Мост Серафина. Хроники отвергнутых территорий

– Скажи, я пришлю кодированное разрешение в течении пяти минут. И скажи ему, Дори знает, что делать.

– Тебя там все равно зовут…, – показала она пальцем в сторону «резерфорда». – Не пойдешь?

– Нет, пусть отключается. Я скоро перезвоню.»

Я лежал на сиденье как куча тряпья.

Безучастно смотрел вперед

И цедил остатки Россо.

Горлышко бутылки громыхало по зубам.

Я тогда начал говорить.

Сначала медленно, будто сам с собой.

Глотка полная слез и Россомарша

поглощала мои слова через одно.

Но я старался, боже, как я старался…

Протокол Наследования. Я не думал, что буду давать разрешение на Протокол. Все дело в том, что после четырех лет аналитики полуденной активности сферы Томпсона – Квикампуа мы столкнулись с проблемой анализа накопленных данных, понимаешь? Вычислительные мощности наши уже не справлялись, приходилось запрашивать помощь Института.

Я даже помню большой кусок моего отчета, прости мою научную заумь, но я освежу память:

«При выборе модели поверхности КO принимались во внимание два основных требования :

1. Обьеденение и сохранение в модели поверхности основных черт, присущих поверхностям большинства реальных КО

2: Минимизация времени вычисления.

Для этого был проведен анализ существующих и перспективных КО показавший, что около 63 процентов КО имеют поверхность, близкую к циллиндрической,…так, вот еще «…результаты дальнейших расчетов показали, что среднеквадратические отклонения индиткатрисы силы излучения таких КО от индикатрисы силы излучения цилиндра D2, h3 во всех рассмотренных случаях не превышали 5 процентов.»

Короче, мы просто коллекционировали помехи. А помех полуденное Серафиново облако могло давать, сама понимаешь… Так вот, станция «Речная» которую я поставил на перекрестке дорог Ференц – Марса-эль – Брега, поворот реки, давала нам возможность анализировать истинные траектории. Но для этого требовался человек-оператор. Лишь живая аналитика человека в реальном времени позволяла отслеживать приоритет целей для анализа. Тысячу лет мы тренировали наш синтетический интелект, он выполнял нам такие задачи, на которые нам бы пришлось потратить миллионы лет. Но в анализе сферы Томпсона синтетический интеллект не дал нам какого – либо прироста. Я доказал преимущество использования синаптических связей при анализе перед комиссией института. Из Министерства Нейрофизиологи и нейрохимии мне выдали необходимую структуру, близкую к структуре человеческого мозга. Все было, но не было человека. Не просто человека, а человека имевшего навык работы с траекториями активности сферы Томпсона! Надо было, чтобы этот человек при жизни работтал с этими траекториями, уж он то точно видел и мог различить пунктир и белый шум. Только пунктир Серафина идет по углам Эйлера, понимаешь? И потом все равно выходит на ось симметрии. Только человек может увидеть ось симметрии Серафинова облака в любое время, потому что он знает:

Ось симметрии совпадает с направлением на центр небесного тела.

Ось симметрии совпадает с направлением на центр светила.

Синтетический интеллект отказывался видеть симметрию в сфере Томпсона, кто бы мог подумать. Он сразу путался в углах Эйлера и начинал создавать собственные ложные траектории. То что он нам выдавал за ось симметрии было просто ложным вектором. Он просто не мог понять, что это типовая орбитально- геометрическая ситация и обычная оптимизация материалов наблюдения! И все! А несчастная моя станция «Речная» с выбросом маяков в тропосферу давала весь аналитический материал. Наверное, он так и не понял как пишут стихи своей кровью, за минуту до смерти, в последний предутренний час во сне. Он просто не понимает… что симметрия – владычица стихов… он не понимает, что ангелы говорят верлибром! Ясно тебе, малышка, сладкая моя растяпа?

Нужен был только человек! И вот он появился. Такой ценой, что не пожелаешь врагу.»

