Восточный ковер

Телохранители с прислугой удалились, оставив шаха наедине с премьером.

– Завтра русские и английские войска войдут в Тегеран, Ваше Величество, – послышался плавный, равномерный голос Форуги.

– Вы пришли сказать мне то, что я знаю и без вас, или вы думаете, что я совсем не обладаю достоверной информацией? – спокойно парировал Пехлеви.

– У меня никогда не было сомнений в том, что вы обладаете всей полнотой власти в стране, а следовательно, и всей необходимой информацией. Я пришел сюда не как доносчик и не как ваш враг. Мой визит к вам заключается в том, чтобы спасти Иран от расчленения, а также и вас, шахиншах.

– Вы хотите меня спасти, Форуги? – грустно усмехнулся правитель, игравший до этого судьбами граждан Ирана. Он сам казнил и миловал. Он – самый богатый человек страны и самый крупный землевладелец. И теперь этот толстый, бородатый масон в огромных очках говорит о том, что он способен его спасти?!

– Глубоко убежден, Ваше Величество, – Форуги не был сконфужен усмешкой монарха, понимая, что это всего лишь агония власти, – что судьба страны беспокоит вас не меньше, чем всех остальных добропорядочных граждан Ирана. Поэтому во избежание хаоса и анархии вы должны подписать документ об отречении. Это единственный верный шаг, Ваше Величество, в противном случае я не могу ручаться за вашу жизнь.

– А если я подпишу, то вы станете моим личным телохранителем?

– Сейчас не время для шуток, – беспристрастно парировал Форуги. – Отречение поможет стабилизации положения в стране, которая разъедается вирусом сепаратизма. Мы должны ее излечить, шахиншах. Россия и Англия не хотят видеть на иранском троне человека, сотрудничающего с Гитлером. Это их требование. Вы уже не можете диктовать им условия. Сейчас они управляют Ираном, и мы не в силах оказать им сопротивление. Мы обязаны действовать так, чтобы Иран вышел из этого катастрофического положения с наименьшим ущербом, и когда-нибудь обрел свою былую мощь.

– Каковы условия отречения?

– Вы отрекаетесь от престола в пользу вашего сына, и вам гарантируется жизнь.

Первого января 1926 года Реза-шах официально объявил наследником своего старшего сына. Реза-шах не мог тогда предположить, что его насильно скинут с трона, освобождая место его же отпрыску – Мухаммеду Реза Пехлеви.

– Союзники не против его восшествия на престол. Это спасет страну, вас, а династия Пехлеви продолжит править Ираном, как вы и мечтали, – продолжал между тем премьер.

– У него нет достаточного опыта, чтобы управлять государством! – раздраженно вскрикнул шах.

– Когда вы надели корону, вы тоже были молоды, – не отставал Форуги. – Еще не стоит забывать, что Мухаммед Реза принимал участие в заседаниях кабинета и исполнял обязанности военного министра.

В действительности Ахмед Нахичевани, занимавший пост военного министра, был помощником наследника, а не наоборот, как должно было быть в системе государственного правления.

– Если Мухаммед Реза смог справиться делами военного министерства, – продолжал премьер, – он сможет достойно править всей страной.

– Вы верите в гарантии моей неприкосновенности? – спросил Реза-шах. Наследному монарху, даже за мгновение до отречения, не пристало задавать таких вопросов, но Реза Максим не был наследным монархом. И в решающий момент он позволил себе начать торг о собственной жизни, хотя понимал, что слова уже ничего не изменят. – На меня не раз совершали покушения, когда я был шахом. Если я перестану им быть, это только раззадорит аппетит моих врагов.

– Вам разрешат покинуть пределы Ирана и эмигрировать в любую страну, готовую предоставить вам политическое убежище. Союзники не будут чинить препятствия на пути вашего отъезда. Это обговорено, – заверил его Форуги.

Шах тяжело дышал. Ему было трудно смириться с поражением. Сладкое бремя власти ускользало из твердых рук монарха. Горькие реалии будущего рисовались Реза-шаху в строках его любимого поэта.

Обычай мира древнего таков:
Мы в мире тайн не видим берегов.
Тигр в камышах, огромный кит в пучине,
И лев могучий – властелин пустыни,
И муравей, и мошка – все должны
Уйти в свой срок, – пред смертью все равны.

16 сентября 1941 года основатель династии Пехлеви отказался от трона в пользу своего старшего сына от второго брака. Позднее он эмигрирует на остров Маврикий, а потом переедет в Южную Африку, в город Йоханнесбург, где и умрет летом 1944 года в возрасте 66 лет, шепча перед смертью «Шахнаме» Фирдоуси. Любимый поэт Реза Пехлеви еще за тысячи лет до смерти своего почитателя словно предсказал смерть бывшего монарха Персии:

Вот жизнь прошла, мне шестьдесят шестой,
Не надо мне гоняться за тщетой.

Форуги вышел из дворца, встретив у машины красноречивый взгляд Сохейли.

– Мы получили временную передышку, агайи* Сохейли, – Форуги не улыбался, хотя на лице премьера явственно читалось, чем закончились переговоры с шахом. – Надеюсь, что мы сможем спасти Иран.

