Восточный ковер

– Приказ начальства.

Керими подошел вплотную к Юсифову, глядя ему прямо в глаза.

– Приказ огнедышащего, красного дракона, готового спалить собственных детей, но простить милого сердцу стукача Афрасиаба?

– Что ты мелешь, Керими? – испугался словам Рустама офицер НКВД. – Приказы не обсуждаются.

– Мне об этом ничего не говорили. Он многих наших сдал и сдал бы еще, но получил по заслугам.

Юсифов растерянно посмотрел на Щегловского.

– Скажем, что свои кокнули, во время боя, – здраво рассудил Щеголь, понимая, что воскрешать Афрасиаба – дело слишком хлопотное. – Ясно всем. – Он обвел взглядом всех присутствующих. Жилистое лицо Щегловского напряглось, по щекам ходили желваки. Казалось, что его вот-вот схватит судорога. – И хватит тут прохлаждаться. Подпаливаем и уматываем к чертям собачьим.

Щегловский вытащил самокрутку и подошел к убитому Афрасиабу. На глаз он определил, что пламя охватит и его тело. Тащить его внутрь не имело смысла.

– Ну, голубь, Афрасиаб Рай, гори в пламени ада, – Щегловский чиркнул спичкой, прикурил самокрутку и бросил горящую спичку в облитый бензином дом.

Огромные языки пламени взвились к ночному небу. Посреди камышовых тростников звучала трель сверчка, лягушачий разнобой и щелканье горящей древесины. Все напоминало языческое погребение. Горящий курган, захоронение главаря, а вместе с ним его слуг, оружия и всего остального, что может пригодиться в загробном мире. Несколько минут Керими и четыре офицера наблюдали, как набирает обороты пламя, но долго оставаться здесь было нецелесообразно. Большое пламя могло привлечь внимание зевак, несмотря на то, что до жилья было достаточно далеко.

– Уходим, – скомандовал Щегловский и перекрестился, хоть и писал в анкете при поступлении на работу, что убежденный атеист.

* * *

Неделю после освобождения Керими отлеживался в госпитале Баку, куда его отправили с диагнозом «нервное и физическое истощение». Вряд ли это было излишним. Керими лихорадило, постоянно снились кошмары, мучила непрекращающаяся рвота. К концу недели полегчало, страшные сны отступили, появился аппетит, Рустам постепенно стал набирать вес, а еще через пять дней снова вылетел в Тегеран, где продолжил свою деятельность на прежнем посту.

В телефонном звонке Азизу Алиеву генерал Атакишиев рассказал о фруктовых деревьях, которые из-за плохой погоды чуть не погибли, но, к счастью, стараниями умелого садовника их выходили, и они снова в цвету.

Часть IV

Глава 1

    Тебриз. Ноябрь 1945.

Фашистская Германия была разгромлена, следом за ней капитулировала квантунская армия Японии, не выдержав весомого аргумента дяди Сэма в виде ядерного гриба. СССР вмешался в войну с Японией уже после ядерных ударов и даже сумел вернуть себе южную часть Сахалина и Курильские острова, потерянные еще во время русско-японской войны 1905 года. Но, так или иначе, на борту линкора «Миссури» уже была подписана капитуляция Японии, и японские офицеры из самурайских семей, услышав по радио голос «сына неба» – своего императора, приказавшего им сложить оружие, предпочли сделать себе харакири, но не сдаваться на милость победителю. Словом, союзническая миссия стран антигитлеровской коалиции была выполнена, и теперь на политическую авансцену выходили противоречия и соперничество между членами этого, как говорили историки, «самого противоречивого военного союза в истории». Тем более что настало время размежевания и дележа военных трофеев. Взоры союзников безудержно устремлялись в сторону Персии. Ей предстояло ощутить на себе первые послевоенные разборки «большой тройки». Каждый из ее членов был уверен, что именно его страна сыграла главную роль в победе во второй мировой войне, а посему только ей полагается львиная доля добычи. И в результате главы стран бывших союзниц вовлекались в крайне опасную борьбу за новый передел мира на новые сферы влияния. Сталин справедливо полагал, что южные рубежи являются приоритетом в его политике национальной безопасности. И поэтому дал приказ форсировать события в Южном Азербайджане, с дальнейшим образованием автономии и скорейшим присоединением его территории к Советскому Союзу. Это не могло не беспокоить других игроков на этом сложном геополитическом поле. Начиналось главное действо в представлении под названием «Борьба за Иран».