Материалы допроса Агнессы Донораты Кармен Казановы Сегри де Гиз Ивваран.

Сектор Ниневия. 28 ноября 2998 г. Инспекция Труда и Социальной Занятости.

(продолжение, запись фоновая)

«Он говорил и говорил, а я молча вела „резерфорд“ через облака пыли, не понимая ни слова. Он просто выговаривался, глотал Россо и взамен выплевывал мне обьяснения работы станции Речная. И ты знаешь, много лет спустя случилось так, что мне пришлось понять все его обьяснения. Понять до последней запятой, до последней цифры. Но совсем в других обстоятельствах…»

22 часа до начала мятежа

Агнесса молча вела машину и километров пятнадцать мы проехали без приключений. Я даже задремал, но очередная кочка на дороге вышибла из меня сон, я кашлянул и проснулся. Червь из багровой пыли остался западней и теперь с каждым километром из дымки низких облаков все ясней проступали очертания Орбитального Ниневийского Лифта. Когда смотришь на него отсюда, кажется, что весь этот мир подвешен на тонкой черной бечевке и кто-то там, на страшной высоте держит другой конец. Сейчас лифт работал без остановки. По всем линиям бежали огоньки грузовых платформ. Половина вверх, половина вниз.

– Там, наверху «Штефан Прайд» на бункеровке, и еще «Maria Ariada» – показала пальцем Агнесса в потолок салона. – Лифт загружен по полной… Если остановиться невдалеке, вся степь будет гудеть под ногами и ворочаться..урыыы… уррыыы..уррры… Это двигатели лифта компенсируют и положение верхней точки, ну той, которая на орбите.

– Ты профессор по орбитальным лифтам! – слабо улыбнулся я. – Вообще, выглядит это все даже отсюда… титанически. Какие-то нечеловеческие размеры.

– Ага! Начиная с пяти километров там такой рев стоит, и, что самое интересное, от вибрации на метр от земли висит такая мелкая пыльная дымка. Вот на метр… не больше не меньше.. как потолок. Мы мелкие туда бегали… ползали под ней… Будто такой подвал на километры вперед… с рыжим потолком. Долго там не выдержишь, башка отвалиться, да и лифтовая охрана нас прогоняла. Одним овцам все равно. Они там пасутся. Там серафиновая трава шибко жирная.

– А у вас что, кроме овец, никакого скота в Ниневии?

– Никакого. Никто так и не прижился. Ни коровы. Ни лошади, ни козы.. Всех-то везли в генетических заготовках. Чеснок зато попер! У нас лучший чеснок в Новой Испании! Для фармацевтики его берут кучами. И овечья шерсть. И этот, само собой, минерал… как его.

– Толдерит…

– Вооо… Короче, живем, Карлос!

– Я не Карлос.

– Да это я так, для смеха…

– Значит, тебе здесь нравится?

– Не, ну а что? – она вздохнула. – Вообще-то не нравится. Видеть не могу эту деревню. Да и страшновато мне тут стало. В дурдоме два раза сидела. Меня Монки отправлял на лечение.

– Да ну!

– Ага! Из – за Рыжего..Ну Серафина. Облака этого.

– Ты его даже так называешь? Рыжим? А почему Рыжий?

– Несколько раз он появлялся передо мной. Говорил всякое. Рыжий – потому что у него огненные волосы, просто костер какой-то на голове.

Я осторожно закрутил крышку фляги и сел поудобней. Начинается…

– Как обычный человек?

– Ну нет. На самом деле, в фокусе он никогда не показывается. Такое ощущение, будто смотришь в донце перевернутой бутылки. Он всегда где-то сбоку. На него прямо глядеть невозможно, глаза свернешь… Он мне даже как-то сказал- не старайся, не получится.

– Ну и о чем ты с ним говоришь?

– Да так… Я его научила читать и считать на «федералес». Читала ему книги всякие, он сам просил. Потом придумали ему день рождения, тоже просил. Говорит, у тебя есть, а у меня нет, тоже хочу…

– Ну и когда у него… именины?