Восточный ковер

Он откинулся на спину, над его головой свисало ярко красное полотно газахского ковра.

– Что это за ковер за твоей спиной? – спросила она.

– «Шихлы», – устало произнес Рустам.

– Он очень красивый.

– Красивый? – грустно улыбнулся Керими. – Он великолепен. Один из моих любимых ковров с поразительным смысловым рисунком.

– В чем же его смысл?

– Довольно глубокий смысл. Это описание рая, с четырьмя его вратами. Видишь: по одному в каждом углу. Три озера и сад с бассейном, с райскими птицами, животными, деревьями.

– Значит, их четыре? А я думала, что туда всего лишь один вход. Это увеличивает наш шанс попасть туда.

– Там строгий контроль, милая моя Бейран, вне зависимости от количества ворот.

– И через какие же из четырех ворот ты собираешься входить в дженнет*?

– Я пока планирую насладиться земным раем, потому что земного ада я нахлебался вдоволь.

– Дай мне ручку и бумагу, – неожиданно попросила Бейран.

Придерживая в левой руке трубку кальяна, правой она что-то строчила на бумаге, переданной Керими. Закончив писать, она показала написанное ею Рустаму, предупредив:

– Прочитай и запомни. Здесь адрес и время предполагаемой встречи. Если решишь, скажи сейчас. По-любому бумажку я сожгу.

– Без согласия переговорить с Сеидом Зияддином наша сегодняшняя встреча показалась бы бессмысленной, – бросил Рустам, читая текст.

– В каждой встрече всегда найдется смысл, наверное, как в том ковре, – она ткнула в сторону ширванского нара. – Он мне нравится больше, чем рай с тремя озерами и четырьмя вратами.

– Смысл этого ковра унесет нас в древние времена зороастризма, когда люди загадывали желание и бросали в огонь плод граната. По поверию огнепоклонников, если мечте суждено было сбыться, кожура лопалась, и он разрывался, разбрасывая в стороны зерна граната. Если желание не принималось, гранат оставался целым.

– Я загадала желание, Рустам, – оранжевые, тлеющие угольки отражались в черных глазах Бейран. Она поднесла бумажку к уголькам кальяна, сделав по ходу пару затяжек. Вскоре бумагу постигла участь многих конфиденциальных, неофициальных документов, превратившихся в исторический пепел, не подлежащий реставрации.

– И как же? – прищурился искусствовед. – Гранат разорвался?

– Если ты не слепой, то заметишь вокруг себя тысячи зернышек. – Бейран стала делать движения руками, словно она парила в этой полутемной, восточной комнатке.

– Наверное, мне тоже надо было бы обкуриться, чтобы увидеть такое.

– Возьми, угощаю, – она протянула трубку Рустаму. На ее губах показалась улыбка, которую многие называют совращением дьявола, но он тут был ни при чем. Что может быть естественней отношений между мужчиной и женщиной, в холодный, зимний вечер? Не должен же он был выгонять несчастную в январскую, морозную улицу Тегерана. – Тебе понравится.

– Верю на слово, дорогая, – он снял с себя рубашку, осознавая всем своим нутром, что ни один кальян в мире не способен заменить ночь с прекрасной женщиной. В шпионских играх бывают приятные моменты. За Родину. Рустам вспомнил слова Якубова и глупо улыбнулся.

Глава 7

    Баку. Январь 1944.

– В полученных донесениях от агента «Дост» говорится о нарастании количества английских и американских эмиссаров в Тегеране, а также в Южном Азербайджане. По данным нашей разведки в Лондоне, ассигнования на иранскую кампанию увеличились в три раза, что подтверждает информацию агента «Дост» о расширении активности разведывательных структур Великобритании и США на Ближнем Востоке. Помимо этого, сообщается о провокационных действиях английских шпионов в отношении Красной Армии, сотрудников посольства СССР, других ответственных работников, а также иностранцев, симпатизирующих Советскому Союзу. Этого и стоило ожидать, товарищ Багиров.

Так нарком госбезопасности Степан Емельянов докладывал первому секретарю ЦК КП(б) Азербайджана Мир Джафару Багирову о ситуации на ближневосточном направлении.

– Зачитайте последний отчет, – Багиров придвинулся ближе к краю рабочего стола. Емельянов вытащил из папки документ с грифом «строго секретно» и стал читать последний отчет агента «Дост». Под этим агентурным псевдонимом скрывался Рустам Керими.

