Темь. В поисках истины

– Будем надеяться, – вздохнул бывший скинхед. – Но чую, что тяжелого вооружения мы лишаемся.

– Не кручинься! – бодро сказал ему Никитич, наоборот, посвежевший после рейда по зимним карельским лесам. – У нас теперь ента… квохта… выросла, однако, а значит, мочить будем супостата, как полагается.

– В туалете мочить? – ехидно спросил Леха. – Развелось в стране мочильщиков… На нашу голову… Ни вздохнуть, ни какнуть. Только им все можно, а нам ничего нельзя…

– Кончай базар, – прекратил начинающуюся дискуссию Митромир. – У каждого свой участок борьбы с Темными. А у светлейшего свои дела. Нас он не оставит.

Радегаст благосклонно взмахнул золотистой бородкой, отдал честь и исчез в ослепительной вспышке.

– Апчхи! – донеслось напоследок.

– И вам того же… – буркнул несносный Леха. – А пивом так и не угостил. Жмот.

Похоже, отставной скинхед не испытывал ни малейшего почтения к древним богам, чем заслужил отповедь Митромира.

– Тысячелетия люди древней Руси поклонялись Радегасту, Мокоше, Ладе, Велесу и другим божествам, – поучал он Леху, пока все собирались в дальнейший путь, свертывая лагерь. – Это были их покровители, которые помогали и в хозяйстве, и в битвах, потому что человечество было беспомощным… Маги, выросшие до уровня богов, осознавали свою ответственность вместе с ростом своей силы, находили консенсус с такими же магами других народов и вместе пасли человечество. А ты, смертный, без должного почтения относишься к ним, являя свое невежество…

– А кто Радегаст по национальности, а? – прервал его неисправимый Леха. – Че-то не пойму я… Вроде рыжий, а физия какая-то не наша. Если пшек какой-нибудь или чухонец, то почему я его уважать должен?

– Дурак ты, Леха, – с досадой сказал Митромир. – Разве дело в физии? Как ты не поймешь… У богов нет национальности!

– Ну да, – вредно ответствовал отставной скинхед. – А вот Будда, к примеру, где-то в Азиях родился – значит, не наш!

– Тьфу, – плюнул раздраженный Митромир. – Вот обличьем ты вроде как человек, а в натуре – ну просто тролль. Если бы не вытащил тогда Анта из той истории – никогда бы тебя с нами не взял!

– Да ладно, ладно, – примирительно отвечал Леха. – Я ведь только словами, а по мордам теперь чужих не трогаю… И вообще я крещеный, и ты меня со своими богами не трожь. Берись-ка лучше вон за тот угол палатки и заворачивай сюда…

Лехина наглость была непробиваемой, и боевой маг, кряхтя и вздыхая, помогал ему сворачивать палатку.

Когда низкое северное солнце приподнялось над горизонтом, поляна была пуста, и над ней воцарилась тишина. Лишь долгое время спустя зашевелились кусты, и из них показалась голова существа, которое было известно ушедшим путешественникам, как шишига Хухрик. Его зеленый шишковатый нос, освобожденный от паучьей бородавки, а следовательно, и демонского обличья, пошевелился и шмыгнул.

– Ндяк, – сказал сам себе Хухрик. – Хрюнди ухехрили… А мне куда? Но тока не к хадам и хехлам. И-эх! Лягушатки мои, лягушатки… И хде вы теперь квандучите? – присел на пень и, обхватив морщинистую зеленую голову лапами, глубоко задумался.

Посторонний сказал бы, что на пне застыла чудом сохранившаяся большая засохшая коряга, присыпанная снегом. Она, однако, изредка шевелилась и издавала горестные стоны.

– Не простят мне хрюнди, не простят, – бормотнула, наконец, коряга. – Базлаю чистомочно… По моей вине в присухе были. Может, отхехлюсь чендово этим…

Хухрик, вытянув неимоверно длинную лапу, выволок из кустов какую-то металлическую штуковину, взвалил ее на загорбок и неожиданно бесшумно исчез в чаще. Лишь напоследок оттуда донесся тяжкий вздох, взволновавший шапки снега на лапах сумрачной ели.

***

Лишь через день пути, когда все чаще стали попадаться гранитные глыбы и увалы среди болот, Митромир, водя носом, оптимистично сообщил, что экспедиция приближается к точке перехода.

– А там и «Веселая берлога»! – довольно потер ручки Никитич.

И пояснил очень заинтересованному Лехе, что содержит эту берлогу его давний знакомый по домовьим и лешачьим делам Варсонофий Мусатеевич, очень разудалый малый, поднявшийся из простых домовых-овинников.

– Знамо дело, – авторитетно рассуждал дед, – без того, чтобы на лапу дать, тут не обошлось, как на Руси водится. Потряс мошной перед лешачками местными, что закон в ентих местах держат. А как же! Да русалочек, бывало, к ним задарма направлял… Зато теперь – хозяин.

