Восточный ковер

– Человек, которого прикончил мой отец, был вашим рьяным сторонником. Я отчетливо помню это время, мне было десять лет, и все происходящее намертво впечаталось в мою детскую память. До сих пор меня преследуют ночные кошмары 21- го года. Это был период вашего расцвета, когда вы сообща со своим другом Реза-ханом начали расшатывать престол Каджаров, а свалив Ахмед-шаха в 23-м году, возвели на трон новоявленную династию Пехлеви, и вам за труды подарили кресло премьер-министра. В какие-то тридцать лет. – Рустам тряс коленом, пытаясь справиться с нервной дрожью. – У Шафи Керими были прекрасные отношения с династией Каджаров и лично с самим Ахмед-шахом. Они, как и мы, были тюрками, но вы решили, что Персией должны править фарсы, и совершили переворот. А теперь, после всего этого, вы твердите о едином Иране для всех.

– Всем было известно, что Ахмед-шах был бездарным правителем. Его дни на троне были сочтены с момента его вошествия. Это была политика, не имеющая к национальным вопросам никакого отношения. Я же не говорю тебе о том, что тебризское отделение народной партии, которую вы лелеете, возглавляет Арташес.

Удачный ход Сеида Зияддина. Он использовал этот факт довольно часто. Теперь надо было отвечать той же злорадной монетой, иначе неприятный осадок от правоты Табатабаи съедал бы нутро Рустама как голодный червь.

– Острое замечание для человека, проданного своим шахом и сам не раз предававшего своих друзей, – Рустам был холоден, несмотря на полыхающее жаркое пламя в камине.

– Ты забываешься, Керими, – Сеид Зияддин привстал с кресла, направив свирепый взгляд на собеседника. Рустам же продолжал невозмутимо смотреть на стену напротив, на которой прыгали зловещие тени. Они напоминали Керими жестокие мысли людей, ввязавшихся в кровавое противостояние в Иране. Хаотичное, бесформенное, темное пиршество угловатых фигур.

– Убьете меня за это? – усмехнулся Рустам. – Вы уже упустили свой шанс, агайи Зияддин. Прикончить торговца, пусть даже переодетого, легко и простительно, но сотрудника посольства, с дипломатическим иммунитетом, вы тронуть не посмеете, особенно в своем доме и под охраной собственных людей. Вы лучше меня осведомлены, что большевики за такое постараются взять реванш. О возможностях и способностях шурави сводить счеты с врагами ходят легенды, не так ли, друг и враг королевских особ? – На губах Рустама появилась невидимая его собеседнику саркастическая улыбка. – Красные не любят откладывать месть в долгий ящик. Не думаю, что вы проживете после меня хотя бы неделю.

– Убирайся вон, – прохрипел Зияддин. – С тобой больше не о чем говорить, коммунистический выкормыш.

– Запомните, Табатабаи. В данную минуту я не борюсь против Ирана и его граждан. Вся моя ненависть направлена против вас и вам подобных. Персон, из-за которых мой отец покинул свой родной очаг, свой любимый Тебриз. Поверьте мне, я сделаю все, что в моих силах, чтобы следом за Реза-шахом вы тоже смогли ощутить «сладости» чужбины.

Пламя било в лицо Рустаму. Он встал и бросил полный отвращения взгляд на сидящего в кресле человека, который заметил в глазах Керими злобу, ненависть и решительность вести с ним непримиримую схватку, приправленную смертельным ароматом кровной мести.

Рустам пришел, не поздоровавшись, и ушел, не попрощавшись. Он шел по темному коридору, инстинктивно сжав кулаки, готовый к нападению и ударам в спину. Но он и сам понимал: в такой ситуации внутренняя готовность к нападению и защите – не более чем психологический импульс, навеянный тяжелой, нелицеприятной беседой, щедро приправленной иллюзией. Даже с оружием он не смог уйти отсюда живым, а без оного даже думать об этом не стоило. Один этот амбал у дверей мог запросто голыми руками открутить ему голову. Это не ночь с Бейран Азефи. В такой встрече трудно уловить сладкие моменты, лишь еще большую любовь к жизни. Однако, выходя на улицу, Рустам никого не встретил. Возможно, боевики Зияддина были где-то рядом, но не попадались ему на глаза. Выбравшись из этого мрачного здания, Рустам ощутил некоторое облегчение. Вполне вероятно, что если бы его хотели убить, то сделали бы это внутри. Наверное, угрозы Рустама подействовали на Сеида Зияддина отрезвляюще, а может, он просто не хотел убивать его. Все это оставалось только в пределах логически-теоретического размышления, которое невозможно было сразу же проверить и подтвердить. Вопреки намерениям самого Керими, борьба за независимость Южного Азербайджана нечаянно превратилась в его личную вендетту.

