Восточный ковер

Керими почувствовал, как на него плеснули холодной водой. Это помогло прийти в себя. Голова раскалывалась, словно ее опутали сотни упругих жгутов, которые растягивались до определенного расстояния, а потом с новой силой сжимались обратно. Он понял, что сидит на шатающемся табурете, руки связаны за спиной, а на голове по-прежнему крепко завязанная колючая мешковина. Несмотря на адскую головную боль, мысль работала четко: он вляпался, и вляпался серьезно. Мало у кого хватит смелости похитить советского дипломата. Значит, это или независимые банды, промышляющие кражей людей и требующие выкуп за своих пленников, которые просто похитили хорошо одетого господина, не зная, что он дипломат, или – и это было куда хуже – его похищение – это политическая провокация, которая может обернуться очень серьезными и непредсказуемыми последствиями. Никаких звуков с улиц. Лишь тоскливая пустота, нарушаемая шарканьем шагов и негромкими голосами похитителей. Внезапно чья-то крепкая рука схватила мешок и сорвала его с головы, успев больно зацепить влажные волосы. Сквозь полумрак Рустам разглядел чью-то отвратительную физиономию, заросшую густой щетиной. Сквозь полутьму на Рустама смотрели страшные глаза, а дыхание незнакомца напоминало сточную канаву. Помимо него, в комнате были еще двое – их лица закрывал черный кусок материи.

– Кто вы такие? – вымучил вопрос Керими.

– Мы совесть нации.

– Не оскорбляйте свою нацию, – грустно ухмыльнулся Керими. – Ее совесть не должна так сильно вонять.

Сильная пощечина обожгла лицо Рустама.

– На твоем бы месте я бы не геройствовал, шурави.

– Если бы вы хотели меня убить, то сделали бы это без лишних хлопот. Что вам от меня нужно?

– Твое самонадеянное упрямство раздражает многих, и мы решили тебя проучить за проявленное неуважение к нашим достойным гражданам, – похититель вертел в руке большой нож для разделки мяса. – От тебя ничего не требуется, Керими. Ты просто будешь медленно и мучительно умирать.

– Глупое и бесцельное времяпрепровождение. Если вы меня сюда приволокли, то ведь можно что-то потребовать в обмен на жизнь или легкую смерть. Так?

– Можно и так, – острие ножа «совести нации» уперлось в горло Рустама. – Но ты же такой несговорчивый.

– Обстоятельства порой вынуждают менять свои решения.

– Как же нам тебе верить? – глаза похитителя с любопытством взирали на Рустама, словно искали уязвимую точку в его теле, на которую можно нажать и добыть необходимые сведения.

– Испытайте меня. Если я вас обману, то сможете меня убить.

– В стенах посольства шурави?

– Если вам удалось выкрасть дипломата средь бела дня, то пустить ему пулю в лоб вы сможете где угодно.

Недоверчивые глаза похитителя сузились.

– А что ты можешь нам сказать?

– Даже не представляешь, какой информацией обладает атташе по культуре.

– Я передам твои пожелания, – удар ногой в челюсть рассек губу Рустама. Следующие удары попадали в грудь, живот, колени. Через несколько минут он снова потерял сознание.

* * *

Им не замедлили припомнить отчет о проделанной работе и мнение о нецелесообразности продолжения слежки, словно они двое были виновны в похищении советского дипломата, а не целая сеть агентурных связей. Но чья подпись стоит в документе, тот за все и отвечает. Пусть даже все понимают, что они не более чем хрестоматийные «стрелочники». Теперь офицеры НКВД Юсифов и Щегловский, получив от начальства законную взбучку, спешили на встречу с Афрасиабом на конспиративной явке. Убивать его было нельзя по нескольким причинам. Во-первых, пока только он знал о местонахождении Рустама, а на его освобождение руководство дало Щегловскому и Юсифову сорок восемь часов. Не справятся – пойдут под трибунал. Во-вторых, двойные агенты порой играли в такие рискованные игры просто для того, чтобы набить себе цену и доказать свою значимость. В мире тайных операций слишком многое зависело порой от характера самого человека, точнее, от того, насколько сильно осведомитель в стане противников любил рискованные игры и мог подчинять себе интересы заказчиков. А в-третьих, руководство НКВД строго-настрого запретило ликвидировать Афрасиаба, так как создание новых агентурных связей требовало немало финансовых и физических сил. Несмотря на двойную игру, при грамотном подходе, не раскрывая своих карт, от такого «стукача» можно было получить очень много ценной информации. Узнав о похищении Керими, посольство СССР сообщило о ЧП Наркомату иностранных дел, получив в ответ поручение продолжать работу в обычном режиме, не выдавать информацию о похищении советского дипломата, пока есть хоть малейшая надежда, что он жив, и соблюдать секретность и оказывать максимальное содействие спецслужбам СССР в поиске пропавшего советского атташе.