– Это когда ты у него в гостях успел побывать? – ехидно сощурилась Весняна.

– Ну… – запыхтел Никитич. – В гостях, может, и не бывал, мы годков эдак с полсотни не видались. Но добрым слухом земля живет, однако! Где тебе, неразумной, понять… Зато он у меня в гостях в Питер-граде был. А потому в долгу передо мной, во как! – и хвастливо распушил бороду поверх шубы и комбинезона.

– Откуда же тогда знаешь, что берлога недалеко? – продолжала допрашивать Весняна. – И что она рядом с точкой перехода?

– Думаешь, у одного Митромира нюх магический есть? – обиделся дед. – Да я в лесах тутошних как дома! И он сам рассказывал, что недалеко от берлоги его проход в мир иной, куда прародители наши ушли. Молодо-зелено, однако…

– Варсонофий… как его… – силился запомнить Леха. – Мухреевич, что ли? Опять нерусь какая-то, блин…

– Мусатеевич! – раздраженно рявкнул дед. – Варс можешь звать… Как все зовут. Ну, есть у него в предках кто-то из шаманов то ли сибирских, то ли татарских, дак был бы хозяин хороший! А вот ежели в твоих гениталиях покопаться, то еще, небось, и армяна какого найдешь! – и важно надулся: мол, мы тоже словеса знаем.

Ответом ему был дружный хохот.

– Ты хотел сказать: в генах покопаться? – спросил Митромир, вытирая слезы.

– А есть разность? – смущенно спросил Никитич.

– Если вдуматься, это близкие понятия, – разъяснил маг под несмолкающий хохот. – Но все же в гениталиях копаться не советую. Особенно в чужих…

– Хватит, хватит! – пресекла общее веселье Весняна. – Тоже мне, знатоки. Не забывайте, что девушка с вами – и очень стеснительная.

Маг сделал изящный полупоклон и, фыркнув, поспешно удалился вперед, под сень ближайших сосен.

– Уа-ха-ха! – раздалось оттуда. Митромир в предвкушении окончания нелегкого пути явно был в приподнятом настроении.

– А ты не обижайся, дед, – примирительно сказала Весняна насупившемуся Никитичу. – Просто этот маг забыл, как плавал в твоем супе.

– Хы! – произнес Никитич, и его борода распахнулась надвое в ехиднейшей ухмылке. – Супнабор, понимашь… С гениталиями…

Однако ближе к обеду шутливый градус экспедиции стал постепенно падать.

– Эх, в баньку бы… – ворчал Антон, перебираясь с одного скользкого валуна на другой и проваливаясь в ямы, наполненные снежной жижей. – В берлогах есть бани, а, Никитич?

Дед сердито отмалчивался и на пару с Митромиром водил носом. Перед ними продолжал тянуться нескончаемый лес, прорезаемый замерзшими речушками, болотами и озерами. Зима облегчала путь, но преподносила сюрпризы в виде обжигающего ветра, неожиданных незамерзающих промоин, сугробов и обледенелых скал, буреломов, которые приходилось обходить.

Ладога осталась где-то справа. По большой дуге обошли очередной город, стоящий на ее берегу. Леха было возопил о пиве, узрев городские дымы в низком снежном небе, но Митромир на жалость не поддался.

– Там гнездо порока, – сурово заявил он. – Едут туда новобогатеи, чтобы развлечься, много девиц развратных… Жадность и злоба чувствуются, силы темные. И самое главное – недалеко от того острова, где ты видел свет… Вот так и соседствуют. Нам там не место. Терпи.

На удивление, Леха смирился и даже не стал бурчать. Замерзшая экспедиция вновь углубилась в лес, подальше от торных путей.

Однако и тут ей не было покоя. В самых красивых местах, где было хоть какое-то подобие дорог, оставались следы туристического разгула – наспех сколоченные столы и помосты, кучи мусора, которые не смог закрыть даже глубокий снег, искалеченные деревья, красноречиво свидетельствовавшие о попытках использовать их на дрова. На зимниках ревели лесовозы, волоча с браконьерских делянок древесину, в лесу раздавались матюги дровосеков… Обходить все эти препятствия помогало лишь искусство Никитича. Дед словно нюхом чуял присутствие людей и уводил группу подальше от них, игнорируя вопли путешественников, до сих пор не привыкших к суровой кочевой жизни.

Ближе к вечеру окончательно вымотанные и вымокшие путники повалились навзничь на очередной лесной лужайке прямо в снег, у подножия громадного гранитного увала. Леха даже перестал поминать о пиве, что свидетельствовало о крайней степени его истощения. Личико Весняны осунулось, а в темной бородке Митромира прочно обосновались просмоленные иголки хвои.

– Никитич, ты точно выдерживал направление? – вредно спросил маг, пытаясь выдрать эти иголки. – Тебя с толку сбить не могли?

Никитич обидчиво взъерошил бороду, чудом остающуюся пышной.