* * *

В воздухе стоял стойкий запах горелой резины, дегтя и пороха. Едкий, горьковатый дым вздымался черными клубами в ночное небо. Они были похожи на злые, непокаянные духи, метающиеся из края в край, кружась над Тебризом в непонятном, нечетком движении. Казалось, что все пространство было охвачено темной властью Иблиса, но на деле все было гораздо проще и заземленней. Солдаты Красной Армии вместе с местными вооруженными отрядами поджигали засыревшие от дождя старые покрышки, обрубки палок и деревьев, подбрасывали в огонь кучи валявшихся на земле бумаг, покрытых бурой грязью. Вокруг таких малых костров собирались солдаты, чтобы согреться или подогреть воду для пищи и «фронтового» чая. Они стояли на блокпосту, получив приказ от советского командования не пропускать в город ни одного иностранца, не обладающего дипломатическим иммунитетом или пропуском аккредитованного журналиста. После образования Демократической партии Южного Азербайджана, во главе с Сеидом Джафаром Пишевари, болезненный интерес к региону военных, дипломатов, репортеров стран-союзников СССР по антигитлеровской коалиции неимоверно возрос, к тому же дело не ограничивалось лишь любознательным наблюдением. В их рядах в большинстве случаев оказывались агенты спецслужб, которые, по информации советской разведки, планировали совершить теракты в отношении членов бакинской миссии, так же, как лидеров движения за независимый Южный Азербайджан.

Трое солдат Красной Армии и двое добровольцев из числа народного ополчения грели руки около одного из таких костров на окраине города. На железной, самодельной решетке грелся чайник и пара металлических кружек. Собравшиеся у костра ежились от холода, топчась на месте и размахивая руками, под приглушенный смешок.

– Ну что, Вася, замерз? – один красноармеец подначивал другого. Разговор шел по-русски, и двое ополченцев только хлопали глазами, не понимая, о чем беседуют шурави.

– Ты че, того? – вертел пальцем у виска Вася. – У нас в Хабаровске за тридцатку с минусом зашкаливает. А тут целых плюс пять.

– Почему тогда нос и губы посинели? – смеялся сослуживец Васи, протягивая руки к огню.

– Почему, почему? – буркнул Вася. – Ветер пробирает малость, вот и потому.

– Сартиб Теймур, говори на тюркском, чтобы и мы понимали, – обиделся один из ополченцев.

– Этот человек не разговаривает на тюркском, – Теймур кивнул в сторону красноармейца Васи.

– А ты его научи. Ведь Пишевари сказал, что шурави помогут нам восстановить наше культурное наследие, откроют школы на родном языке.

– Что говорит-то, голубок? – Вася взял горячую кружку и сделал первый глоток.

– Надо бы тебе азербайджанский выучить, тогда и понимать будешь.

– Да ну, – отмахнулся Вася. – Я свое отучился. Три класса образования, хватает. Сбежал я со школы из-за этой самой учебы.

– И что потом?

– Телят пас, а потом на фронт. Так что я лучше чайку попью, пусть другие учатся.

Теймур примерно объяснил сказанное Васей, что вызвало ожесточенный спор со стороны ополченцев, которые в пылу горячей беседы не заметили, что в их сторону приближается незнакомая машина.

– Поглядим, что за туристы к нам на огонек пожаловали, – Вася взял винтовку и жестом остановил машину. – Предъявите документы.

Водитель не понимал русскую речь и удивленно посмотрел на красноармейца, а потом на сидящего рядом мужчину.

– Не понимаешь? Документики, говорю, покажи.

Водитель что-то сказал на фарси и остался сидеть на месте.

– Ясно. Латифов! – крикнул Вася. – Латифов, вали сюда. Разбирайся, к тебе, кажись.

Латифов и один из ополченцев подошли к машине. Латифов тоже не понимал фарси.

– Кто вы такие? – спросил на фарси ополченец, взявший на себя роль переводчика.

– Я водитель, со мной американский газетчик, – просто ответил сидящий за рулем.

– Много их тут ошивается, американцев, – сердито проворчал переводчик. – Покажи бумаги.

Он взял документы водителя, вслух прочитав его имя.

– Нурулла Ахмедия. У журналиста пропуск есть?

– Есть, – ответил американец на фарси и вышел из машины.

– Кто вам разрешил выйти из машины? – грозно спросил ополченец.

– Замолчите, – дерзко ответил журналист. – Вы даже не солдат регулярной армии, чтобы командовать здесь. Я аккредитованный репортер журнала «Тайм», зовут меня Томас Портман, и я приехал в Иран при содействии иранского правительства и посольства США, находясь под их непосредственной защитой. Кто вы такой?

– Меня зовут Хашим, – уже более сдержанно ответил ополченец, поглядывая искоса на высокого, худощавого мужчину со светлыми, как у солдата Васи, волосами.

– Хашим, здесь есть старшие офицеры, с кем бы я мог переговорить относительно моего дальнейшего продвижения по территории провинции Азербайджан? Должна быть гарантирована безопасность моей персоны, а также прикрепленного ко мне господина Ахмедия, со стороны ответственных лиц.