Глава 9

    Баку. Февраль 1944.

Азиз Алиев уже несколько лет как работал на должности первого секретаря компартии Дагестана. Однако даже относительная географическая отдаленность от ближневосточных границ ни на минуту не отрывала Алиева мысленно от происходящих в Иране событий. Он, как и в начале сороковых, по-прежнему в полном объеме получал информацию о бесчисленных вербовках, терактах, «проколах» или же, наоборот, успешных спецоперациях на территории Северного Ирана и самого Тегерана, когда встречался с высшим руководством политгруппы в редкие часы посещения родного Баку. Формально он уже не руководил иранской группой и даже как бы не имел права вмешиваться в ее дела, но слишком уж ценным для командированных в Иран сотрудников был дельный совет, который он мог дать, опираясь на свой богатый опыт. А вопросов хватало. В Иране все сильнее давали о себе знать те самые политические последствия большой игры – словно неуправляемое стихийное бедствие, которое порой невозможно точно предугадать или обуздать и даже направить в хотя бы относительно безопасное русло. Это уже не просто случайное соприкосновение с заданиями конкурирующих спецслужб. Игра – и Азиз Алиев это понимал лучше других – пошла по-крупному, и теперь главное, чтобы результат всей работы в Иране не был сметен очередным политическим смерчем. Удар стихии должен быть направлен в стан врагов, а для этого недостаточно тупой силы. Тут нужен точный расчет.

– Судя по донесениям агента «Дост», скорее всего, его попытаются снова припугнуть, чтобы заставить работать на Зияддина. Слишком светлая голова у мальчика, чтобы оставить его на радость Советам.

Прогуливаясь по губернаторскому саду вместе со своим бывшим соратником по иранской кампании Атакишиевым, Алиев делал предполагаемую раскладку событий на ближайшие недели. В том числе и относительно безопасности Рустама Керими, ставшего одним из важных звеньев в агентурной цепи не только бакинской миссии, но всей разведгруппы Советского Союза.

– Подействует?

– В любом случае мы не имеем права подвергать его жизнь риску, зная о том, что этого можно избежать. Слежка установлена?

– Пока нет, – ответил генерал Атакишиев. – Не видим смысла.

– Напрасно. Прикрепи к нему двух-трех человек и усиль работу с двойными агентами. При возможном похищении они смогут хотя бы дать точную информацию о местонахождении объекта.

– Как же мне объяснить высшему руководству необходимость наружного наблюдения за предполагаемым объектом? Людей и так не хватает. К тому же не известно, когда им взбредет в голову его похищать. И пойдут ли они на этот рискованный шаг? Как-никак Керими – работник советского посольства, и его пропажа вызовет много волнений.

– Ничего и никому не надо сообщать. Ты отвечаешь за спецоперации и вправе использовать все ресурсы как технические, так и человеческие, на свое усмотрение. А что если завтра его и вправду схватят или того хуже? Вот тогда придется держать ответ. И не только перед начальством, но и перед своей совестью. Как ты правильно заметил, это тебе не просто мальчик с улицы. Он советский дипломат, обладающий строго засекреченными данными. Можно чередовать людей в слежке, но чтобы радиус круга вовлеченных не был чересчур длинным. Поверь мне, Агасалим муаллим как медику – они снова выйдут на Керими. Психологию и логику еще никто не отменял. Натура у Зияддина такая.

– Если в посольстве узнают о слежке моих ребят, хлопот не оберемся.

– В случае раскрытия объяснишь это агентурными сведениями о подготовке провокации против работников советских представительств на территории Ирана, – предложил Алиев. – Когда уезжаешь в Тегеран?

– Послезавтра, – ответил генерал.

– Я тоже недолго задержусь в Баку. По возможности вышли мне в Махачкалу шифрограмму. А еще лучше позвони. Пару незначительных слов. Хорошо или плохо – и я все пойму. Таких, как Керими, немного. Он еще достаточно пользы нам принести может. Так что надо постараться его спасти.

– Хорошо, Азиз муаллим, сообщу, – кивнул Атакишиев, вдыхая холодный февральский воздух губернаторского сада.

