Восточный ковер

– Еще пятьдесят солдат иранской армии плюс жандармерия.

– Ты главному скажи, что мне физиономию разукрасили камешком через окошечко.

– Ты серьезно?

– Нет шучу, – разозлился Рустам. – Вся одежда в крови. Надо домой съездить, смениться и дождаться, чтобы толпа разошлась.

– Хорошо, помощь нужна?

– Уже помогли.

– Ты где вообще?

– В аптеке. Бывай, не могу долго разговаривать.

Рустам повесил трубку. Перед ним стояла чашка горячего, ароматного кофе, любезно предоставленного постоянному клиенту. Послышался стук в дверь, словно это был кабинет Керими, а не Сулеймана Тахмасиба.

– Как чувствуете себя? – с отеческой заботой спросил владелец аптеки.

– Когда у меня есть такие друзья, как дядя Сулейман, мне не страшны никакие камни.

– Полноте, – Тахмасиб чуть дотронулся до прикрепленного к ране бинта. – Вы всегда желанный гость, если даже это звучит неэтично с уст аптекаря. Приходите, когда душе угодно. Хороший кофе у старика Сулеймана всегда найдется.

– Спасибо, – Рустам был искренне тронут гостеприимством Тахмасиба. – Сколько я вам должен, дядя Сулейман?

– Вы уже заплатили.

– Когда я это успел? – удивился Рустам. Память от удара у него не отшибло. В этом он был уверен.

– Такое молодое, красивое лицо, и уже отмеченное шрамом. Очень дорогая цена, сынок. Вы и так много у нас всего берете. Каждый уважающий себя торговец когда-нибудь делает скидку. Будем считать, что сегодня такой день.

– Не люблю злоупотреблять гостеприимством, агайи Тахмасиб, – не отступал Рустам. – Вы меня выручили. Я же не поехал в госпиталь, где бы узнали, кто я такой, и все это просочилось бы черт знает куда. Кто-то много бы заплатил, чтобы опубликовать окровавленное лицо советского дипломата на первой газетной полосе, учитывая последние события.

– Да, время непростое, – вертел седой головой Тахмасиб.

– Если вы мне не скажете, сколько я вам должен, то я к вам больше не обращусь.

– Хорошо, хорошо, – улыбнулся хозяин. – Вначале выпейте этот чудный напиток. Он очень помогает принимать нужные решения.

Глава 3

    Тегеран. Декабрь 1945.

Наступил черед жестких мер. Огнедышащие антисоветские выступления, плохо замаскированные попытки покушения на советских дипломатов и людей, симпатизирующих коммунистическому руководству, переполнили чащу терпения руководства СССР. Пошел обратный отчет времени по устранению «ряда лиц» из лагеря противиков усиления влияния Советского Союза на Южный Азербайджан и Иран в целом – тех, кто чинил бесчисленные препятствия на пути развития автономии Иранского Азербайджана. Мобилизованные для выполнения особо важной миссии, в основные города Южного Азербайджана и Тегерана были засланы десяток чекистов-ликвидаторов. Для конспирации высший офицерский состав направлялся в города в качестве заместителей военных комендантов, а простые ликвидаторы надевали форму рядовых солдат этих комендатур. Среди строго засекреченных документов оперативников числилось имя Якова Сергеевича Привольнова. Фарси он не владел и внешне не был похож на граждан Ирана. У него были иные качества, по достоинству оцененные Наркоматом госбезопасности. Высокий профессионализм Привольнова заключался не только в умении прекрасно стрелять даже с закрытыми глазами, но также в умении держать язык за зубами, не болтать и уметь исполнить все возложенные на его могучие плечи задачи. Молчаливый, крепкий, красивый мужчина без сентиментальных наклонностей, работающий в строго указанных рамках, он мог расстреливать людей не только в подвалах наркомата и заброшенных постройках на пустыре, но и в боевых условиях. Привольнова за это ценили не только на местном уровне. В его личном деле были грамоты за подписью лично товарища Абакумова. Мишень, будь то бездушная стеклянная бутылка, облезлая собака, замученный под пытками «враг народа» или помещик из иранского села, на чьих руках кровь не одного красноармейца, не ускользала невредимой после точного прицела Яши Привольнова. К своим способностям он относился спокойно, без глупого бахвальства, чем еще больше располагал к себе своих начальников. Чем больше разбитых стекол, раскрошенных черепов, загубленных душ, тем больше ты ценился высшим партийным руководством страны.

– Товарищ Керими, к вам звонит заместитель коменданта города Мараги, – сообщил молодой сотрудник посольства, недавно прибывший из Москвы.

– Соединяйте, – удивился Рустам. Коменданты редко его беспокоили, не говоря о заместителях.

