Амалин век

Вот как-то странно получается, вроде люди одной национальности, говорят на одном языке, лично друг друга не обижали, но, когда в Саратове поволжских немок подсадили в вагон, который уже на две трети был заполнен переселенцами с Украины, между ними сиюминутно пробежала черная кошка.

– Ну куда вы лезете? – вместо приветствия кричала им тогда Ирма.

– Тут и так уже места нет, – поддерживала ее Фрида.

– Предателей нам только здесь не хватало, – снова подала голос Ирма.

Амалия, как и все новоприбывшие, была в замешательстве.

– Так мы же не по своей воле тут, – попыталась защититься одна из поволжских, – нас вон солдаты сюда силой заталкивают.

– А как вы хотели? – пренебрежительно ответила ей мать двойняшек. – Вы, волгадойче, всегда считали себя лучше других. Но теперь прошли эти времена.

Недружелюбие и отчужденность, возникшие в телячьем вагоне между украинскими и поволжскими немками лишь на первый взгляд и чисто постороннему человеку могли показаться странными. Нет, эти распри не были вызваны усталостью от долгой и изнурительной транспортировки. Ирма знала, о чем говорит.

Трения и противостояния между немецкими колонистами Новороссии и Поволжья возникли с самого начала переселения германцев в Российскую империю. Первопроходцы тогда селились на территориях вокруг Днепра. Они считали себя первыми в этой огромной стране, поэтому, по их понятиям, именно там надо было видеть главный центр всех переселенцев, там должно заседать их руководство, там должны строиться немецкие театры и институты. На Волге же колонисты появились позже, поэтому им отводилась второстепенная роль. Пускались даже слухи, что немцы преимущественно живут именно в Новороссии, хотя перепись тех лет говорила совсем о другом – на Волге их насчитывалось почти в два раза больше и к тому же они еще задолго до революции имели отлажено действующие формы самоуправления, широкую сеть школ, центров культуры и множество газет.

Не удивительно, что сразу же после революции ходоки от обоих немецких регионов поспешили обивать пороги Смольного, желая убедить новую власть в том, что именно на их территории должна создаваться немецкая автономия. Результат всем известен: в Днепропетровской и Одесской областях Украинской ССР возникло семь небольших “национальных” районов, а на Волге провозглашена автономная советская социалистическая республика Немцев Поволжья (АССР НП), ставшая главной витриной и главным политическим представительством немецкоязычных граждан советской страны.

– И что вам не хватало, Иуды? – теперь во всеуслышание обвиняла Ирма высланных поволжцев. – Надеялись, что Гитлер вас с распростертыми руками примет? Товарищ Сталин поделом вашу республику уничтожил. Вот только не пойму, почему нам, украинским немцам, из-за вас баланду хлебать приходится?

И так было всю дорогу. Амалию неистово злили эти нападки. Порой даже ее охватывало дикое желание: схватив Ирму за патлы, вытереть ею грязный пол вагона. Вместо этого она лишь молча отворачивалась к деревянной стене товарняка, стараясь защитить свой живот от лишнего стресса и одновременно показывая всем своим видом неприязнь к Ирме. И украинская немка-скандалистка эту неприязнь не могла не заметить.

– А давай ты останешься приглядывать за детьми, – громовым голосом предложила Ирме высокая и крупного телосложения переселенка явно в мужском по размерам черном бушлате.

– Да ты с ума сошла, Катрин? – спешно запротестовала она. – Я с десятью не справлюсь.

– Хорошо, – не стала спорить Катрин, – тогда пусть твоя мама тебе поможет.

Амалии стало плохо лишь от одной мысли, что ее сын останется наедине с женщинами из семьи Эльцер.

– Нет, – как будто прочитав ее мысли пришла ей на помощь Калима, – Акжибек голова на солнце болит. Пускай она в доме помогает с дети.

Никто не стал возражать, а довольная Акжибек, почему-то прихватив с собой именно Коленьку, поспешила впереди всех в саманный домик.

Амалия не ожидала этого и хотела было броситься им в догонку, но ее остановила Калима:

– Не боись, Акжибекжан семь бала родила.

– Мой Коля просто очень беспокойный.