* * *

17 сентября, через день после отречения Реза-шаха, в Тегеран вошла Красная Армия, а на следующее утро к ней присоединились и английские войска. Под гул танков и бряцание чужого оружия молодой наследник официально восходил на престол Ирана. Мухаммед Реза торжественно обещал в Меджлисе уважать Конституцию, следовать ее статьям и управлять страной в соответствии с законами, принимаемыми Меджлисом. Начиналась новая эра в истории Ирана: период новых интриг, отставок, казней и массового кровопролития. Британия и СССР завершили первый этап лицемерного союза. Английский лев и русский медведь начертили себе ареалы проживания, изобилующие сытной пищей. Где-то высоко в небе парил американский орел, тоже высматривая себе теплое местечко. Каждый из них желал не останавливаться на достигнутом и готовился расширять завоеванный ареал. А это зависело не только от силы лап, цепкости когтей, крепости клыков или остроты клюва. Порой в силу вступала изворотливость и умение долгое время находиться в засаде. Когда более сильный охотится, слабый должен довольствоваться объедками или просто пятиться в старые леса. И ждать своего часа.

Глава 11

Клуб Дзержинского в Баку был заполнен до отказа. Партработники, писатели, поэты, опытные хозяйственники, чекисты, военные – здесь собрались те, кого сегодня назвали бы политической и творческой элитой Азербайджана. Большинству из них вскоре предстояло оказаться по другую сторону советско-иранской границы. Это было закрытое заседание, на котором присутствовали участники будущих событий в Южном Азербайджане. С напутственной речью перед ними выступал первый секретарь ЦК КП(б) Мир Джафар Багиров. Силуэт в темно-сером костюме возвышался над трибуной, а взгляд охватывал все пространство зала, хотя казалось, что он смотрит в одну и ту же точку. Свет отражался в стеклах его очков, придавая лицу первого секретаря еще более грозный вид.

– Товарищи, – негромким голосом начал Багиров. Все было слышно даже без микрофона – такая тишина стояла в зале. Но затем голос его зазвучал громче и мощнее. – Наша Родина переживает нелегкие времена. Три месяца, как доблестная Красная Армия во главе с великим Сталиным борется против немецко-фашистских захватчиков. Вся страна мобилизована на борьбу с беспощадным агрессором, и наша республика не исключение. Народ Азербайджана, не покладая рук, трудится во имя достижения победы в этой трудной борьбе. Наши нефтяники днем и ночью не покидают буровые. Каждый третий советский танк и каждый пятый самолет работают на нефти, которую добывают наши нефтяники. Азербайджанские бойцы воюют плечом к плечу вместе со своими братьями по оружию из других союзных республик нашей необъятной Отчизны. Но надо помнить и другое. К нашему родному Азербайджану тянет свои кровавые щупальца Гитлер, а нашу столицу подают на стол в виде торта с «нефтяной подливкой». Только пусть знают фашисты, что наш город ему не достанется, какие бы усилия к этому не прилагали немцы и их жалкие приспешники, которые превратили свои страны в гнездо фашизма! – гремел голос первого секретаря. – Крайне неблагоприятное положение сложилось на советско-иранской границе, – перешел он к главному вопросу. – Немецкие шпионы планировали совершать диверсии в непосредственной близости от наших нефтяных промыслов, пытаясь тем самым обескровить армию Советского Союза. Врагам был дан отпор. Красная Армия, с целью защиты наших южных рубежей и ссылаясь на советско-иранский договор от 1921 г., вошла на территорию Южного Азербайджана, обезопасив тем самым наши нефтяные промыслы и очистив от шпионов исторические азербайджанские города Тебриз, Ардебиль, Дильман, Марага, Салмас, Урмия. Рабочие и крестьяне Южного Азербайджана давно ждали Красную Армию, чтобы она вызволила их из железных шахских клешней. Несмотря на то, что Советский Союз ведет беспощадную борьбу с немецко-фашистскими войсками на подступах к Москве, руководством нашего государства было приказано использовать силу в отношении иранской армии. Мы обязаны помочь нашим братьям в Южном Азербайджане в этот исторический момент. Азербайджан снова может стать единым, и для этой цели присутствие одной армии недостаточно. Мы должны вести просветительскую работу в области науки, искусства, образования, здравоохранения. Для этой цели будет мобилизована и направлена в Иран большая группа азербайджанских работников. Главой этой группы назначается товарищ Азиз Мамедкерим оглу Алиев. Он также назначен членом военного совета 47-й армии, размещенной в городе Тебризе. Зачитываю приказ, полученный из Москвы. Глаза первого секретаря устремились в текст: «Все командированные товарищи должны руководствоваться указаниями секретаря ЦК КП(б) Азербайджана и члена военного совета Азиза Алиева. Комиссары и военно-политические органы не могут вмешиваться в дела «группы Азиза Алиева» и не могут командовать ею. В то же время командированные не могут вмешиваться в военные дела и не могут давать указания военного характера». – Багиров снова перевел взгляд в зал. – В первом отряде мы посылаем 500 человек, но очень скоро число мобилизованных товарищей достигнет трех тысяч человек. Это очень ответственная и почетная задача, и если вы с ней справитесь, то это будет большая заслуга перед азербайджанским народом. Вы осуществите вековую мечту разделенного народа. Вы соедините разбитые сердца, любовь, чувства. Это вопрос чести, верности и любви.