– Здравствуй, Керими, – послышался голос в трубке. Перед глазами Рустама поплыли неприятные картинки недавнего прошлого. Пустырь, разрушенное здание, собачий оскал, ее предсмертные, мучительные конвульсии, звон разбитого стекла.

– Привольнов?

– Узнал. Я же говорил, что ты способный малый, и память у тебя хорошая. Встретиться бы, поговорить.

– Можешь зайти в посольство.

– Не-а. Рисоваться там лишний раз мне не стоит, но на словах кое-что передать надо. Так что заваливай в кофейню, там и поговорим. В обеденный перерыв. Идет?

– Ладно.

Уточнили конкретное место – самую близкую к работе Рустама кофейню. Рустам вышел из здания посольства в половине первого. Было пасмурно, но глаза его, вернее, шрам под ними скрывался за темными очками. Временами он зудел и ныл, словно начиналось заражение крови, но потом постепенно все стихало, и наличие раны на лице забывалось до первого взгляда в зеркало или ожидаемого вопроса с удивленным взглядом знакомых. Поэтому Рустаму даже в помещении приходилось надевать солнцезащитные очки. Привольнов тоже спросит, не сидеть же Рустаму в кофейне с темными очками. Так еще больше заостряешь на себе внимание.

* * *

– Ты чего это голову пригнул? – пожимая руку Рустаму, спросил Привольнов.

– Перед учителем принято склонять голову, – отшутился Керими и снял очки.

– Батюшки! Где это тебя так? – даже удивление Привольнов выражал в флегматичной манере.

– Кровь за родину проливал, – также бесстрастно отвечал Рустам.

– Похвально. Только лучше чужую кровь проливать, чем свою. Своя еще понадобится.

– Там без вариантов было.

– Варианты всегда найдутся. Когда ни одного врага не останется, тогда и сам цел будешь. Поди и скажи, чтобы чай принесли. Я на их ни бум-бум.

Одет Привольнов был в строгий штатский костюм. Высокий рост, статная фигура офицера, его лицо, похожее на мраморное изваяние, позволяли придавать любой одежде, от сапог до фуражки, изысканный вид. Даже бушлат на Привольнове смотрелся ярко и нарядно. Про таких типажей говорят, что это он красит одежду, а не одежда его. Кофейня в обеденный час была полна народу. Дымок вперемешку с персидским гулом витал почти над всеми столами. Кто-то курил кальян, кто-то попивал чай с инжировым вареньем или подслащенный кофе, закусывая местным бисквитом. На двух советских граждан никто не обращал внимания. В Тегеране, наводненном всякого рода иностранными представительствами и филиалами, чужестранцами, удивить было трудно. Поэтому можно было спокойно поговорить о делах, не боясь быть услышанными ненужными ушами. В таком гудящем улье с трудом услышишь собеседника напротив, не говоря о соседях, говорящих на русском. Рустам заказал два чая с вареньем. Чай здесь подавали отменный, а варенье – еще лучше.

– Повзрослел ты, Керими, – Привольнов разглядывал Рустама, стараясь разглядеть в нем новые, не замеченные ранее черты. Порой одного штриха достаточно, чтобы определить изменения в характере человека, его взглядах. Не исключено, что рана на скуле тоже дала немало пищи для размышлений и заставила Рустама многое переоценить. Ведь он мог запросто погибнуть или остаться без глаза, а отделался лишь пусть глубокой, но царапиной. – Выглядишь тертым калачом.

– Да уж стараемся, Яков Сергеевич, – вздохнул Рустам. – Нельзя подводить инструкторов.

– Это точно. Шрамик-то на задании заработал? – Привольнову рассказали о нападении на советскую дипломатическую машину и сотрудников посольства. Это был не первый и далеко не единичный случай нападений на сотрудников советских представительств. Незадолго до встречи с Керими Яков узнал, что один из получивших ранение его недавний подопечный, которого он когда-то учил стрелять из револьвера в пригороде Баку.

– Можно так сказать.

– В день митингов, когда посольство забаррикадировали?

– Нас на улице подбили. Булыжником в стекло, а попало в меня между делом.

– Булыжник – оружие пролетариата. Хорошо, что не бутылкой с горючей смесью. Уже потом во всем мире эти бутылки будут именовать «коктейлем Молотова». Это название появилось в Финляндии во время войны с СССР 1939-40 годов с намеком на недавние «мирные заверения» советского наркома иностранных дел Молотова о том, что его страна не начнет боевых действий против Финляндии. Когда же боевые действия начались, бутылки с горючей смесью и назвали «коктейлем Молотова». В СССР, однако, это название практически не употреблялось вплоть до шестидесятых-семидесятых годов – те, кому полагалось «по штату», слишком хорошо знали, что оно означает на самом деле. Это у них тоже практикуется. У наших переняли.

– Опасно стало работать, Яша.

Улыбчивый официант принес заказ.