– Она хорошо нянчить. А я тебе скажу, как юрта строит…

Девять немок вот уже битый час копошились над установкой юрты. Вначале им нужно было начертить круг, вдоль которого устанавливаются решетные стенки. С этим они справились на высоком техническом уровне. У одной из женщин возникла идея создать необычное приспособление, что-то типа циркуля. Из талы, росшей недалеко на берегу пруда, выломали два прута, которые соединили между собой несколькими женскими платками. Один прут воткнули в землю, а другим по радиусу натянутых платков вывели края правильного круга.

Архимед был бы в восторге от получившейся геометрической фигуры. А вот Калима осталась недовольна результатом. Круг оказался пригоден разве что для маленькой детской юрты, если бы такие вообще существовали.

Без всякого циркуля она сама начертила прутом (хоть это пригодилось) восьмиметровый в диаметре круг.

Немки зааплодировали ей, но вместо ожидаемого ликования и гордости лицо Калимы вдруг передернуло ужасом, и она, пробираясь сквозь толпу, на ходу давясь бранью, ринулась к арбе. Казашка орала, как будто ее резали тупыми ножами.

– Ой, какбас жынды! – в гневе плевалась старушка в сторону женщин, обзывая их на своем языке сумасшедшими.

Не понимая смысла, Амалия и так догадалась, что ее бедовые подруги снова что-то там натворили.

– Ну что опять не так? – подбежав к казашке и демонстративно подперев руки в бока недовольно и вызывающе проорала старшая из всех немок Фрида.

– Потому что у тебя ни рога на башка, ни ума в голова, – не уступала ей Калима и тоже подперла бока руками, – думать надо, когда делать. Зачем все с арба на земель свалил?

И правда, на железнодорожной станции юрту погрузили, руководствуясь веками проверенным принципом. То, что в последнюю очередь шло на сборку – грузилось первым. Необходимое в первую очередь – лежало сверху. Немки же, проявив излишнюю инициативу, успели как попало разгрузить арбу. Каркас юрты оказался на самом низу заваленным сверху тяжелыми кошмами.

– Фашист проклятый! – проклиная все и вся, Калима пыталась разобрать эту кучу.

И тут начался ор. Возмущенные немки наперебой кинулись орать на казашку. Не столько ее оскорбительные слова, а скорее безысходность ситуации: арест беременных женщин и депортация в скотских вагонах, переживание за судьбы родившихся детей и тревога за жизни мужей на фронте и родственников, высланных неизвестно куда – все, что так тяготило их в последнее время, – все это вдруг слилось воедино и лавиной прорвалось наружу.

Очень быстро женщины сцепились уже и между собой. Украинские немки снова набросились с обвинениями на поволжских. Еще бы миг и в ход могли пойти кулаки и острые женские ногти.

– Halt die Klappe! – на немецком, перекричав стоящий гам, потребовала всем замолчать Амалия.

Как ни странно, но толпа повиновалась, и женщины повернули свои головы в ее сторону.

– А ты что здесь раскомандовалась? – в наступившей было тишине вдруг сзади раздался голос Ирмы.

Женский гвалт, видимо, был услышан даже в чабанской мазанке и заставил ее прибежать сюда.

Амалия обернулась и не поверила своим глазам. В руках у Ирмы сейчас был именно ее Коленька.

– Дай сюда! – грубо и почти машинально протянула руки к сыну Амалия.

– Он слишком нервный, – пояснила Ирма.

– Ты за своими лучше следи! – вспылила Амалия.

В ее памяти опять всплыли неурядицы и склоки, царившие в их вагоне во время депортации, и ею вновь охватило огромное желание вцепиться Ирме в шевелюру.

– А ты язык свой придержала бы, – теперь уже Ирма перешла на враждебный тон, в котором прослеживались нотки удивления неожиданным натиском обычно молчаливой Амалии.

– Когда ты наконец угомонишься? – угрожающе бросила ей Амалия. – А то я не посмотрю, что ты мать двойняшек.

Она осознала, что впервые не просто мысленно, а напрямую и открыто вступила в спор с Ирмой.

Ирма опешила и, не оборачиваясь, даже сделала пару шагов назад.

– Если мы сейчас юрту не поставим, то спать придется под открытым небом! – уже спокойно обратилась Амалия к остальным немкам, прижимая к груди Коленьку. – Так что замолчите и делайте то, что скажет эта бабушка.

Она показала рукой на казашку и спросила ее:

– Как прикажете вас величать?