Восточный ковер

– Спасибо, – сухо произнес Рустам.

– Ну и работенку ты нам задал, Керими, – вытирая взмокший лоб, ответил Юсифов.

– Этот их главный, – Керими кивнул в сторону связанного.

– Знаем. Назвался Джаби Дилсузом.

– Что же вы собираетесь с ним делать?

– Приказано никого живым не брать. Трупы затем собрать в домике, а домик сжечь дотла.

– Так что же вы медлите? – захрипел голос Рустама.

– А мы его тебе оставили.

– Мне? – Керими грозно посмотрел на Юсифова. Тот, как ни в чем ни бывало, протянул ему свой ТТ.

– Каждый из нас мог бы остаться здесь и его так же сожгли бы в этом доме вместе с этими кроликами, – спокойно отвечал офицер. – Мы знали, на что идем. При нас нет удостоверений личности, чтобы на случай поражения документы не сгорели в огне вместе с хозяином. Ты тоже знаешь, Керими, в каком жарком котле варишься. Тебе еще не приходилось убивать людей, если даже они были твоими врагами. Теперь надо перейти эту грань.

Теперь уже голос Юсифова снизошел до хрипоты.

– Зачем? – все тело била нервная дрожь.

– Чтобы не терять роковые секунды на размышление, когда предстоит нажимать на курок и спасать свою жизнь.

– Я не могу стрелять в человека, вдобавок связанного.

– Он тебя бы не пожалел.

– Должны же мы чем-то отличаться.

– Роковые секунды, Керими, – не отступал Юсифов и добавил, скрипя зубами. – Сделай это, иначе я его самого живого сожгу в этой чертовой хижине. Нам из-за него чуть голову не оторвали, а ты нюни пускаешь. Что, рука дрожит?

– Развяжите его.

– Я его отсюда живым не выпущу, – насторожился Юсифов, думая, что Керими пытается его освободить.

– Как-то Яша Привольнов учил меня стрелять по движущейся мишени, двумя пистолетами на ходу.

– Стрельба по-македонски? – любому энкэвэдэшнику была известна данная система стрельбы.

– Так точно. Хочу попробовать.

– А если упустишь? – Юсифов с подозрением смотрел на освобожденного дипломата, припоминающего уроки инструкторов-чекистов.

– Подстрахуешь, – кратко ответил Рустам.

Он подошел к Джаби Дилсузу, приподняв его подбородок дулом ТТ.

– Ну что «совесть нации», роли поменялись?

Дилсуз презрительно молчал.

– У тебя тоже есть шанс спастись.

В южной части тростников, справа от входа в дом, была вытоптанная тропинка, ведущая к проселочной дороге. Это было связующим с внешним миром местом. Больше выхода не было.

– Я потерял много сил, ноги подкашиваются, а главное, я никогда не стрелял в живую мишень, даже в собак. Ты будешь первым, агайи Дилсуз. – Рустам повернулся к офицерам. – Дайте мне еще один пистолет.

Юсифову, Щегловскому и остальным участникам спецоперации стало интересно наблюдать за этой сценой. Атташе по культуре посольства СССР в Иране, с пистолетами в обеих руках, и убегающая живая цель. До тропинки в тростниках было метров тридцать. Шансов у Джаби Дилсуза было не так много, учитывая, что, помимо Керими, на него были направлены стволы еще четырех офицеров. Стреляли они не хуже Привольнова.

– Беги, – скомандовал Керими. – Беги быстрей, – заорал Рустам. – Еще быстрей. Еще быстрей. Медлишь, Джаби.

После побоев Дилсузу было нелегко бежать, но он старался, хотя понимал, насколько минимальны его шансы на спасение. Утопающий в море держится за соломинку, а здесь надо добежать до спасительных камышовых тростников. Керими начал отсчет своих шагов.

– Второй шаг, третий, четвертый, – он повторял себе под нос команды Привольнова. – Огонь.

Прозвучали выстрелы с двух пистолетов. В памяти Рустама воскресла сцена, как Привольнов добивал облезлую дворнягу на загородном пустыре в Баку. Керими словно снова услышал ее душераздирающий вой в ночном тегеранском небе. Только это был не собачий визг, а вопль человеческий. Рустам прострелил ему обе ноги. Дилсуз по инерции полз вперед, оставляя позади себя кровавые следы.

– Третий, четвертый, пятый. Дуло чуть ниже. Огонь.

Он выпустил в Дилсуза почти всю обойму, оставив одну неизрасходованную пулю в правом ТТ. Последние три пули попадали уже в труп, который лежал в пару метрах от южных камышовых тростников. Убитая Привольновым дворняга, не переставая, маячила перед глазами Рустама, так же, как кости расстрелянных, что она глодала.

– Чисто, – деловито отметил Щегловский.

Ночь скрывала белое как смерть лицо Рустама. Он еще не совсем вникал в то, что ему пришлось убить человека. Невидимая грань осталась позади.

– Сворачиваемся, – скомандовал Щегловский. – Мамедов, Рзаев, Афрасиаб, собирайте трупы в дом.

Отрешенным взглядом Рустам смотрел, как двое энкэвэдэшников поднимали с земли, как брошенное наспех полено, убитого им человека. За руки и за ноги и в топку.

– В первый раз? Привыкнешь, – рука Юсифова коснулась плеча Керими. Рустам сделал нервное движение, чтобы освободиться от ненужных советов, как ему переживать случившееся. Он никогда не рвался в спецорганы, чтобы привыкать к собственноручным казням. Большевики научили его и этому. Что еще оставалось? Научиться не только убивать, но еще пытать, предавать, лицемерить. Что же, все еще впереди. Найдутся новые учителя, которые привьют ему и эти качества. Только будет ли он себя считать человеком после этого?

– Хазырды*, сартиб, – крикнул Афрасиаб, бросив внутрь дома, который несколько минут тому назад был узилищем советского дипломата, тело последнего убитого. Он облил дом со всех сторон бензином и ждал приказа его поджечь. Однако точный выстрел в лоб опрокинул его на землю, прямо перед самим домом. Спички в кармане остались целыми. Все посмотрели в сторону Керими, который держал пистолет на вытянутой руке.

– Последняя, – сухо произнес Керими.

– Зачем ты это сделал? – грозно спросил Юсифов.

– Афрасиаб – тебризский сука. Приходилось встречаться по работе. Это по его наводке меня схватили.

– Его нельзя было убивать.

– Ты же говорил мне о невидимой черте, которую надо проходить, чтобы выжить. Достаточно ее пройти раз, чтобы тебе было все равно, сколько раз стрелять в своих врагов.

– Его нельзя было убивать, – злобно повторил Юсифов.

– Что, сегодня день постный?