Часть II

Глава 1

    Баку-Решт. Сентябрь 1941.

Паром Баку-Решт отправился в свой очередной рейс рано утром 21 сентярбря. Он увозил в Иран первую группу политработников из состава той первой иранской миссии, которую потом назовут «миссией Азиза Алиева». Вместе с ними отправлялся на юг и сам Азиз Алиев. Прислонившись к борту, он смотрел на пенистый кильватер, оставляемый паромом на глади безмятежного, прохладного Каспия. Временами к судну подлетали чайки, но чем дальше уходил паром от родных берегов в море, тем меньше становилось этих белых птиц. В какой-то момент они исчезли из виду совсем, так же, как уходят за горизонт родные берега. Алиев был в штатском: легкий синий костюм, белая рубашка без галстука, шляпа, черные ботинки. В кармане пиджака небольшой черный блокнот с крохотным карандашом для оперативных записей. Военная форма находилась в чемодане. Ее Алиев наденет уже в самом Иране. Здесь же, на палубе, небольшими группами по два, по три человека стояли у борта парома другие участники миссии. Несмотря на то, что многие из работников были заядлыми курильщиками, в этот утренний час они отдавали предпочтение чистому морскому воздуху. Там, где будет действовать «бакинская миссия», дыма будет куда больше, чем утренней прохлады. А пока члены миссии вполголоса обсуждали, что их ждет на новом месте, чем придется заниматься. Уже было известно, что большая часть первой группы из пятисот человек будет командирована в Южный Азербайджан, в основном города Тебриз и Ардебиль, остальные – человек по десять-двадцать – в другие регионы Северного Ирана, для ведения просветительской работы среди населения. Некоторые члены отправятся в столицу Ирана, поддерживая тем не менее оперативную связь между Тегераном и Тебризом. В числе последних оказался и Рустам Керими.

Молодого человека, который стоял у борта парома, уперев подбородок в ладони, Азиз Алиев заприметил сразу. Личные дела политработников он изучил тщательно, что позволяло знать в лицо всех.

– Керими, – негромко позвал Алиев. – Можно будет вас на минуту?

– Доброе утро, Азиз муаллим, – бледная синева под глазами Рустама свидетельствовала о бессонной ночи, что казалось вполне естественным и обычным в такой ситуации.

– Доброе, коль не шутите, – Алиев потянулся к боковому карману пиджака и достал оттуда блокнот. Быстро черкнув карандашом, он вырвал лист и протянул Рустаму. – Запомнили?

– Одни цифры.

– Точно. Заучите их до момента нашего прибытия, а потом порвите и выбросьте в море. Мои оперативные данные, на которые вам придется периодически посылать информацию, – блокнот ушел обратно в карман.

Рустам прочел, деловито покачивая головой.

– Вид у вас задумчивый. Решил спросить, как себя чувствуете, так сказать, перед боевым крещением?

– Постараюсь не ударить лицом в грязь, – по-военному отрапортовал Керими. – Больше полугода меня муштруют. Даже с завязанными глазами научили стрелять, только не знаю для чего это надо в моей дипслужбе.

– Муштруют, значит, надо. Скучали, наверное, по дому в Тебризе?

– Уже нет, – честно признался Рустам. – Двадцать лет, как покинул Тебриз, родной дом, близких. За это время все забывается и теряет смысл.

– Читал ваше личное дело. Интересная у вас судьба. Признаться, вы меня приятно удивили. Столько взлетов и падений, а вы продолжали работать, несмотря на молодой возраст. Многие умудренные опытом жизни люди ломались, а вы тем не менее не сдались. Похвально.

– У меня не было выхода. Я должен был воспитывать детей.

– Знаю. Ежовский указ от 38-го многим семьям жизнь разбил. Три тысячи депортированных иранских подданных, арестованных более двух тысяч, ваша семья в их числе. – Алиев обладал всей необходимой информацией об иранских эмигрантах и, главное, не боялся давать оценки указам. – И самое страшное, что никаких шансов на спасение, пока Ежов был наркомом. Хорошо, что возникла потребность многих из них вернуть из ссылок и тюрем. Хочу вам напомнить, Рустам, что ЦК КП(б) Азербайджана сыграл в этом немалую роль. Мы подняли вопрос перед Москвой о необходимости привлечения иранских подданных к операции в Южном Азербайджане. Указывали на необоснованность указа бывшего наркома НКВД Ежова и о пользе, которую иранские товарищи могут оказать нашей работе на территории Ирана. Мир Джафар Аббасович сам лично говорил об этом с товарищем Сталиным и получил добро. Скажу честно, это был нелегкий шаг. А этот страшный карлик Ежов, как выяснилось, сам был врагом народа.