам был сражен на месте!
Адам Чарторыйский был сказочно красив. В его внешности не было того блаженного спокойствия и неподвижной красоты античной статуи, какими обладал Александр. Напротив, в его облике было нечто роковое, и таинственно-трагичное, что делало его привлекательным в глазах женщин. Адаму недавно исполнилось двадцать четыре; тот возраст, когда в мужчине, благодаря жизненному опыту, уже сформировался набор идеалов, а безрассудное мальчишество начало приобретать вектор философии.
Откуда же взялся при молодом дворе этот загадочный, умный, и красивый молодой человек?