* * *

Пятую неделю офицеры НКВД Азербайджана Юсифов и Щегловский, а также их сменщики Мамедов и Рзаев вели наружное наблюдение за Рустамом Керими. Помимо самого наружного наблюдения, велась работа с агентурой в кругу приближенных к Сеиду Зияддину на случай, если неожиданно объект надолго исчезнет из поля зрения. Тем самым они застраховывали себя, а также жизнь самого Рустама.

– Как ведет себя объект? – театрально зевнул Юсифов.

– Живет и дышит, – ответил Щегловский с таким же наигранным равнодушием, оглядывая людную улицу, посреди которой час тому назад находился атташе по культуре посольства СССР.

– Тебя это не радует?

– Пустое времяпрепровождение, – буркнул Щегловский.

– Так ведь приказ, Щеголь.

Многие Михаила Щегловского называли «щеголем». Не из-за любви к одежде, просто удобно сокращалась фамилия.

– Что говорит Афрасиаб? – пропуская мимо ушей замечание напарника, спросил офицер НКВД.

– Примерно то же самое: «никаких поручений относительно вашего человека не имеется».

– Так и будем стеречь пустоту?

– У тебя есть предложения?

– Надо обратиться к руководству по поводу снятия слежки ввиду отсутствия потенциальных угроз и направить нас на более оживленный участок работы.

– Хорошо, – пожал плечами Юсифов. – Где он сейчас?

– Дома сидит.

– Точно?

– До самой двери провожал. – Щегловский проверил рукоять пистолета под штатским пиджаком.

* * *

Все это время за Керими следили не только свои, но и люди Зияддина. Некий Афрасиаб, в официальных сводках – испытанный информатор НКВД, а в действительности двойной агент, через которого получали информацию Юсифов и Щегловский, попросту «сливал дезу», то есть умышленно вводил своих «связных» из НКГБ в заблуждение. Это, конечно, была опасная игра, но она давала возможность до предела затянуть время слежки, а заодно и набить себе цену, обещая более важную информацию. Теоретически, конечно, такую игру можно было предусмотреть, но между теорией и практикой всегда есть известный люфт. Но, так или иначе, пока за Керими следили советские офицеры, его похищать никто не собирался. В полном отчете Юсифова указывалось на отсутствие каких-либо видимых угроз в отношении наблюдаемого объекта, и такой вывод основывался и на данных наружного наблюдения, и на полученной из достоверных источников информации. Тем самым слежка теряла смысл, и дальнейшее ее продолжение обрекало группу офицеров наружного наблюдения на пустую трату времени. Руководство приняло к сведению отчет офицеров Юсифова и Щегловского, и после шести недель слежки за Керими последовал приказ «снять наружку».

Но не зря в мире спецслужб залогом успеха нередко считают терпение. И выигрывает здесь нередко тот, кто сначала побеждает в «войне нервов», не обнаружив себя раньше времени и дождавшись ситуации, когда можно нанести удар, не боясь возмездия.

Глава 10

    Тегеран. Апрель 1944.

Скупые солнечные лучи просачивались через весенние, грозовые тучи. Рустам вышел из своего дома, направляясь быстрым шагом по шумным улочкам Тегерана. Он спешил на работу. Ему ничего не было известно о двойной слежке и уж тем более о том, что одна из них была снята три дня назад. Теперь он был под прицелом своих лютых врагов и без защиты тех, кого мог бы считать друзьями или во всяком случае надеяться на их помощь. Защитная оболочка Юсифова-Щегловского была снята, и соответствующая информация через Афрасиаба тотчас попала в руки людей Зияддина. Они и «провожали» Керими до адреса. При всем своем набранном опыте Рустам не был прирожденным шпионом. Будь на его месте Привольнов, даже посреди такой толпы, он своим звериным чутьем ощутил бы неладное. Но Керими не был Привольновым, и разница дала о себе знать, когда он услышал сзади шепот на фарси, обращенный к нему: «Не делай резких движений и замедли шаг, Керими». Рустам оказался в окружении пяти человек, один из которых приставил дуло пистолета, завернутое в полотенце, к его спине. Рустама стали медленно теснить в сторону облезлой двери неопределенного цвета, за которой оказался небольшой, пустынный дворик. И без того неяркий солнечный свет исчез, как только Керими втолкнули за скрипучую, ржавую дверь и накинули на голову мешок. Но не зря природа наделила слепых обостренным слухом. Керими напрягал до предела слух, старался уловить хоть какие-то обрывки информации, прикосновения, запахи, чтобы хоть примерно представить себе, куда его ведут и что собираются с ним делать. Но тут же ощутил тяжелый удар по затылку, перед глазами вспыхнул ослепительный свет, и все погасло.

* * *