* * *

Щегловский родился и вырос в Баку и знал азербайджанский, но с трудом понимал иранский акцент Афрасиаба. Тем не менее смысл сказанного он улавливал точно. Все сводилось к тому, что каждый выполняет свою миссию и зарабатывает на свой тяжелый хлеб, как умеет. И Щегловский не сомневался в том, что предательство, стукачество, двурушничество являлись родной стихией для такого ничтожества, как Афрасиаб Рай. И даже приносили ему стабильный и весьма недурной заработок. Он вел свою игру, работал на себя, предавал и продавал как своих, так и чужих, не делая различий. Для него понятий «свой» и «чужой» не существовало вообще – «своим» для себя был только он сам.

– Не надо меня душить, сартиб*, – хрипел Афрасиаб под крепкой пятерной Щегловского. – От мертвого никакой пользы вы не получите.

– Не ты ли говорил, что о нем нет никакой информации? – рычал в лицо агента Щегловский.

– Не я решаю, кого, где и когда похищать.

– Тогда за что ты получал деньги, крыса тыловая?

«Крыса тыловая» офицер произнес по-русски, но Афрасиаб прекрасно понимал по интонации, что сартиб его не хвалит.

– Задушишь еще, Щеголь, – также по-русски предупредил Юсифов.

– Такие так легко не подыхают.

– Где наш человек, Афрасиаб? – спросил Юсифов.

– Двойная цена, сартиб. Мне делиться надо.

– Скотина ты грязная, – беспристрастно заявил Юсифов.

– Убьете меня – и вашему человеку тоже не жить. Я – единственная ниточка, связывающая вас с ним, – «стукач» сильно закашлялся, поглаживая горло после того, как Щегловский его отпустил. На смуглой коже Афрасиаба были видны следы пальцев советского офицера.

– А что если его уже убили?

– Зачем мне врать, сартиб? Я же с вами пойду. Половину возьму раньше, а половину потом. Передадите деньги моему брату в Тебризе.

– С кем будешь делиться, только с братом? – поинтересовался Юсифов.

– Не только, но с кем делиться – позвольте решать мне. Времени не так много. Если вы принимаете мои условия, то не стоит медлить. Сегодня ночью я покажу вам место, где держат вашего человека. Скажу только одно: это заброшенный дом, окруженный камышом и тростниками, и сторожат его пять-шесть человек, не больше. Видите, как я добрый, – он развел руки в стороны. – На моем месте другой не сказал бы вам ни слова.

– Ты очень надежный друг, Афрасиаб Рай, – скривился Юсифов. – Даже не знаю, как тебя отблагодарить!

* * *

Керими лежал на соломенной подстилке со связанными за спиной руками. Периодически он открывал глаза, но боль и усталость, не говоря уже о скудной пище – гнусной похлебке с черствым хлебом и водой, – отняли слишком много сил. Веки смыкались, и Рустам погружался в тревожный, судорожный сон. Даже когда он услышал выстрелы и крики, ему казалось, что этот переполох происходит в его измученном теле и сознании, что это галлюцинация, слуховой обман. И просто не мог поверить, что товарищи из НКВД щелкали из табельных ТТ его охранников, оставив напоследок самого главного.

– Керими, где ты? – в помещение вошел Щегловский, держа в руках еще дымящийся пистолет. – Мать вашу! – Офицер, заметив лежащего на полу Рустама, подбежал ближе, приподнимая голову Рустама, лицо которого было покрыто синяками и ссадинами. – Как ты, дружище? Вроде живой? – лицо Щегловского озарила счастливая улыбка.

– Как вы меня нашли? – прошептал Рустам.

– Долго объяснять. Потом расскажу. Ходить сможешь?

– Смогу.

– Давай подсоблю.

– Не надо, – Керими с трудом, но сам поднялся на ноги, ковыляя к выходу. – Всех убрали?

– Одного оставили. Там на коленях сидит, связанный. Для опознания. Из зияддиновской шайки.

Рустам вышел из заточения. Пять трупов штабелями, без конспиративных масок на лице лежали неподалеку от камышовых зарослей.

– Все на одно лицо, паразиты, – плевался Юсифов, осматривая отстрелянных их группой бандитов. Рядом стояли Мамедов, Рзаев и Афрасиаб, на коленях, харкая кровью, понурив голову, стоял главарь.