– «Большинство населения Южного Азербайджана тянется к Советскому Союзу, считая его избавителем народа от тирании шаха и его подручных. Исключение составляют некоторые помещики и землевладельцы, полагающие, что коммунистический режим может отнять у них все нажитое ими добро. Должна вестись усиленная работа по привлечению к демократическому движению данной обеспеченной прослойки населения северных регионов Ирана, в противном случае их финансовые потоки могут оказаться в руках проанглийских или иных группировок. Помимо этого, должны учитываться религиозные обычаи и нравы людей, так как почти все граждане Южного Азербайджана без исключения являются глубоко верующими людьми, и враги советского государства используют религиозную карту против СССР, внушая населению страх перед насильственным насаждением безбожия и неминуемую кару большевиков за отказ придерживаться атеистических взглядов. Предлагаю обсудить с руководством вопрос о создании определенного религиозного органа, который сможет вести работу с верующими от имени советского правительства, что поспособствует дальнейшему сближению трудящихся Южного Азербайджана с позицией Советского Союза. Также необходимо усилить работу в области культуры и науки. Выпуска газет и журналов на азербайджанском языке явно недостаточно для внедрения в массы культурного наследия Советского Азербайджана как примера успешного развития и преимущества социалистического строя. Было бы уместно выделить для этой цели отдельный штат работников, нацеленный на претворение в жизнь указанных задач.

Жду ваших дальнейших распоряжений».

«Дост».

– Что думаете, Степан Федорович? – спросил Багиров.

– Относительно культурного центра все предельно ясно и решаемо, – задумался Емельянов. – А вот касаемо религиозной стороны вопроса, здесь надо бы поразмыслить.

– Пока будем размышлять, англичане разведут широкомасштабную антисоветскую пропаганду. Агент «Дост» прав. Мы должны выбить почву из-под ног врагов Советской власти. В СССР религия отделена от государства, все предельно четко отражено в нашей Конституции, но это не означает, что у нас запрещены мечети, церкви и синагоги. Да, мы сократили их количество, но не ликвидировали их полностью, хотя могли бы это сделать без особого труда. Потому что мудрое руководство нашей страны не дает повода врагам Советской власти усомниться в ее демократичности и позволяет людям различных конфессий выражать свои религиозные взгляды и справлять свои обычаи. В нашей многонациональной родине это крайне важно. Мы не должны уподобляться шахскому режиму, не так ли? – пронзительный взгляд Багирова сверлил собеседника. Ни одна запятая в речи первого секретаря не могла вызвать сомнения в приверженности коммунистическим идеям ее автора, особенно в столь деликатной сфере, как религия. – Мы, коммунисты, отрицаем Бога, но в нашей стране живут не только коммунисты, не говоря уже об Иране. Чтобы привлечь на свою сторону простых граждан Южного Азербайджана, мы должны принять во внимание их религиозные чувства. – Багиров грозно выставил вперед грудь, размахивая указательным пальцем. – У Луначарского есть прекрасные слова, Степан Федорович. Он сказал, что религия – это гвоздь и чем чаще и сильнее ты бьешь молотком по его шапке, тем глубже он входит в дерево, входит так глубоко, что уже потом его не выдернуть оттуда никакими клещами. Мы не должны слишком часто бить молотком по религии, чтобы не вгонять его глубже в сознание людей. Здесь надо бы действовать больше пряником, чем кнутом или молотком, товарищ Емельянов.

– Разумное замечание, Мир Джафар Аббасович, – согласился нарком.

– Скорее проработайте этот план. Узнайте, кто из местного духовенства сможет возглавить этот сложный участок работы. Я проинформирую Москву о планах создания религиозного комитета, так же, как создания общества культурных связей. У меня нет сомнений относительно председателя данного общества. Думаю, и вы согласитесь, что Азербайджано-Иранское общество достойно возглавит товарищ Самед Юсуф оглу Векилов.

– Поэт Самед Вургун? – уточняя, спросил Емельянов.

– Он, – кратко ответил Багиров.

– Можем уже сообщить ему о возможном назначении?

– Зачем же медлить? Обязательно проинформировать и получить его рекомендации насчет товарищей, с кем в будущем он хотел бы работать.

– Будет сделано, товарищ Багиров.

– Когда подготовите список лиц, способных возглавить религиозный комитет?

– В течение двух-трех месяцев.

– Долго, – отрезал первый секретарь. – Не больше месяца. Каждый день на вес золота.

– Хорошо.

Багиров просматривал документы, лежащие на столе, медленно переворачивая страницей вниз. Неожиданно взгляд его замер на одном из документов. Изучал его он долго и молча, а затем, как бы невзначай спросил у наркома безопасности:

– Степан Федорович, что вы думаете о планах по расширению демократического движения в Иране?

– Это мнение «тудеистов». Они слишком радикальны в вопросе демократизации Ирана. Их поспешность и отсутствие опыта могут оказать им, а в первую очередь нам, медвежью услугу. Ежедневно в наркомат поступают сведения о том, что они хотят совершить переворот в том или ином регионе Ирана, но их необузданные желания не подкреплены соответствующими подготовительными меропритиями. Мы еще толком с Южным Азербайджаном не разобрались, а тут еще демократизация всего Ирана. Нет, товарищ Багиров, это чистой воды авантюризм.

– Тем не менее, мы понимаем, что рано или поздно нам придется усилить работу в направлении национально-освободительного движения в Южном Азербайджане, которое волей-неволей охватит и другие регионы страны.

– Понимаете, какое дело, – скрестил ладони Емельянов, – нельзя выдавать национально-освободительное движение за автономию Азербайджана как звено в цепи единой политики демократизации Ирана, товарищ Багиров.